— А ну, вон отсюда! Заприте двери, и чтобы ни один без моего приказа сюда шагу не ступил. Вы что, международного скандала захотели? Вон, все вон!

Около двух десятков стражников и несколько клерков в гражданском покинули помещение, плотно затворив за собой двери.

— Все в порядке. Мы не хотим проблем. Тириб сейчас придет. Только не волнуйтесь, — любезно принялся уговаривать нас оставшийся в одиночестве начальник.

— Да мы и не волнуемся, — я решил успокоить перепуганного чиновника. — И принц нам в общем-то без надобности.

Бедный мужик! На него без жалости невозможно было смотреть. Однако мы не могли позволить себе терять драгоценное время и ждать, пока он опомнится.

— К вам сегодня привели заключенных, — продолжил я. — Имею настоятельное предложение обменять их на вот эту вещицу. Чем быстрее, тем лучше. Для всех.

На стол лег перстень Тириба.

— Э-э-э-э-э… Я… у меня… — У хозяина тюрьмы появились первые признаки речи.

— Поторопитесь. Мы же не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал?

— Конечно-конечно!

Хозяин здания, я и Генри спустились в подвал и открыли камеру.

— Заключенные, на выход! — почему-то фальцетом прокричал начальник. — За вами пришли.

Он сделал шаг в камеру и столкнулся с первым заключенным, который поспешил выполнить приказ. Им оказалась Манька, единственная из арестованных подготовившаяся к побегу. Ее когти сразу вонзились в прическу главного тюремщика, но тут произошел небольшой казус. Чиновник носил парик и мало заботился о том, чтобы тот прочно сидел на положенном месте. Из-под ног животного начала уходить почва, а кошки этого терпеть не могут. Манька, как белка в колесе, быстро заработала всеми конечностями, и открывшаяся лысина опешившего мужика оказалась густо разрисована ее когтями. Зря я пообещал, что никто не пострадает: киске нервный шок был гарантирован.

Освободив чиновника от шипящей когтистой бестии, я постарался его утешить:

— Зато никто не сможет упрекнуть вас в том, что вы не сопротивлялись.

— Снимите с меня железки, мухоморы поганые! Что за обращение с маленьким крогулом? — донесся знакомый голос.

Генри освободил пленников от цепей.

— Ухтырь, а может, тебя здесь оставить? — не удержался я.

— Серж, ты, что ли? А чего вырядился, как дятел в брачный период?

— Это не одежда, а пропуск в тюрьму, чтобы кое-кого оттуда вытащить. Энцефалитный клещ тебе в бороду! — я подхватил карлика и ласково встряхнул его.

— И я рад тебя видеть! — заулыбался он.

Начальника пришлось оставить под замком, чтобы камера не пустовала. Он, в общем-то, не особенно возражал и даже любезно сообщил, где находится оружие пленников. Поэтому из подвала выходили три вооруженных мужика и Генри. Крогул, получив соответствующее распоряжение, до поры до времени исчез.

Мы выбрались из здания через служебный вход, который охраняли всего два стражника. Рядом с оглушенными воинами оставили и свои маскарадные костюмы. Мешкать не стоило. По моим расчетам, до прибытия принца оставалось не более десяти минут. То-то парень удивится!

— Мужики, запритесь в этой комнате и никуда не выходите. Открывать только мне, — предупредил я магистров, уходя на производственное совещание гильдии воров. — Мы на вражеской территории, поэтому здесь ничего не есть и не пить.

Случай с нападением на тюрьму стал последней каплей, переполнившей чашу терпения властей города. Выкрасть из каталажки самое ценное, что там имеется, — пленников, да еще среди бела дня… — вызов всему обществу в лице губернатора, начальника городской стражи и других высокопоставленных лиц Стайберга. Благо и там встречались наши люди, взращенные в Приозерском районе.

В сущности, и те и другие являлись специалистами по изъятию денег у населения, только одни при этом считались государственными мужами, имели должности и звания, а другие «трудились», не прячась за громкими названиями. Скрывались они, в отличие от своих более удачливых коллег, только во время выполнения работы. Вот почему промышленный шпионаж занимал не последнее место в деятельности и той и другой стороны. Как-никак — конкуренты.

— Завтра с раннего утра почти вся городская стража будет в нашем районе. Сегодня ночью они блокировали Приозерье. В город пройти невозможно, — докладывал один из агентов Гарсуда на вечернем заседании воровской верхушки.

Гильдия, которую я сейчас возглавлял, представляла собой иерархическую структуру, состоящую из вельмож и простолюдинов. Шестеро сидевших за моим столом имели звание князей серебряной руки. Ступенькой ниже считались мастера шелковой руки, этих уже насчитывалось тридцать шесть. Все остальные титулами похвастать не могли и различались только по специализации: карманники, медвежатники, каретники и т. п.

— Насколько я понимаю, к утру мне желательно освободить город от своего присутствия?

Лица воровских начальников не были испорчены признаками интеллекта, поэтому особое внимание они уделяли украшению своей одежды. У одного ярко сверкали алмазные пуговицы пиджака, у другого через плечо свисала массивная золотая цепь, килограммов на пять, не меньше. Третий вставил в головной убор громадную жемчужину, четвертый нацепил погоны, усыпанные изумрудами. Пятого украшали рубины, полностью закрывавшие лацканы пиджака, а шестой, самый молодой из них, носил жилетку, сшитую, словно кольчуга, из золотых монет. И ни у кого ни одной серебряной вещицы, соответствующей названию титула. На их фоне я смотрелся даже не бедным родственником, а скорее нерадивым слугой этого родственника.

— Хорошо бы, но как это сделать? Открытым остался только путь через озеро, — ответил мне владелец изумрудных погон. — Однако кто же рискнет преодолеть его ночью?

По дружным кивкам остальных я понял, что опасность серьезная, но захотелось выяснить поточнее.

— Русалки, что ли, по ночам пристают?

— Русалка — тварь безобидная. Да и живет она в море, пресной воды не любит. А вот глубинные хищники, стоит солнцу спрятаться, сразу на поверхность поднимаются. С ними ночью не совладаешь.

— А кто-нибудь пробовал?

Я мысленно представил, сколько же в озере должно водиться хищников, чтобы маленькой лодке не удалось прошмыгнуть мимо них. Ответил мне князь с алмазными пуговицами.

— Дураков на свете немало. Каждый год один-два пытаются совершить ночной переход на лодке, но пока еще ни один не смог похвалиться своим путешествием. Даже лодки назад не возвращались.

— Печально. Что же мне, с боем через весь город прорываться?

Князьки немного пошушукались, потом из-за стола встал пожилой мужчина со шрамом через всю щеку. Поправив лацканы с рубинами, он сказал:

— Лет тридцать назад один малый на спор сумел ночью переправиться через озеро. Большие деньги за это получил. Можно его попросить, но даже если он согласится, я бы не рисковал.

— Кто такой?

— Сейчас его кличут дед Хлыщ. Раньше рыбалкой промышлял, а после выигрыша хотел в купцы податься, да прогорел. До сих пор еще долги отдает. В гильдию воров вступил, как внучки подросли. Прикажи — и за ним сбегают.

— Он далеко живет? — не хотелось говорить о том, что все слуги прежнего хозяина разбежались.

— Пять минут ходу отсюда.

— Я лучше сам к нему схожу.

Да, есть над чем поразмыслить. Когда на трон приходит новый царь, неопытный, не разбирающийся в интригах, его либо пытаются использовать, либо, что еще надежней, убрать, пока не окреп. Придворные, съевшие собаку на кознях и переворотах, почему-то считают себя более подходящими кандидатами на недавно освободившееся денежное место. Нечто подобное мне уже доводилось видеть, когда короновали Эльруина. Однако нынешний случай был серьезнее. Даже невооруженным взглядом на лицах собравшихся читалось единение помыслов. Похоже, парни заранее поделили богатства стайбергского вора. Осталось лишь убрать его самого.

Ладно, хотел уйти тихо, но теперь постараюсь, чтобы здесь обо мне долго вспоминали «незлым тихим словом».