Уже сидя в лимузине, полковник с любопытством наблюдал за каменным выражением лица факира. Казалось, шаман улетел мыслями в астрал и задушевно беседует с небесными духами.

Кондрашов оказался недалёк от истины: Алексей колдовской силой сканировал окружающие дома. Опасного металла ни на чердаках домов, ни вблизи окон, Сын Ведьмы не учуял. На дорожном полотне, по пути следования, никаких взрывоопасных закладок не обнаружил. При приближении к зданию министерства, в припаркованных вдоль тротуара авто, вооружённых злоумышленников, тоже не нашлось. А вот по краям ступеней широкой каменной лестницы, рядом со снующими беспечными горожанами, притаились крепкие фигуры чужаков с револьверами за поясными ремнями. Ткань пиджаков не могла скрыть железо от колдовского взора Сына Ведьмы. Да и тренированная интуиция Ронина трубила боевой сбор — от тёмных фигур исходил могильный холод. Льдом веяло и с противоположной стороны улицы от некоторых фигур, что маялись у застеклённой витрины магазина. Обряженный в полицейскую форму субъект подозрительно держал револьвер не в кобуре, а в кармане форменных галифе и судорожно сжимал рукоятку.

— Приготовились, ребята, нас уже ждут, — при подъезде к объекту, предупредил телохранителей Алексей. — Взводите курки револьверов и держите руки с оружием за бортами пиджаков. Времени вытаскивать стволы из карманов вам не дадут. Помогать открывать нам двери машины не надо. Мы с полковником выйдем сами с правого борта. Эдуард Петрович заранее расстегните замок саквояжа. Постараемся побыстрее отойти от машины, иначе водитель попадёт под перекрёстный огонь.

Кондрашов, державший кожаный саквояж на коленях, щёлкнул замком и проверил крепление тонкого ремешка, привязанного к запястью и чёрной змейкой уходящего вглубь саквояжа.

— Всем следить за моими руками, — когда уже добрались до места, ещё раз напомнил факир.

Автомобиль резко затормозил и замер у тротуара, напротив широкой лестницы. Пассажиры распахнули двери и быстро выбрались наружу. Не тратя время на захлопывание дверей, почти бегом проскочили тротуар и рванули вверх по ступенькам. Карауливший боец еле успел присоединиться к группе, прикрывая её тыл.

Жертва покушения прибыла на эшафот точно к намеченному сроку, да и спутать рослую фигуру парагвайского атлета ни с кем было нельзя — верзила возвышался над остальными больше чем на голову. Медлить с приведением смертного приговора палачи не стали. Движение началось одновременно со всех сторон. Только вот прохожие и праздные зеваки мешались на пути палачей, пришлось расталкивать помехи, поэтому в сектор открытой стрельбы они вырывались разновременно.

Алексей резко вынул руки из карманов пиджака и, поднятием над головой сжатого кулака, просемафорил команду всем бойцам приготовиться к стрельбе.

Краем глаза заметив жест факира, Кондрашов высоко подбросил саквояж. Он раскрылся в полёте. Тонкий шнурок, закреплённый за запястье полковника, натянулся в струну. Из чрева взлетевшего вверх саквояжа вывалился свёрток и с грохотом взорвался. Волна чёрного дыма прокатилась над головами опешивших от неожиданности граждан. Густые клубы дыма неестественно стремительно окутали подножие каменной лестницы. Тёмный бурлящий купол скрыл парагвайского магната и его челядь от взора убийц.

Но вот шевелящаяся мгла чуть рассеялась с одной стороны и стала видна высокая фигура тёмного шамана. Ронин указывал руками на двух палачей, первыми вырвавшихся из перепуганной толпы.

Телохранители немедленно пальнули в сторону врагов. Кондрашову показалось, что Ронин в такт звуков выстрелов чуть шевельнул сжатыми в кулак руками.

Фигуры палачей, выронив револьверы, поломанными куклами упали на ступени лестницы.

Дым начал рассеиваться с другой стороны. Дирижёр оркестра руками указал исполнителям симфонии смерти новые цели.

Однако на этот раз громовые раскаты вперёд прозвучали со стороны галёрки. Только вот какая–то посторонняя сила подтолкнула руки чужих оркестрантов, и зрителей потревожил лишь свист пуль поверх голов.

Грохот револьверных выстрелов телохранителей оборвал вражью музыку. Скрюченные тела выскочек с галёрки упали под ноги разбегающейся публики.

Дым всё больше рассеивался. Высокий дирижёр взмахами рук указывал, кому вступать в дьявольскую игру. Револьверные барабаны вразнобой грохотали со всех сторон, какофонией звуков разрывая воздух. Им тонко подпевали свистящие в воздухе пули. За спиной оркестра раскатисто звенели разбитые стёкла витрин магазинов. Им пытались слабо вторить выбитые стёкла парагвайского автомобиля и стук пробитой пулями жестяной обшивки.

Кондрашов неотрывно следил за руками дирижёра–факира, силясь разгадать тайну дьявольского фокуса. В какой–то момент полковник заметил, как рука факира скользнула в карман пиджака, а затем снова интенсивно зажестикулировала.

Когда ветер окончательно рассеял дымовую завесу, и грохот пальбы стих, пространство вокруг сплошь усеяли тела. Но вот люди начали отходить от шока, шевелиться и, испуганно озираясь, подниматься на ноги. Недвижимо лежать на холодных камнях остались лишь палачи–неудачники. Кондрашов отметил, что все смертельные раны они получили в голову. Большинство прямо в лоб, но были и трупы с ранами в затылке. Что не должно удивлять следователей, ведь телохранители расстреливали палачей с разных сторон, а некоторые из преступников ещё и пытались сбежать.

А вот объяснить, какая потусторонняя сила заставила наёмных убийц бесполезно изрешетить автомобиль парагвайского магната и разнести вдребезги окружающие витрины магазинов — могли только трупы, но отчитываться они уже будут чертям в аду. Наверное, дьявольский дым помешал прицелиться, да ещё суматошные прохожие под руку лезли и пугали истошным визгом. Зато вот у агентов частной охранной конторы месье Ситного нервы оказались железными, глаза орлиными, а реакция молниеносной.

Только лишь у одного полковника парагвайской контрразведки закралось подозрение в мошенничестве казацкого шамана. Уж не отстреленные ли пули он держал в кулаках, самолично посылая их одну за другой в живые мишени? А когда боезапас в руках иссяк, то пополнил его из кармана. Трупов–то набралось полтора десятка, сразу в кулаках все пули для них не спрячешь. И пальчики у дирижёра подозрительно дёргались во время симфонии, выпуская смерть поочерёдно из обеих рук.

Однако будет спокойнее, если все поверят в озвученные Рониным версии: бойцы Ситного в секретных парагвайских агентов, а французская жандармерия в выучку профессионалов Ситного. Уж рекламу его охранному агентству бульварная пресса сделает знатную, отбоя от клиентов не будет. Теперь надо только марку держать, и пополнять ряды охранной конторы курсантами парагвайской школы.

Глава 14. З олотые крупинки

Пока Кондрашова и бойцов Ситного донимали французские следователи, Андрюха оформлял документы о переводе небоевой части кораблей Черноморского флота в собственность Парагвайских казаков, а также хлопотал о закупке партии трофейных немецких дирижаблей. Сам же магнат в это время отправился в Барселону, повидаться со знакомым испанским учёным людом.

И если раньше профессора барселонского университета считали синьора Ронина лишь талантливым авантюристом, то стремительный рост его благосостояния и политической власти теперь заставил признать русского вождя влиятельным лидером Парагвайской республики. С казачьим атаманом считались главы самых мощных европейских государств, и его фантастические проекты уже не казались столь уж абсурдными. Алексею не составило труда убедить лучшую половину профессорского состава перебраться в золотоносный Парагвай. Затраты на переезд и обустройство на обетованной земле брал на себя казацкий банк.

Что же касается эмигрировавших в Европу русских учёных, то местные буржуи и научные коллеги, пользуясь бедственным положением изгоев, платили им сущие крохи и держали в подчинении. В разорённой войной Европе, ни о каких грандиозных проектах пока не помышляли. Это лишь кремлёвские мечтатели в Светской республике и Парагвайские казаки–фантазёры грезили о невиданном прогрессе. Но вот только у казаков горы индейского золота, а у большевичков дыры в драных штанах. Да и газетные статьи об эпидемиях, голоде и репрессиях сильно пугали эмигрантов. Даже утечки в прессу о чудачествах парагвайского магната, вознамерившегося построить воздушный мост от Берлина до Асунсьона, тоже работали на имидж богатых казаков. И проходящие караваны судов, в Парагвай до отказа заполненные эмигрантами, а плывущие в обратном направлении забитые доверху провизией, — наглядно показывали, что казаки развернулись широко.