«Вот и прекрасно», — подумал Фурбис, слушая несвязную речь фермера.

Хозяин гостиницы, подавая счет, несколько удивился, увидав Паскуаля в таком состоянии.

— Ничего! — ответил Фурбис. — Прежде чем доедем до дома, все пройдет. Пожалуй, мы вернемся в Новый Бастид — лучше уж в другой раз приедем в Кавальон. Помогите мне посадить его в повозку.

Едва Паскуаль успел усесться на подушки, как немедленно заснул крепким сном.

— Ну, теперь остается вытолкнуть его из повозки, а затем переехать.

Взяв вожжи в одну руку, он схватил Паскуаля за плечо с намерением вытолкнуть его вперед головой, но фермер крепко вжался в подушки и не проснулся от дремоты, охватившей его после выпитого вина. Это спасло его. Три раза пытался Фурбис вытолкнуть Паскуаля из коляски, и всякий раз без успеха.

В отчаянии Фурбис остановил лошадь и выскочил сам на дорогу, чтобы удобнее было стащить на землю своего спутника и затем переехать его. Но едва лишь успел он взяться за плечи Паскуаля, как лошадь, не чувствуя над собой правящей руки, бросилась вперед с такой скоростью, что торговец несколько минут стоял, не понимая, что случилось. Опомнившись, он бросился в погоню за убежавшей лошадью. Нагнав ее, он не мог уже более решиться на исполнение своего замысла: тишина поля наводила на него какой-то инстинктивный страх, им овладело то же чувство, какое и в тот раз, когда он стоял у постели Паскуаля.

— Нет, не могу, — повторял он, как и тогда, и, заняв свое место в повозке возле Паскуаля, который между тем продолжал спать, Фурбис отправился на ферму, проклиная себя за слабость.

Все это время Марго находилась в напряженном состоянии, она считала мгновения, ожидая их возвращения. Чуть ли не каждую минуту подходила она к окну в надежде увидать Фурбиса и узнать побыстрее результат их поездки.

Вдруг на дороге послышался стук экипажа, и через несколько минут во двор въехала повозка Фурбиса. С быстротой молнии бросилась Марго навстречу и, одним взглядом окинув Паскуаля, поняла, что он жив. Она не сказала ни слова, но ее взгляд, брошенный на Фурбиса, был полон горьких упреков.

— Он захмелел, — заметил Фурбис с участием, — его надо уложить.

Марго позвала Мулине, оба мужчины отнесли Паскуаля в постель.

— Не следовало так сильно поить больного человека, — заметил Мулине.

Марго была в отчаянии, и весь гнев ее обрушился на Мулине, которому она самым суровым тоном приказала замолчать. Но он все-таки продолжал:

— Если я и решился заметить это, то лишь потому, что ведь он так легко мог и умереть.

Эти слова несколько утешили гнев Марго. Она подошла к кровати Паскуаля и стала наблюдать за действием выпитого им вина. Около часу она ожидала его пробуждения. Наконец, Паскуаль проснулся.

— Где я? — спросил фермер.

— Дома, хозяин, — ответил Мулине. — Но пока не говорите много. Вам сейчас принесут чаю.

При этих словах Марго вышла из комнаты, спустилась на кухню и велела в своем присутствии приготовить чай, чтобы самой отнести его мужу. По вечерам он пил обыкновенно чай несколько раз и почти всегда в последнее время жаловался на дурной вкус, вызывавший тошноту. Но и на этот раз отрава не произвела на Паскуаля своего губительного воздействия.

После стольких неудачных попыток, отчасти побуждаемый своей любовницей, отчасти желая скорее окончить дело, Фурбис решился на крайнюю меру. Однажды ночью, находясь у Марго, он сообщил ей о своем последнем решении.

— Яд совсем не действует на твоего мужа, — сказал он, — а у меня самого не хватает духу ни задушить, ни раздавить его. Но я убью его иначе: одного выстрела будет достаточно, чтобы избавиться от него.

При этих словах Марго воскликнула:

— Несчастный! Хорошо ли ты обдумал все? Посуди только: шум от выстрела, наконец, кровь — разве все это не может выдать тебя? И почему ты не утопил его в Воклюзе?

— Потому что всякий раз, как только я касался его, мне становилось страшно. Я умею обращаться с ружьем и уверен, что рука у меня не дрогнет.

— В этом я не сомневаюсь, — согласилась Марго, — но сам по себе выстрел может испугать меня. Подумай о нашем ребенке…

— Я предупрежу тебя, прежде чем стану стрелять, так что тебе не о чем беспокоиться. Наконец, — прибавил он, — я требую, чтобы это было так.

Все это Фурбис говорил таким повелительным тоном, что Марго не смела возражать ему: она стала его рабой.

— Через восемь дней Рождество. Я приду сюда вечером и покончу с этим.

— У тебя есть ружье? — спросила Марго.

— Я куплю его завтра в Авиньоне.

— Будь осторожен, умоляю, мой милый. Если тебя заметят с этим оружием…

— Никто не заметит.

— Пожалуйста, хотя бы не покупай порох и пули: это может выдать тебя. Я знаю, где хранится у нас порох, и достану тебе его.

— А пули?

— Вместо пули возьми бубенчик от сбруи.

Это были последние слова в их разговоре, затем они расстались, рассчитывая встретиться не ранее того дня, когда все должно решиться.

На неделе Фурбис, находясь под влиянием лихорадки от задуманного преступления, съездил в Авиньон и купил ружье. Марго переслала ему с Вальбро порох. От последней Фурбис до сих пор скрывал свое окончательное решение, и теперь напрасно она пыталась отговорить его от подобного преступления.

— Будьте спокойны, все удастся как нельзя лучше.

Он проговорил эти слова твердым голосом, вполне уверенный в себе, чем и успокоил Вальбро. Она знала торговца как человека, который, раз решившись на что-либо, сумеет добиться своей цели.

Накануне Рождества, утром, Паскуаль отправил Мулине в Фонбланш пригласить Фурбиса на ужин, который, следуя обычаю, должен быть состояться в тот же вечер. Фурбис велел передать Паскуалю свою горячую признательность, но приехать к нему отказался, сославшись на то, что хочет провести этот вечер в своем семействе. Действительно, он ужинал дома, и ужин его прошел довольно скучно благодаря присутствию Вальбро, которую Фурбис пригласил с особым намерением — он знал, какое отвращение питает его жена к этой старой нищенке. В восемь часов все встали из-за стола, выпито было немало вина.

Вальбро сильно сожалела о намерении Фурбиса. Но, поскольку приближалось то время, когда ему нужно было сдержать свое обещание, данное Марго, он был готов на все. Завернувшись в широкий плащ, он, уходя, сказал жене:

— Если кто-нибудь будет меня спрашивать, скажи, что я в трактире. Там меня могут найти в течение всего вечера. — И, обращаясь к Вальбро, прибавил: — Идем, старуха.

Они вышли. Фурбис зашел в конюшню, взял заряженное ружье, спрятанное в соломе, и тщательно скрыл его под плащом, затем он присоединился к Вальбро, и они отправились на ферму Новый Бастид. Оставшись одна, Бригитта горько плакала о своей жалкой судьбе. В это время каждая семья собиралась в своем доме, везде был праздник, последний из слуг и тот веселился за одним столом со своими хозяевами. Ей же, всеми покинутой, не способной даже в детях найти достаточное утешение, приходилось в эту торжественную ночь оставаться одной со своими тяжелыми мыслями, рисовавшими ей будущее в грустных и мрачных тонах.

Фурбис и Вальбро шли очень быстро и скоро миновали дорогу от Фонбланша к Новому Бастиду. Они шли окольным путем, чтобы не проходить через Горд. Всю дорогу они не проронили ни слова, и никто не попался им навстречу.

Погруженный в свои размышления, Фурбис был доволен, что его не отвлекают. Что касается Вальбро, то она, выпив довольно много за ужином, должна была постоянно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться о камни.

Когда они подошли к ферме, Фурбис остановился. Вальбро последовала его примеру. Приблизившись к старухе, торговец посмотрел ей прямо в глаза и, положив одну руку на плечо, а другой придерживая ружье, проговорил:

— Будь со мной откровенна, если это возможно. Ты очень пьяна?

— Я-то пьяна? — возразила старуха, гордо приосанившись. — С чего ты взял? Может быть, у меня глаза посоловели, иногда бывает, что ноги отказываются служить, но голова — голова всегда остается в порядке.