Его слова то и дело прерывались рыданиями, и следует признать, что этот некрасивый и несчастный человек заслуживал сострадания.

— Ага! — сказала Марго, нечувствительная ни к чему, кроме своей любви. — За два года ваши взгляды значительно исправились. В противном случае вы бы, наверное, все рассказали моему мужу.

— Это потому, что я люблю вас сильнее прежнего! — воскликнул он.

Но и этот трогательный, полный искренности голос нимало не тронул ее. Марго улыбнулась и, пожав плечами, вышла из комнаты. С этой минуты несчастный Мулине невольно примкнул к партии врагов своего господина.

В то время, когда случилось вышеописанное происшествие, Паскуаль, полностью доверявший своей жене, занимался тщательным исполнением предписанных ему доктором рекомендаций, необходимых для поправки здоровья, да и Марго, со своей стороны, никогда не была столь предупредительна с ним. Муж считал ее любезность вполне искренней, не допуская мысли, что этим она желала лишь усыпить его внимание.

В свою очередь, и Фурбис не терял времени даром. Сначала он явился, чтобы дать несколько полезных советов относительно устройства конюшен. Затем, становясь все более и более любезным с Паскуалем, быстро сумел заслужить его расположение и начал ездить довольно часто: навещал больного, чтобы развлечь его, сообщал ему местные новости, играл с ним в карты и скоро стал ему просто необходим. Мало-помалу все в доме привыкли к Фурбису. Паскуаль уже не мог обойтись без него. Он с удовольствием слушал его рассказы, смеялся шуткам и во всем следовал его советам. Скоро Фурбис мог оставаться целые дни на ферме, нимало не стесняясь и имея тысячу уважительных причин видеть Марго.

Однажды Паскуаль, почувствовав себя несколько лучше, изъявил желание поехать вместе с Фурбисом на торги в Карпантре. Утром они вместе выехали из Нового Бастида в карете фермера с намерением вернуться к вечеру того же дня. Но усталость так сильно повлияла на Паскуаля, что на обратном пути он почувствовал себя сильно ослабевшим. Фурбис остановился с ним в гостинице, взяв номер на ночь. Уложив его в постель, он вышел.

— Я должен непременно вернуться в Горд сегодня же вечером, — обратился он к хозяину гостиницы. — Передайте моему товарищу, что завтра утром ему вышлют лошадей.

И, не простившись с Паскуалем, он отправился к Марго.

Подобного рода случаи нередко повторялись в первые месяцы их преступной связи. Казалось, все благоприятствовало им. Однако как-то раз вечером, Марго едва не выдала себя из-за неосторожности.

Фурбис ужинал на ферме, где в то же время гостил Фредерик Борель. За столом все были очень веселы. После ужина хозяин предложил сыграть в ландскнехт.

Фурбис, привыкший к этой игре в среде своих товарищей, познакомил с ней Паскуаля, которому игра очень понравилась.

— Кстати, вы мне остались должны в последний раз, — обратился к нему Фурбис.

Принесли карты. Марго и Фредерик Борель также приняли участие в игре. Марго проигрывала, горячилась и, несмотря на то что ставки были невелики, скоро опустошила свой кошелек. Настала очередь метать Паскуалю, и он несколько раз бил карты трех своих партнеров.

— Ва-банк! — воскликнула Марго, теряя всякую надежду отыграться.

В банке находилось шесть франков. Паскуаль начал метать карты. Марго сидела напротив своего мужа, между двоюродным братом и любовником; опираясь локтем на стол, она лихорадочным взглядом следила за игрой. Глаза ее блестели, губы были плотно сжаты. Она ждала. Паскуаль выиграл.

— Теперь в банке двенадцать франков, — сказал он.

— Ва-банк! — снова вскрикнула Марго и, обращаясь к Фурбису, прибавила: — Одолжи мне денег, я проигралась.

При этих словах, сказанных столь неожиданно, Фурбис смутился. Фредерик посмотрел на Паскуаля, фермер удивленно уставился на свою жену. Мулине, случайно вошедший в комнату, остановился пораженный.

— Что ты себе позволяешь? — обратился Паскуаль к Марго.

— Я совсем не понимаю что говорю, — ответила она. — Я хотела сказать это Фредерику, господин Фурбис должен извинить меня. Я не буду больше играть, у меня голова идет кругом…

Она поспешно вышла из-за стола и отправилась в комнату, чтобы прийти в себя от охватившего ее смущения. Скоро с игроками простился и Фурбис. Он сделал вид, что уходит домой, а между тем отправился к Марго. Едва он успел войти в ее комнату, как она бросилась к нему на шею и со слезами на глазах проговорила:

— Прости меня, я чуть было не выдала нашей тайны. Я проклинаю себя за неосторожность, но это положение становится просто невыносимым. Ах, почему я не твоя жена?

Фурбис не отвечал, но слова Марго глубоко врезались ему в сердце, и с этой минуты он не переставал думать о них.

На другой день Фредерик Борель, ночевавший на ферме, отправляясь утром домой, встретил Мулине.

— Как вы можете объяснить вчерашнюю фразу Марго к Фурбису? — спросил он.

— Весьма просто, — ответил Мулине. — Она хотела со своей просьбой обратиться к вам, но ошиблась. Только и всего.

Объясняя таким образом ее неосторожный поступок, он держал слово, данное Марго, — защищать ее везде и всюду.

— Однако так ошибаться все-таки довольно странно, — заметил Фредерик.

— Может быть, это странно для вас, я же, со своей стороны, не нахожу здесь ничего особенного.

Несмотря на то что все это было высказано самым спокойным и убедительным тоном, Фредерик остался при своем мнении. Это происшествие крепко засело у него в голове, и из него-то впоследствии и развилось подозрение.

Паскуаль оставался совершенно спокоен. Он верил жене и слова, сказанные ею в горячности, оставил безо всякого внимания. Он заметно поправился: силы его окрепли, лицо не имело уже прежнего болезненного вида, и глазам возвратилась их обычная живость.

— Это вам и заботам моей жены я обязан своим выздоровлением, — говорил он, обращаясь к Фурбису.

Марго и Фурбис по-прежнему продолжали встречаться. Никогда прежде Марго не была более привлекательна. Казалось, она только и жила для Фурбиса, только и мечтала о нем, на ласки же своего законного мужа отвечала, проклиная себя. Но ни одним неосторожным жестом она не выдала себя, боясь обнаружить свою связь.

Одного она не могла скрыть в себе — это ревности к жене Фурбиса, и однажды, когда любовник объявил Марго, что ему надо съездить по делам с Бригиттой, Марго заметила ему:

— Как счастлива она, имея возможность везде бывать с тобой. Она отнимает тебя у меня! Я завидую ей.

Фурбис старался успокоить Марго, приводя ей немало доказательств своей любви.

— Напрасно ты волнуешься, — говорил он, — я вовсе не люблю ее.

— Ты клянешься мне в этом?

— Конечно.

— Хорошо! — воскликнула она. — Дай мне слово, что ты не поедешь с ней вдвоем. Я не хочу, чтобы она оставалась наедине с тобой. Возьми с собой детей, пожалуйста, прошу тебя.

Он обещал ей исполнить это желание. На другой день Марго пошла на дорогу и успокоилась только тогда, когда мимо нее проехал шарабан, в котором действительно сидел Фурбис с женой и детьми.

Это была первая их разлука; с тех пор как она узнала его, не проходило и дня, чтобы они не виделись. Марго не могла победить охватившую ее тоску, несмотря на то что Фурбис прислал ей записку через Вальбро. Это послание, еще более усилившее страсть Марго, кончалось следующими словами: «Сожги письмо». Марго прочитала письмо несколько раз, покрывая его поцелуями, затем разорвала на мелкие кусочки и медленно, один за другим, бросила их в камин, поцеловав еще раз каждый из них, прежде чем предать огню. В свою очередь, и она послала Фурбису следующий ответ: «Не думаю, дорогой мой, чтобы я когда-нибудь могла позабыть тебя. Я слишком сильно тебя люблю, и тебе никогда не испытать такой любви, как моя. В течение этих двух дней глаза мои не высыхают от слез, твое отсутствие тяжело для меня. К тому же я содрогаюсь от одной только мысли, что нам придется когда-нибудь расстаться. Я была бы не в силах вынести эту потерю и умерла бы от тоски. Многое еще хотелось бы передать тебе, но не могу более писать: мысли путаются в голове. Возвращайся, возвращайся скорее, я с ума сойду, дожидаясь тебя…»