Они выражали интересы разных слоев власть имущих, их взгляды во многом расходились; зачастую они добивались прямо противоположных целей, порой враждовали, но в то же время прекрасно понимали, что в полной мере оценить как успехи, так и промахи друг друга могут только они сами. И вот по этой причине были рады каждому поводу для нового хода в своей бесконечной партии, где оба играли серыми фигурами. Поводы же предоставляла жизнь.
Их ожидания обмануты не были. Верный своим правилам, курфюрст сразу взялся за дело.
— Гершафтен! Все вы хорошо знакомы, так что в представлениях не нуждаетесь. Быть может, имеет смысл лишь напомнить, что начальника разведывательного отдела курфюрстенштаба зовут Ингер Алекс Ольховски. Этот скромный офицер не любит появляться на публике до такой степени, что его могли и подзабыть...
— ... зато его аппетиты никак не забудешь, — проворчал министр финансов.
Оберст, улыбаясь, встал и поклонился.
— ... но первое слово, — продолжил курфюрст, — я хочу предоставить начальнику курфюрстенштаба. Прошу, Джон Александрович.
Оберст-генерал Джон фон Грищенко был рослым, осанистым барином, столь типичным для Белого княжества Четырхов, что мог обходиться без паспорта. И манеры имел соответствующие, основательные. Он никогда не спешил, поэтому везде успевал, имел привычку говорить сжато и только по существу.
Подойдя к карте, у которой сутками раньше Бернар Второй излагал политическую географию Терраниса, начальник курфюрстенштаба повесил поверх нее свою собственную, густо испещренную знаками дислокации войск. Затем достал из кармана складную указку, выпил два глотка минеральной воды и солидно откашлялся.
— Господа! Рад доложить, что наступление ящеров остановлено вот здесь, — не оборачиваясь, генерал ткнул указкой в нижний край карты, — примерно в середине ущелья Алтын-Эмеле
— Браво, — отозвался канцлер. — Но каковы потери?
— Весьма существенные. Больше тысячи человек убитыми, ранеными, больными и пропавшими без вести. Седьмая дивизия лишилась почти трети своего состава, егерские эскадроны поредели. Но уже подошла восьмая дивизия, а в скором времени прибудет девятая. Фланги позиции сейчас уперты в снежные вершины, что исключает обход сколько-нибудь серьезными силами. Таким образом, за южное направление некоторое время можно не беспокоиться.
— А за северное? — спросил морской министр.
— Об этом доложит начальник Главного разведывательного управления.
Оберст Ольховски мимолетно улыбнулся. Флот всегда прежде всего интересовало северное направление, поскольку его главные базы находятся у границы с Муромом.
— А я же хочу сделать несколько предложений, — продолжил начальник курфюрстенштаба. — Во-первых, все три дивизии в ущелье следует свести в отдельный армейский корпус и ни в коем случае его не раздергивать. Как только ляжет снег, угроза со стороны ящеров исчезнет до следующего лета. Тогда все три наши дивизии следует перевести в Остланд и там компактно расположить за линией фортов на границе с Покаяной. Такой сильный резерв может очень пригодиться зимой. Быть может, даже решит судьбу кампании. Считаю, что возглавить этот корпус должен прекрасно себя проявивший командир седьмой дивизии Венсан де Шамбертен. Ходатайствую о присвоении ему звания генерал-лейтенанта, ваше высочество.
— Согласен.
— Три тысячи шестьсот талеров в год дополнительно, — сообщил Мамулер.
Но его реплику, как можно было и ожидать, оставили без внимания.
— Предлагаю также произвести оберста Кранке, командира семьдесят первого полка, в генералы пехоты и назначить командиром седьмой дивизии
— Позволю себе напомнить, — скрипуче сказал министр финансов, — что перед присвоением первого генеральского звания полагается полугодовой испытательный срок.
Курфюрст кивнул.
— Это верно. В уставе записано. Так что, Джон Александрович, назначайте пока Кранке исполняющим обязанности командира дивизии в прежнем чине.
— Оберст Алоиз Кранке лично водил свой полк в штыковую атаку, ваше высочество. Получил сабельную рану, но остался в строю. Его полк потерял четыреста восемнадцать человек убитыми, но не дал прорваться ящерам в самый критический момент.
— Я это знаю. — Курфюрст встал и прошелся по кабинету. — Но я знаю также о засаде, в которую генерал Шамбертен на редкость удачно посадил егерей и тем спас пехотинцев Кранке от уничтожения.
— Критическая ситуация сложилась не по вине командира полка.
— В любом случае устав есть устав, и не верховному главнокомандующему его нарушать. Однако мы можем сделать кое-что другое.
Курфюрст еще раз прошелся вдоль стола.
— Скажите, а чем вы хотите наградить оберста Кранке?
— Серебряным Крестом.
— Бронзовый уже есть?
— Нет, но...
— Понятно. Утверждаю. А еще как верховный главнокомандующий приказываю добавить к ордену именную шпагу. За получением почетного оружия явиться лично, как только позволят обстоятельства. Если же обстоятельства не позволят, я сам явлюсь. Надеюсь, это немного скрасит ожидание генеральских эполет?
— Замечательно, Бер... ваше высочество.
— Это еще не все. Приказываю переименовать семьдесят первый полк в «семьдесят первый гвардейский Его Высочества пехотный полк» с запретом расформирования части на все время существования Поммерна.
— На все время? — переспросил министр финансов.
— Dixi.
— Такого еще не было с момента создания курфюрстенвера, ваше высочество.
— Что ж, теперь будет. Давайте войдем в историю.
— А сколько стоит вхождение в историю? — осторожно продолжал интересоваться министр финансов.
— Не понимаю. Какая связь?
— Денежное довольствие семьдесят первого полка останется прежним?
Курфюрст удивленно поднял брови.
— Конрад, помилуйте, что проку в гвардейском мундире, если его карманы пусты?
— Так-то оно так, ваше высочество, но это еще триста семьдесят тысяч талеров в год. Не считая стоимости этих самых мундиров.
— Дорогой Конрад! Гвардия есть гвардия. На ней не экономят. И потом, мы сегодня еще и миллиона не спустили, а вы уже расстраиваетесь.
— Что, речь пойдет о миллионе? — упавшим голосом спросил Мамулер.
— Видите ли, при меньших расходах нет смысла собирать нашу кампанию, — царственно пояснил Бернар Второй.
С монархом, пусть даже и конституционным, много не поспоришь. Мамулер замолчал, с грустью ощупывая свою горемычную папку. Вероятно, пытался определить степень ее похудания. На курфюрста эта пантомима не подействовала. С редким бесчувствием Бернар Второй предложил послушать информацию о том, что же происходит на Севере. Чтобы немного развлечь министра финансов.
Главный шпион Поммерна без промедления занял место у карты
— Северное направление опасений пока не вызывает, — сразу заявил он. — По отчетам барона Обенауса Посольский Приказ Мурома к нам благосклонен, торговля идет успешно, а Думное Вече на днях даже выразило благодарность за досрочную постройку телеграфной линии Бауцен — Муром.
— Что поделывают стрелецкие рати? — поинтересовался канцлер.
— Остаются в местах постоянной дислокации, их численность увеличилась незначительно.
— А что поделывает муромский флот? — спросил морской министр.
— Отмечается концентрация боевых скампавеев и призыв матросов резерва. Официально это объясняется появлением нескольких кораблей Пресветлой Покаяны в устье Теклы.
— А в действительности?
— Действительных мыслей посадника Тихона никто не знает. Но скампавеи собираются значительно севернее Мурома. С другой стороны, покаянская эскадра представляет угрозу для нашего судоходства в не меньшей степени, чем для муромского. В этой ситуации посаднику нет никакого смысла с нами ссориться. Куда разумнее дружить. К тому же Тихону весьма не нравится загостившийся в Муроме фрегат «Обрат Симеон», принадлежащий только что упомянутой державе. В этой связи Тихон приглашает в гости один из боевых кораблей Поммерна. С дружественным визитом и не менее чем с тремя десятками пушек на борту.