Все эти предосторожности покажутся отнюдь не лишними, если допустить, что иногда случалось перевозить от 400 до 500 преступников, которые при малейшей неосторожности со стороны конвоя не преминули бы воспользоваться удобным случаем для осуществления своих непозволительных замыслов, тем более что все каторжники, перевозимые из Рошфора, как только попадали на корабль, освобождались от кандалов.

Наказанием за проступки во время плавания было заключение в трюм и удары пеньковым тросом. Несчастного, приговоренного к этому последнему наказанию, привязывали к скамье, причем исполнять наказание должен был один из его спутников, такой же каторжник. Те, кто отличился хорошим поведением и послушанием во время каторжных работ в Тулоне, допускались на корабле к некоторым работам, за что получали иногда, как и солдаты, порцию вина.

Эти правила были одинаково обязательны как для мужчин, так и для женщин, но на этот раз на «Кацике» были только женщины, поэтому правила не соблюдались столь строго. Офицеры и экипаж сочувствовали несчастным и потому смотрели сквозь пальцы на нарушения дисциплины. Благодаря этому заключенным позволялось проводить большую часть дня на палубе, если погода благоприятствовала этому и не производилось обучения команды.

Тогда Мулине подходил к Марго и подолгу с ней беседовал. Этот простой, необразованный крестьянин обращался с женщиной в высшей степени деликатно. Он ни разу не упомянул ни о прошедшем, ни о совершенных ею преступлениях, ни об ее ошибках; он, казалось, позабыл имена Фредерика Бореля, Вальбро, Паскуаля, Фурбиса. Он не вспоминал Горд, Фонбланш, суд присяжных, Монпелье. Казалось, Марго была новой знакомой, с которой он впервые встретился на корабле и немедленно в нее влюбился. Он пытался заинтересовать ее тем краем, куда она переселялась, и рассказывал ей подробности местной жизни, которые ему удавалось узнать. Только изредка, когда тишина моря располагала его к откровенности, он решался говорить ей о своей преданности и обожании.

Она молча слушала, не перебивая его, не сводя глаз с глади моря. Мулине ничего не желал более, он был счастлив и не жалел об оставленном им материке, не тяготясь продолжительностью плавания.

Но были у него и тяжелые минуты. Женщина, подобная Марго, не могла оставаться незамеченной. Ее красота, начавшая было разрушаться в стенах тюрьмы Монпелье, возрождалась на чистом воздухе, под ласковыми лучами солнца. Она оживилась, глаза ее обрели прежний блеск, губы стали яркими, и под грубым корсажем заметно обрисовывались изящные формы ее тела. Когда она выходила на палубу, офицеры останавливались, любуясь ею, и перешептывались между собой.

Сначала строгие приказания командира судна не позволяли им подходить к прекрасной арестантке, но жизнь в море так однообразна, воздух так возбуждающе свеж, испарения моря производят столь сильное действие на воображение, что скоро некоторые из офицеров решились нарушить правила дисциплины, чтобы поближе познакомиться с Марго. Что из этого вышло? После первой же любезности, сказанной одним из них Марго, она остановила его вечером, при закате солнца:

— Я понимаю, милостивый государь, что вы обо мне самого дурного мнения. Трудно допустить иное, но я ваша пленница, сжальтесь над моим несчастьем и не делайте моего положения еще более несносным, третируя меня подобным обращением.

Молодой человек был тронут этими словами и удалился, упрекая себя за бестактное поведение. А его товарищи? Имели ли они больший успех у Марго? Они не решались обращаться к ней, узнав о ее скромности, и скоро между офицерами возникло немало домыслов по ее поводу. Несмотря на это, один из молодых людей, находившийся второй год на службе, красивый собой и гордый своим происхождением, был остановлен командиром в ту минуту, когда он пытался пройти в помещение арестованных. Шел ли он на свидание или только хотел испытать свое счастье? Без всяких разбирательств его посадили на восемь дней под арест. Все на судне заключили, что предметом этой отчаянной попытки была Марго.

По скорости хода «Кацик» принадлежал к худшим судам французского флота: при попутном ветре на всех парах он делал восемь узлов, когда скорость других судов доходила до двенадцати. Правда, «Кацик» редко шел под парами. Транспортные суда смешанной системы из экономии идут под парами только в мертвый штиль или при встречном ветре. Пассажиры, переселенцы в особенности, привыкшие к жизни на материке, немало страдали от столь медленного плавания.

Наконец, по прошествии сорока двух дней они пристали к островам Спасения, служившим аванпостом французских владений. На следующий день переселенцы вышли в устье реки Мароны, отделяющей Французскую Гвиану от Голландской. Скоро они прибыли в Сент-Луи, где их под конвоем отвели в помещения, находящиеся в ведении сестер милосердия ордена святого Иосифа Шартрского.

В окрестностях Кайенны, главного города Французской Гвианы, и на прилегающих к ней островах много лет тому назад построили исправительные дома, куда за редким исключением ссылаются преступники, осужденные более чем на восьмигодовой срок каторжной работы. По закону человек, прибывший в колонию, не имеет уже более права оставить ее. В зависимости от степени виновности их размещают или на островах в бухте Кайенны, или же в небольших селениях, вмещающих по 30 человек, причем им дается земля, которую они должны возделывать под руководством морских офицеров.

Для каторжников жизнь в подобных исправительных заведениях гораздо спокойнее, чем во Франции. Они наслаждаются полной свободой, и при хорошем поведении продолжительность их осуждения может быть значительно сокращена. По истечении срока работ они получают полную свободу, причем им дается надел земли, дом с полной обстановкой и содержание в течение двух лет. Благодаря этому человек, отверженный своим отечеством, делается свободным колонистом, пользующимся покровительством и расположением местных властей, получает право выписать к себе жену и семейство или же женится, если представит средства к существованию.

Тут нередко можно встретить преступника, в котором еще теплятся следы нравственной испорченности, но уже заметно исправившегося. Люди, изгоняемые из Франции, где, может быть, общее презрение побудило бы их на новые преступления, здесь прилежно трудятся, стремясь достигнуть благосостояния и уважения в обществе. Англичане опередили в этом случае французов, и Катана является не более как подражанием Ботани-Бей.

Благодаря подобным колониям для преступников Франция избавляется от тех зловредных общественных элементов, которые, оставаясь на материке, могли вновь стать опасны. С другой стороны, учитывая разрушительное действие на организм климата Гвианы, легко могло бы случиться, что при недостатке рабочих рук существование колоний сделалось бы невозможным, если бы население не пополнялось новыми переселенцами.

Три года тому назад правительство оказалось в затруднительном положении: в колонии сильно сказывался недостаток в женщинах, так что получившие свободу каторжники не имели возможности жениться. Тогда во Франции во всех исправительных домах и в тюрьмах девушкам и молодым женщинам было сделано предложение переселиться в Гвиану.

Нашлось громадное число желающих, решившихся ехать. С этой целью были устроены два дома в устьях Мароны: один в Сент-Лоране, другой в Сент-Луи, где уже поселилось немало получивших свободу каторжников. Несколько лет последующие партии переселяющихся женщин направлялись именно в эти местности. Марго, как мы уже видели, также прибыла в Сент-Лоран.

В четыре часа утра ее разбудил звон колокола. Она прошла вместе со своими спутницами в часовню, откуда после короткой молитвы ее отправили в мастерскую, где шились платье для осужденных. С 10 до 16 часов, во время самой сильной жары, они освобождались от работы. С 16 часов снова начинались работы, которые продолжались вплоть до ужина, после него немедленно ложились спать.