— Я не терплю, Афанасий Егорович, — сказал Бочаров. — Мне здесь очень нравится.
Колчин хоть и кивнул, соглашаясь, но все же огляделся — хмурое небо, мрачные домишки, пирамидальные тополя без листьев, серое кирпичное здание школы… Да что тут им всем нравится?! Непонятно…
— Петр Андреевич, — повернулся он к Засядько, — давай к делу. Где мой зять?
— Дома, Афанасий Егорович. Сейчас поедем к ним, а потом… у нас стол накрыт для дорогого гостя, в доме у Марины.
— Есть на чем ехать?
— Да, выбирайте, что вам больше подходит — «мерседес», «вольво»…
— Черт побери! «Мерседесов» у меня и дома навалом! Я же в деревню приехал… а, да, в станицу! У вас тут обычные «Жигули» есть? Давно не ездил.
— Есть, — шагнула вперед Саманта. — Если не возражаете — прошу к моей машине, Афанасий Егорович.
— Вот это да! — довольно усмехнулся Колчин. — С такой девушкой я буду чувствовать себя в полной безопасности. Ну, веди, Саманта. — Он повернулся к Агееву: — Гена, а ты выбирай, чего там у них имеется, я еду с Самантой.
Агеев быстро переговорил с Засядько, побежал к «вольво» Пастухова. Лена решила ехать в машине Федора. Вскоре странный кортеж помчался по улицам станицы — впереди «Волга» мэра, за ней «Жигули»-«десятка» Саманты с дорогим гостем, следом — «вольво» с Агеевым и Авдюшкиным, а за ними все прочие машины местных начальников, более крутые, нежели передние.
У ворот дома Недосекиных кортеж остановился. Хозяева уже ждали дорогих гостей возле калитки. Трое — Ксения Сергеевна, Владимир Владимирович и Нинка. Засядько скомандовал всем остальным ехать к Марине и там ждать, нечего тут торчать, мешать деликатным, понимаешь ли, разговорам. Остались только Саманта в своей машине и Агеев без машины, но Марина обещала прислать «мерседес» за Недосекиными. Когда Колчин с дочкой ушли в дом, Саманта вышла из машины, Агеев подошел к ней.
— Привет, коллега, — с улыбкой сказал он. — Ты что, правда москвичка?
— Правдее не бывает, коллега.
— Ну и как тебе тут? Честно, без дураков. Я-то сам с Кубани, армавирец… бывший. Как ты решилась перебраться в станицу?
— Меня зовут Саманта.
— Извини… Геннадий, Гена. — Агеев взял ее руку, чмокнул в запястье. — Но я не верю, что такое возможно.
— Могу объяснить, но только если ты кое-что объяснишь мне тоже. Про ситуацию со Славиком.
— Что могу — конечно.
— И что не можешь — тоже, свои люди. Так вот. Москва, однокомнатная квартира. Мать — журналистка, но не такая, чтобы квартиру купить. Гости — американцы, англичане, арабы, спать приходится на кухне. Но я профессионал, есть работа, за которую неплохо платят.
— Могла бы снять квартиру.
— А здесь — большой дом со всеми городскими удобствами, ванная с джакузи, родная дочка и двое… нет, вру, трое детей, все родные и любимые, чудные детишки. Муж — директор школы, самый уважаемый человек в станице. Начальников тут много, но уважают по-настоящему только Макса. Его мать — жена Засядько. Марина — моя лучшая подруга и начальник, я теперь ее охраняю и получаю столько же, сколько в Москве у Барсукова. Остальное можешь домыслить.
— Ну дела-а… — только и смог произнести Агеев.
— Я уж не говорю о качестве еды, чистом воздухе и собственном огороде. О рыбалке и шашлыках. О винограде над головой летом и цветущих садах весной. Это же сказка!
Агеев согласно кивнул. Если так, чего ж тут странного? Немало москвичек согласились бы жить в станицах на таких условиях. Но теперь нужно было рассказывать о том, что творилось в Туле и Москве в последнюю неделю.
Колчин остановился в прихожей, огляделся, одобрительно кивнул:
— Хороший дом. Я успел заметить, люди тут неплохо живут, это приятно, так сказать. Ну так где ж наш главный герой, а?
— Он куда-то вышел, скоро будет, Афанасий Егорович, — смущенно ответила Ксения Сергеевна. — Может, пока что по рюмочке?
— Это можно. Только… мы ведь еще на свадьбе условились, что будем на ты, верно, Ксеня, Володя? А я — Афоня, дурацкое имя, да еще и фильм такой есть, но что поделаешь! Ну ладно, подождем Славу, по рюмочке выпьем. Дочка, ты как? Давай садись за стол.
— Спасибо, но я бы хотела посмотреть на комнату Славика… — робко пробормотала Лена. — Он мне рассказывал…
— Пойдем, я тебе все покажу, — сказала Нинка.
Взяла Лену под руку и повела в комнату брата.
— Красавица растет, а, Володя? — спросил Колчин, усаживаясь за стол.
На столе красовались бутылка водки и немудреные станичные закуски — сырокопченый окорок, солонина, домашняя колбаса, да и местная «Докторская» производства мясного цеха при свиноферме Батистова тоже присутствовала. Ну и, разумеется, соленые огурцы, маринованные баклажаны, чеснок маринованный, даже соленый арбуз.
— Не спорю, Афанасий, — сказал Владимир Владимирович. — Извини, Афоней тебя называть не могу, не соответствует… ну, сам понимаешь.
Ксения Сергеевна наполнила тарелку гостя закусками, хозяин дома налил в рюмки водку.
— Афанасий, ты хоть бы рассказал, что ж у вас там случилось? — спросила Ксения Сергеевна.
— Вот придет ваш охламон, все расскажу, Ксеня. Ну, давайте выпьем за наших детей!
Лена с опаской вошла в комнату, посмотрела по сторонам. Вот здесь он, значит, живет… Да нормальная комната, тепло, у них тут печка так установлена, что все три комнаты обогревает сразу. Кровать, письменный стол, плакаты на стене… А она почему-то думала, что если живет в деревне, то есть в станице, так они все в одной комнате спят, тесно… Охо-хо, что же родители ей не объяснили в детстве, что и в… станицах люди живут вполне нормально? Видела тульские и подмосковные деревни из окна папиной машины, все там убого и бедно, так ей казалось. Потому и про Славика думала — облагодетельствовала, куда он теперь денется? Не прямо так думала, но где-то в глубине души сидела эта мысль. Ошибалась!
— Нин, а где он есть? — спросила она, присаживаясь на кровать Славика.
— Да откуда ж я знаю? Ленка, ты только не думай чего такого. У нас, конечно, бабы уши навострили, но он никуда не ходил, только к Бочаровым, ну и к Марине его приглашали, там вся московская мафия собралась, пирушку устроили в честь него. А так — дома сидел, даже гулять вечером не выходил. А дружки прямо-таки тучами вились вокруг двора и туда приглашали, и еще куда… У нас тут даже проститутки есть, но Славик всем говорил, что готовится к экзаменам.
Нинка помнила, какой доброй, веселой и щедрой была в Москве Лена, и теперь всецело сочувствовала ей. Да и важно было дружить с этой богатой дамой, что-то сделать, чтобы помочь ей и вернуть брата в Москву. Она ж сама туда поедет, как только летом окончит школу, ну вот и будет на кого опереться.
Лена еще раз осмотрела комнату, всхлипнула, не в силах сдержать рыдания.
— Нин, я ничем не виновата перед ним, понимаешь? — сквозь слезы сказала она. — Я не изменила, просто… сдуру пошла в ресторан с Осмоловским…
— Ух ты, это режиссер, который ведет шоу?
— Нет, его сын, идиот. Я была на записи этого шоу — чушь какая-то.
— Кла-асс! — с восхищением сказала Нинка, но тут же приняла серьезный вид. Важная гостья-то плакала!
— Где он может быть, Нина?
Нинка тяжело вздохнула, этот вопрос разом убил ее восторг от общения с такой девушкой, которая была на съемках шоу самого Осмоловского.
— Лен, вот слушай меня внимательно. Он тебя любит, точно. Переживал сильно, только виду не подавал. А сейчас… наверное, куда-то ушел. Не хочет вот так, при всех разбираться, понимаешь?
Лена повалилась головой на подушку Славика, громко зарыдала. Минуты две плакала, орошая слезами его подушку и вдыхая знакомый запах его волос, а потом уставилась влажными глазами на Нинку:
— И что же нам делать, Нин?
— Я знаю, Лена, доверься мне. Мы должны найти его.
— А как?
— Пойдем и найдем, я, кажется, догадываюсь, где он может прятаться. Только никто другой об этом знать не должен.
— Пошли прямо сейчас.