Была минута, когда она сама хотела отравиться. «Но ведь тогда все кончится для меня», — подумала Марго. Две причины удерживали ее от рокового шага. Во-первых, жертвуя собой, она боялась своей смертью опечалить любимого ею человека; во-вторых, она боялась потерять свою красоту, если смерть не наступит мгновенно.

Наконец, Марго решилась. Каждый вечер, ложась в постель, Паскуаль выпивал чашку теплого успокоительного настоя, располагавшего ко сну. Однажды вечером, в обычное время, в его комнату вошла жена с дымящейся чашкой в руках.

Лицо Марго дышало ангельской чистотой. Она приближалась медленными, но твердыми шагами.

— Пей, — сказала она мужу.

Улыбаясь, он взял чашку и опустошил ее, не переводя дух.

— Однако это питье сегодня еще противнее, чем в предыдущие дни, — заметил он ей, возвращая чашку. — Я не стану пить его больше.

— Но доктор велел тебе еще несколько дней принимать это лекарство.

Паскуаль тяжело вздохнул и проговорил:

— Когда же, наконец, я избавлюсь от этих лекарств?

Придвинувшись к жене, он хотел было обнять ее.

— Ах! — вскрикнула она с нескрываемым ужасом. — Оставь меня.

— Что такое? Ты боишься меня? — удивился он. — Но ведь я так тебя люблю! Ты так хороша, моя Марго…

Между тем Марго попыталась поскорее уйти от него.

— Не уходи, — тихо увещевал ее муж, — именем ребенка, которого ты носишь под сердцем, прошу тебя, не уходи!

Марго была беременна уже несколько недель и из благоразумия вынуждена была известить его об этом. Вот это-то чувство в настоящее время и заставило ее покинуть мужа.

— Если не умрет он, то умру я, — сказала она себе, оставшись одна.

В течение пятнадцати дней Марго подливала Паскуалю в настой фосфорную воду, но Фурбис ошибся, понадеявшись на действие яда. Известно, что фосфор не растворяется в холодной воде. В этом случае вода лишь принимает вкус и запах фосфора, но действие яда оказывается столь слабым, что он лишь немного расстраивает желудок, как и произошло в настоящем случае. Здоровье несчастного Паскуаля снова пошатнулось, но не было ни одного серьезного симптома, который бы предвещал близкую его кончину. Марго была просто в отчаянии, что так долго не наступает желаемая развязка. К большому ее огорчению, Фурбис еще реже стал бывать на ферме. Правда, время от времени он приходил навестить Паскуаля и, когда тот упрекал его за редкие посещения, всегда объяснял их чрезмерной занятостью. Однажды Вальбро сказала Фурбису:

— Прислушайся к моим советам: где хочешь бывай, только не на ферме. Делай вид, что ты занят делами. По возможности чаще бывай в отъезде. Лишь в таком случае никто не посмеет обвинить тебя в смерти Паскуаля, если это случится.

Фурбис следовал ее советам, и Марго почти не встречалась с ним днем. Ночью же он приходил к ней иногда, да и то ненадолго. Марго невыносимо страдала от этих разлук, вызванных благоразумием: предоставленная самой себе, обремененная страшной обязанностью убить своего мужа, она не встречала вокруг себя никого, кто мог бы ободрить ее своими советами, и ей казалось, что Фурбис недостаточно помогает ей в исполнении этого чудовищного предприятия. Хоть он и присылал ей письма через Вальбро, которые она, по его приказанию, сжигала немедленно по прочтении, они не могли заменить ей присутствия Фурбиса. Поставленная в такое положение, Марго серьезно огорчалась. Свои письма она пересылала через Вальбро или Мулине; Фурбис, отдавая приказания уничтожать свои письма, сам, напротив, тщательно сберегал на всякий случай послания Марго.

«Милый мой супруг, — писала Марго (с этого времени она не называла его другим именем), — я начинаю беспокоиться. Я вижу, что действие яда слишком медленно, хотя действие первой бутылки, кажется, было сильнее последующих. Я не забыла ни одного из твоих советов, но, увы, не могу дождаться развязки. Что мне делать? Приказывай, я все исполню. Я решилась, и ничто не остановит меня теперь».

Фурбис постоянно побуждал ее закончить дело скорее, на что она отвечала ему:

«Я нахожусь все в том же положении. Я делаю все что могу, но ускорить смерть Паскуаля невозможно. Я в отчаянии. Ты не выходишь у меня из головы. Сегодня ночью я видела во сне, что ты обнимал меня. Мне в самом деле хотелось бы поскорее броситься в твои объятия и стать, наконец, твоей женой. Если бы ты хотел помочь мне, нашим мучениям скоро пришел бы конец. Мужчины обладают большим присутствием духа, чем женщины, и тебе ничего бы не стоило покончить с ним одним ударом».

Не так рассуждал Фурбис: он боялся быть замешанным в это дело и отказывался от использования сильных средств.

— Если не действует фосфорная вода, то употреби сам фосфор, — посоветовал он однажды ночью Марго.

Через несколько дней она написала ему:

«Добрый супруг мой! Я сделала то, что ты советовал. На первый раз я положила два кусочка фосфора в яичницу, но из этого ничего не вышло. На следующий день я положила четыре. Он заметил, что яичница пахнет серой, однако съел ее, и я не заметила особенного действия. Я не знаю, чем объяснить все это. Если бы ты помог мне, мы скорее бы достигли желаемых результатов. Я крайне несчастна. У меня нет возможности видеть тебя и говорить с тобой без опасения. В это воскресенье я собираюсь на обедню в Горде: это единственная наша возможность встретиться. Я нахожусь в постоянном волнении. Мрачные предчувствия мучают меня. В настоящую минуту, когда я пишу тебе это письмо, тоска гложет меня, и только твое присутствие могло бы развеять мои мрачные мысли».

Так прошло несколько недель. Однажды в воскресенье, при выходе из церкви, Фурбис незаметно передал Марго белый кристаллический порошок. Он велел ей растворить его в стакане воды. Это была сулема. Но Паскуаль продолжал жить, не ослабевая особенно, что заставляло сомневаться в действенности средств, которыми пытались загнать его в могилу. Марго, страстно желавшая поскорее избавиться от мужа, стала сама готовить ему обеды и однажды положила яд в его суп. Но едва Паскуаль взял ложку в рот, как тотчас же все выплюнул.

— В супе купорос, — заявил он.

Он не стал есть его и отдал собаке. Та понюхала и отошла прочь, не попробовав.

Тогда Фурбис прислал Марго два грамма опиума, который он испытал сначала на своей лошади. Марго несколько раз давала его мужу, но действие яда было ничтожно.

Таким образом, преступные замыслы этих негодяев не удавались, отчасти по их неопытности, отчасти потому, что вовремя были замечены самим Паскуалем. Сначала они верили в действие фосфорного раствора, но убедились в его бесполезности. Потом стали употреблять чистый фосфор, но пища, в которую его клали, опять-таки не приносила никакого вреда, кроме разве того, что издавала отвратительный запах. Наконец, они решились использовать опиум, но, не обладая умением приготовить его, не достигли никаких результатов. Лишь сулема могла произвести желанный эффект, но и ее присутствие было обнаружено.

Фурбис недоумевал, к какому средству еще прибегнуть. Он не знал никаких других ядов, кроме тех, что использовал при лечении лошадей. Что до Марго, то хотя она несколько и упала духом, но тем не менее продолжала свое дело: Паскуаль постоянно принимал яд. Его постель, его одежда, платки, белье, его пища, напитки — решительно все было пропитано губительными парами. У несчастного распухло, наконец, горло из-за отравленного воздуха, и уже три месяца он страдал от тяжкого расстройства своего здоровья. Он снова исхудал и стал таким же слабым, как и в предыдущем году.

— Вы заметили, как изменился хозяин? — спросил однажды Мулине у Марго.

— Да, прежняя болезнь снова мучает его, — ответила она.

Столь быстрая перемена была замечена всеми в деревне, но никто не мог понять настоящей причины. Однажды в Новый Бастид приехал Фредерик Борель и ужаснулся страдальческому выражению лица Паскуаля.

— У меня там, — пожаловался ему несчастный, указывая на грудь, — как будто все горит. Марго оказывает мне самую безграничную заботу, доктора окружают меня. Но никто не может ничего понять в моей болезни, тем не менее я чувствую, что она убьет меня, если не остановить ее развитие.