Нас провожали хмурыми взглядами, но никто не решился заговорить. Лукерьи Тихоновой по адресу, выведанному одним из жандармов, на месте не оказалось. Более того, её дня три никто не видел. Комната стояла закрытая, и из неё доносился странный запах.
– Ломайте двери, – приказал Мезенцев. Старые рассохшиеся створки поддались с первого раза. Жандармы влетели в комнату и сразу же выскочили оттуда.
– Ваш благородие, там это… – сдавленно произнёс один, в то время как его товарищ, расталкивая зевак, бросился в парадную, где, судя по звукам, опорожнил желудок.
– Жди здесь, – Мезенцев заглянул в комнату, поморщился и вышел. – Померла Лукерья.
– Как? – я подалась вперёд.
– Да так, – он перекрестился. – Вены вскрыты…
Народ вокруг заохал.
– Сама? – только и спросила я.
– А Бог знает!
– Ясно, – я отступила.
Алексей отдал распоряжение никого в комнату не пускать, о смерти сообщить в Особую канцелярию и, схватив меня за руку, вышел прочь.
– У меня кольцо полыхнуло, – сообщил он.
– Магия?
– Угу, – капитан вздохнул. – Но следов нет. Что теперь делать, ума не приложу…
– А что, если… – я на минуту задумалась. – Есть одно заклинание-поисковик… Мы обычно с его помощью вещи свои находили. – Аглая-то не вещь.
– Не вещь, но мы с ней магией связаны… вдруг получится? Пробуй, – разрешил Мезенцев.
Я прикрыла глаза. Представила свою ауру – голубое свечение, окутывающее фигуру. Пальцы правой руки казались словно измазаны чернилами – след проклятия. Я осторожно подцепила его, стараясь не морщиться от боли – чужая магия прикипела, что короста к ране. Сковырнув несколько тёмных струпьев, я вплела их в заклинание и подбросила.
– Готово! – я указала на еле заметный светлячок, медленно плывущий над людскими головами. Алексей кивнул и достал платок, бережно обмотав мои окровавленные пальцы. Я с удивлением заметила по краю знакомую вышивку – моя работа. Неужели сохранил подарок? И носил с собой? Сердце против воли наполнилось радостью.
– Лёша, а… – начала я, но он покачал головой:
– Давай потом.
Светлячок привёл к кабаку. Суровый вышибала оглядел нас, но препятствовать не стал. Внутри смрад усилился. Стараясь не вдыхать глубоко, я послушно следовала за Мезенцевым. Светлячок долетел до одного из столов, где играли в карты, и пропал, аккурат над темноволосой женщиной, перед которой лежала дама пик. Внимательно следя за банкомётом, раскладывающим свою колоду на две стороны, она нервно постукивала пальцами по карте.
Вокруг них уже собралась целая толпа зрителей, с интересом наблюдавших за игрой.
– Два раза уже выиграла, – прошептал кто-то. – Вот опять всё поставила. Везёт ей сегодня.
– А часто играет? – вполголоса поинтересовался Мезенцев.
– Да кто ж её знает? Раньше её никто не видал!
– Ясно, – Алексей шагнул вперёд. В этот момент сидящая за столом женщина подняла голову. Заметив военного, она побледнела и вскочила, опрокидывая стол. Карты веером рассыпались по полу.
– Ты это чего? – банкомёт, невысокий мужик с глазками, как у хорька, тоже вскочил. – Как выигрывать, так первая, а вот проигрывать… А ну держи её.
Аглая усмехнулась, её пальцы полыхнули магией. Я побледнела:
– Она же сейчас всех положит! Лёша…
– Именем императора! – перекрывая возбуждённый гул рявкнул Мезенцев.
Это было ошибкой.
– Братцы, облава!
– Бежим!
Толпа хлынула во все стороны. Снаружи послышался свист жандармов. Это подстегнуло ещё больше. Позабыв об Аглае, люди ломились в двери, выпрыгивали в окна, кто-то попытался спрятаться под трактирной стойкой. Всё это я наблюдала из-за плеча Мезенцева – он успел оттеснить меня к стене и закрыть собой.
– Лёша, Аглаю не потеряй! – наказала я, но он только отмахнулся:
– Да пусть уходит!
Я с отчаянием следила за толпой. Словно почувствовав на себе мой взгляд, Аглая обернулась, и наши глаза встретились. Она зло усмехнулась, магический щит вокруг неё полыхнул.
– Ах ты!.. – ни на что не надеясь, я ударила чистой силой. Магия сорвалась с пальцев вместе с каплями крови. Щит Аглаи заискрил, наливаясь светом так, что больно стало смотреть, а потом лопнул, разорвавшись от схожей магии.
– Держите её!
Воспользовавшись тем, что народ схлынул, Мезенцев кинулся женщине и крепко схватил за руки, не давая сплести очередное заклинание. Впрочем, это и не требовалось. Оглушенная взрывом, она стояла без движения. Только грудь вздымалась, выдавая волнение.
– Ваш благородие! Вы как? – жандармы наконец прорвались внутрь.
– Живы. В кандалы её и в острог! – приказал Мезенцев.
– Подождите, – остановила я, направляясь к арестованной.
– Варя… – Алексей попытался преградить мне путь, но я отстранила его и подошла вплотную. Почуяв моё присутствие, Аглая вскинула голову и посмотрела прямо в лицо.
– Троицкая? Ты?
– Я.
Она горько усмехнулась:
– Я думала, ты уехала.
– Вот, вернулась.
Аглая кивнула и вдруг тоненько засмеялась:
– Я так Каменской и сказала: вернётся Варя и простит, а та заладила: моим будет!
– Ты это про что? – опешила я.
– Это Аглая Юрьевна про тот поцелуй с Каменской. Они в фанты играли, вот и выпало поцеловать офицера охраны, а тут мимо я шёл, караулы проверять, – охотно пояснил Мезенцев. Я охнула:
– А объяснить сразу не мог!
– Так ты ведь ничего не сказала, – весело отозвался он. – Ну ежели всё решили, так, может, во дворец поедем?
– Погоди, – я снова повернулась к Аглае. – Тётку ты порешила?
– Как ты узнала?
– На проклятие кровь нужна. Родственная лучше всего.
– Ты сама знаешь, так что спрашиваешь? – усмехнулась та. Некогда красивое лицо исказилось от усталости. – Лукерья меня никогда не любила да дурой обзывала. Вот я всё и придумала, Марфу нашла…
– Но почему императрица? – только и спросила я.
В тёмных глазах мелькнула ярость.
– Потому что она не достойна его! – произнесла Аглая срывающимся голосом. – Немка, ещё и незаконнорождённая!
– Тише! – прошипел Алексей, подходя к нам. – И так на каторгу лет на тридцать натворила!
В ответ Аглая только рассмеялась:
– Да хоть на пятьдесят! Без НЕГО мне и жизнь не мила!
– Кого? – не понял Мезенцев
– Императора нашего, Николая Павловича, – пояснила я. – Она в него влюбилась, ещё в Смольном.
– Да, он мне улыбался, а потом… Потом немка эта его околдовала! – упоминание возлюбленного придало Аглае сил. Она выпрямилась и гордо посмотрела на окружавших её жандармов. – Только со мной он может быть счастлив!
– В кандалы и в острог, – приказал Мезенцев. – Объявить сумасшедшей, речи не слушать!
Аглая окинула его безумным взглядом и вдруг, с силой оттолкнув ближайшего конвоира, кинулась к двери.
– Стой! – жандармы устремились за ней.
– Уйдёт ведь! – Я оглянулась и махнула рукой, поднимая в воздух карты. Кружа, они обступили Аглаю, мельтеша перед лицом, точно мотыльки.
– А-а-а-а! – она закричала и попятилась, снова оказываясь в руках стражей порядка. Щёлкнули кандалы.
– Варя, хватит, – приказал Мезенцев. Карты, покружив ещё немного, одна за другой попадали на пол.
– Лёш, я не хотела… оно само, – беспомощно пролепетала я.
– «Само», – передразнил он. – Вот что мне с тобой делать, несчастье ты моё?
– Ну… наверное, во дворец отвези, – потупилась я.
– Отвезу, мне ж ещё благословение у императрицы просить надобно, – усмехнулся он, подхватывая меня под руку и уводя прочь.
– А как же Каменская? – не выдержала я.
– А что Каменская, ты же слышала, в фанты они играли… – он распахнул дверцу кареты.
– Ты хоть бы сопротивлялся, что ли, – пробурчала я.
– Ага, ещё бы и на помощь позвал, на потеху всему полку! – Алексей усмехнулся и взял меня за руку. – Простишь меня?
– Уже простила, – вздохнула я. – Лёша, ты…
Мой изумлённый возглас потонул в поцелуе.
Ко дворцу мы подъехали только через полчаса – опасаясь, что объяснения будут долгими, Мезенцев наказал кучеру кружить по городу.