После смерти Риваро эта врожденная порочность лишь возросла, и в настоящие минуты, ослепленная бешеной страстью, Марго мысленно устремилась к преступлению. Этим-то как нельзя лучше и сумел воспользоваться Фурбис для исполнения своих замыслов.

— Чтобы избавиться от Паскуаля, лучше всего отравить его. Это скорое и верное средство. Ты можешь положить ему яд в еду или напиток. У окружающих его смерть не вызовет подозрений.

Фурбис хорошо помнил советы Вальбро, но Марго не сразу согласилась на его предложение.

— Друг мой, непросто достать яду, употребить его и не попасть под подозрение. Впрочем, я обещала слушаться тебя во всем. Я уверена: если мы не избавимся от Паскуаля, мы погибнем. Существование этого человека невыносимо для меня, он мешает мне свободно любить тебя, но не лучше ли будет, если с мужем произойдет несчастный случай? Например, пригласив его с собой на торги, ты мог бы бросить его где-нибудь на дороге и переехать его экипажем. Или же, отправившись вместе к источнику Воклюз, столкнуть его прямо в воду. Кто решился бы тогда обвинить нас в чем-нибудь?

— Напротив, это было бы весьма нетрудно, — возразил Фурбис. — При малейшей же неудаче все может открыться.

— Но тебе-то это удастся.

— Почем знать? Подобные вещи не всегда делаются хладнокровно. Начнем с яда, ты согласна?

— Хорошо, приноси, я попробую.

С этими словам они расстались. Фурбис ушел, предупредив Марго, что будет у нее не ранее вечера следующего дня. Получив строгий наказ быть крайне осторожным, он решил открыто появляться на ферме не чаще раза в неделю. Известие это сильно опечалило Марго, ведь она не могла теперь постоянно видеть Фурбиса около себя, бо`льшую часть времени он должен был проводить далеко от нее. Но, приняв решение принести подобную жертву, она хотела ускорить этим столь желанную ею развязку, которая должна была стоить жизни ее мужу.

С этой минуты у Марго не было другой мысли. Даже во сне ей постоянно грезилось, что перед ней лежит неподвижный труп ее мужа, а возле — мертвое, холодное тело Бригитты, и Фурбис попирал ногой эти трупы, разлучавшие его с Марго; наконец, Фурбис соединился с ней неразрывными узами и прижимал ее к своей мужественной груди.

Прекрасное доселе лицо Марго приняло несколько мрачное выражение. Вокруг ее чудных голубых глаз, отличавшихся невыразимой прелестью и вовсе не выдававших порочности ее души, образовались легкие темные круги. Непроходящее напряжение сделало ее лицо до того серьезным, что за последнее время ее редко можно было видеть улыбающейся.

На следующий день, после того как Фурбис столь легко сделал ее сообщницей задуманного им преступления, Марго, как и всегда, вошла в комнату мужа. Каждое утро приходила она к его кровати справиться о здоровье, при этом муж всегда целовал ее в лоб. В этот же день, подойдя к нему, она так нежно обняла его и была так ласкова, что трудно было допустить, что человек этот уже обречен на погибель.

— Ну, как ты провел ночь? Хорошо ли спал? — спросила его Марго машинально.

Паскуаль обвил ее гибкую талию, привлек к себе и ответил:

— Теперь я поправлюсь, быстро поправлюсь: я пью, ем, сплю, гуляю совершенно как здоровый. Еще несколько дней — и я переберусь к тебе в комнату. Одна эта мысль возвращает мне силы, ведь я люблю тебя, мой друг, ты видишь это, и я слишком много страдал, будучи вынужден разлучиться с тобой. Но уже близко время, когда мы снова будем счастливы в нашем милом гнездышке.

Марго вздрогнула. Мысль, что Паскуаль снова будет близок к ней, станет ласкать и обнимать ее, — эта мысль ужаснула ее, и будущее начало представляться ей полным невыразимых страданий. Паскуаль продолжал:

— Разве ты не будешь счастлива, что у нас снова появилась возможность жить по-старому?

— О, конечно… — ответила Марго рассеянно.

— А как хороша, как сладка была та жизнь! — продолжал Паскуаль. — Наши долгие утренние и вечерние прогулки летом, а зимой — наши мирные, тихие вечера, и эти милые беседы, когда все говорило нам о любви… Неужели ты забыла?.. И, представь себе, все это снова наступит…

«Снова наступит!» — какие неосторожные слова, столь приятные для него и ужасные для Марго. Слова эти осуждали Паскуаля на смерть, они отнимали у него все его светлые надежды.

Несколько часов спустя, пересекая двор фермы, Марго увидела мужа возле колодца, здесь же стояла телега. Паскуаль находился в таком положении, что достаточно было одного незначительного движения, чтобы сбросить его в эту зияющую бездну, откуда не было уже возможности спастись.

У Марго вдруг блеснула дьявольская мысль. Осмотревшись, она заметила, что на дворе не было ни души: все рабочие ушли в поле, домашняя прислуга находилась внутри дома. Подобрав платье и вытянув вперед сжатые руки, Марго тихими, но твердыми шагами направилась к мужу, при этом она собрала все свои силы, возросшие в ней от нервного напряжения.

Она уже приблизилась к мужу, еще минута — и он бы погиб, но Паскуаль вдруг обернулся. К счастью, и Марго вовремя заметила его движение и, не потеряв ни малейшего присутствия духа, не опуская рук, нежно обняла его. Тронутый этой лаской, он привлек ее к своей груди.

— О, как мне хочется поцеловать тебя, — проговорил он и, обняв жену, направился с ней к дому.

— Дорого заплатишь ты за эти поцелуи, — проговорила она позже, оставшись одна и вытирая лицо.

В этот день она не хотела более встречаться с мужем и заперлась у себя в комнате. Поужинав в одиночестве, Паскуаль отправился в комнату и застал Марго полулежавшей в большом кресле с сильной головной болью. Марго попросила оставить ее в покое — она хотела остаться одна, чтобы иметь возможность лучше обдумать свое положение. Но и после долгих размышлений она не изменила своей решимости.

Марго ждала Фурбиса, который обещал ей прийти в эту ночь. Он всегда сдерживал слово. На этот раз Марго встретила его так, будто он вернулся из продолжительного и опасного путешествия, и тотчас же подробно передала ему все, что случилось в течение дня.

— Я думала уже, что все кончено, я почти касалась его. Еще шаг — и он был бы в пропасти, откуда едва ли вышел бы живым. К несчастью, он обернулся, и я вынуждена была обнять его. Обнять и — поцеловать! Но его поцелуи для меня хуже скверны…

Около полуночи Фурбис стал собираться, обещая быть не ранее чем через три дня.

— Это необходимо, — объяснил он, — я боюсь, как бы меня здесь не застали. И так уже все говорят о нас, хотят навредить нам, и только благоразумие может нас спасти. Постарайся перенести эту разлуку. Скоро наступит конец всем нашим лишениям: ты станешь моей женой, и мы не будем обязаны кому-либо давать отчет в наших действиях.

Марго не отвечала. В ее голове не укладывалось, почему она должна жить в разлуке с любимым человеком, когда другой, которого она ненавидела, жил тут же, с нею, вполне счастливый, считая себя любимым и имеющим полное право на ее ласки, когда лишь пожелает их. Подобные мысли занимали ее каждый раз при расставании с Фурбисом, и она забывала все безумные, страстные ласки, опечаленная его уходом.

Фурбис стоял около нее, готовый уйти. Он хотел было уже погасить лампу, отворить окно и спустить лестницу, по которой обыкновенно являлся на свидание, как вдруг Марго остановила его.

— Послушай, не уходи, — проговорила она. — Мой муж, я уверена, спит сейчас в своей комнате. Все в доме спят. Кончим скорее, если уж это необходимо. Никогда нам не представится более удобного случая.

— С уговором — без крови, — ответил он, — иначе все дело испорчено.

— Что ты за ребенок! Неужели ты думаешь, что я хочу нашей погибели? Иди за мной, и ты увидишь, как легко покончить со всеми нашими препятствиями. За меня будь спокоен, я не дрогну.

И, не дав ему возможности что-либо ответить, Марго схватила лампу, накрытую темным абажуром и бросавшую вокруг себя бледный зловещий свет, и пошла впереди Фурбиса, который машинально последовал за ней.

Без малейшего шума отворила Марго дверь своей комнаты, и вот они очутились в длинном коридоре, куда выходило две двери. Марго подошла к одной их них и осторожно взялась за ручку. Дверь отворилась, они вошли. Это была большая комната, в глубине которой стояла кровать с темным полотняным пологом. Марго сделала знак Фурбису, чтобы он остановился, затем, тихо подойдя к кровати, подняла лампу над головой, взглянула в лицо спавшего мужа и, возвратившись к своему любовнику, тихо проговорила: