– Миша из Аргентины прилетел, – сдал меня Вася, после того как Медведев скомандовал: «Стоп». – Демократию в России защищать.
Глаза у журналиста вспыхнули, и мне пришлось дать короткое интервью. Рассказал, как и почему оказался в Аргентине, сообщил, что прибыл на конгресс соотечественников, но, услыхав об путче, отправился в Белый дом вступиться за свободу. По лицу Медведева было видно, что попал в масть. Ну, так сам журналист, хорошо знаю, что нравится коллегам.
– Жаль не покажут, – вздохнул Медведев после того, как я смолк. – Пропадет такой материал!
– Покажут, – успокоил его я. – Через день‑другой ГКЧП конец, этот репортаж тебе зачтется. Большим человеком станешь.
Мы с ним как‑то сходу перешли на «ты». Ну, так журналисты и почти ровесники. Закорешались, словом. Благодаря чему стал свидетелем легендарного выступления Ельцина на танке. Нас туда позвали. Говорил Ельцин правильно, но на танк взбирался тяжело. Соратники втащили. Со здоровьем у Бориса Николаевича неладно. Ну, так сколько нервов сжег в борьбе с Горбачевым. Добавьте алкоголь… Медведев с оператором умчались в Останкино, я вернулся в Белый дом. Пропустили без вопросов, даже паспорт не спросили – примелькался. Для того шустрил.
Ближе к вечеру получилось встретиться с Кержаковым. Удалось его заинтересовать. Для начала меня отвели в цокольный этаж, где вкусно и сытно накормили. Даже выпить предложили – отказался. Хорошо живет начальство в осажденном Белом доме! За столами разглядел знакомые лица. Гавриил Попов, нынешний мэр Москвы, его заместитель Лужков, а еще Бурбулис с Шахраем. Чубайса с Гайдаром не заметил, не то б не удержался: организовал бы по инфаркту на душу населения. Не получится. Чубайс в Питере у Собчака, а Гайдар неизвестно где. Не слыхал, чтобы он в дни путча был в Белом доме.
Сытого меня отвели в чью‑то приемную с закрытым кабинетом, где я кантовался до позднего вечера. Посмотрел по телевизору «Лебединое озеро» – хорошо танцуют. Нравится мне этот балет, жаль, что приходится ждать чьих‑то похорон или путча, чтобы приобщиться к великому[78]. Сарказм, если кто не понял. Дождался программы «Время». Сюжет Медведева показали. В прошлом тоже было. Только в этот раз в кадре оказался и целитель Мурашко с автоматом. Весь из себя суровый и грозный.
– Я человек самой мирной профессии – исцеляю деток от ДЦП, слепоты и других болезней, – сообщил он в камеру. – В Москву прилетел на конгресс соотечественников из Аргентины. Услыхав о путче, прибыл в Белый дом защищать свободу и демократию. И таких, как я, здесь много. Если нужно костьми ляжем, но они не пройдут. Но пассаран! – целитель потряс «Ксюхой». – Патрия о муэрте! Венсеремос! Родина или смерть! Мы победим!
Красиво получилось, самому понравилось. Я хотел дождаться знаменитой пресс‑конференции путчистов, посмотреть еще раз на трясущиеся руки Янаева – не вышло. За мной пришли и отвели к Ельцину. Бориса Николаевича я застал лежащим на диване в кабинете. Возле него хлопотал врач в белом халате.
– Сердце прихватило, – пояснил мне на ухо Кержаков. Он меня и привел. – Врач настаивает на госпитализации, но Борис Николаевич отказывается. Сможете помочь?
– Запросто, – сказал я и подошел к дивану.
– А, экстрасенс, – слабым голосом встретил мое появление Ельцин. – Видел твое выступление по телевизору. Молодец! Алексей говорит: президента Аргентины исцелил. Может, мне поможешь? А то тут в больницу тащат, – он бросил недовольный взгляд на врача. – А туда нельзя.
– Помогу, – сказал я и положил ладонь ему в разрез расстегнутой рубашки. – Да, – принял озабоченный вид, – не бережете вы себя, Борис Николаевич. Сердечко‑то изношено. Ничего, не с таким справлялись. Полежите смирно.
Что у нас? Артериосклероз сосудов, причем давний. Сердце круглое, но еще не дряблое, хотя уже напоминает мешок. Миокард на издыхании, кровь качает плохо. Как он дотянул с таким диагнозом до 1996 года, когда, наконец, решился на операцию? Упрямый мужик. Ладно работаем. Для начала сосуды…
Я простоял над Ельциным долго, даже спина затекла. Но справился. До конца не исцелил – из старухи целку не сделаешь, как говорят в народе, но в порядок органы привел. Лет десять проживет.
– Все! – я разогнулся и отступил в сторону. Ельцин тут же сел на диване.
– Борис Николаевич! – метнулся к нему врач.
– Стой там! – рыкнул на него Ельцин, встал и прошелся по комнате. Затем вдруг присел, встал и попытался достать кончиками пальцев носки ботинок. Не получилось, но упражнение проделал энергично. Затем помахал руками.
– Не болит, – сообщил радостно. – Будто лет десять сбросил. Ну, целитель, ну, молодец! Чем тебя Менем наградил?
– Орденом Освободителя Сан‑Мартина.
– Будет тебе орден! Как только с путчем разберемся, – пообещал Ельцин. – А сейчас садись! – он указал на стол. – Алексей, налей нам по сто граммов.
– Может не надо? – засомневался Кержаков.
– Поддерживаю! – подскочил врач. – У вас сердечный приступ был.
– Что скажешь? – посмотрел на меня Ельцин.
– По сто граммов можно, – кивнул я. – Но не больше.
– Вот! – указал на меня Ельцин. – Слушайте целителя. Он лучше знает. Наливай, Алексей!
Через минуту перед нами встали хрустальные рюмки с прозрачной влагой. Врач не стал смотреть на это безобразие, попрощался и ушел.
– На здоровье! – сказал я, подняв свою рюмку.
– Будем! – согласился Ельцин, и мы чокнулись.
Водка мягкой горечью пролилась в горло. Я поставил пустую рюмку на стол и сосредоточился на ауре президента. Засек появления свечения над знакомой областью мозга, и погасил его. Есть!
– Не зашла, – огорченно сказал Ельцин и указал Кержакову на рюмку. – Напусти еще.
Тот молча подчинился. Президент выпил и пожевал губами.
– Будто воду пью. Не берет. Странно.
– Стресс! – поспешил я. – Путч, приступ этот… Слышал от фронтовиков, что после боя спирт пили, как воду. Нервы…
– Ладно, – согласился Ельцин и отодвинул рюмку. – Слушай меня. Алексей передал твой совет. Толково придумано! Мы отправили Руцкого за Горбачевым. Во Внуково он захватил самолет Янаева и полетел в Крым, – Ельцин ухмыльнулся. – Сел в Баальбеке, там Форос рядом. Час назад звонил с дачи Горбачева. Ты был прав: никто его под охраной не держал. И связь с Москвой у него была. Мог бы позвонить, хотя б обстановкой поинтересоваться. Сука! – он грохнул кулаком по столу. – Руцкой привезет его в Москву ночью. И вот что делать с этим говнюком? А?
Спрашивали явно не меня, но я не удержался.
– После путча Горбачев – никто, – сообщил поспешно. – Про таких на Западе говорят: «Хромая утка». Формально президент, но, по сути, никому не интересен. Берите власть в свои руки.
– Я президент России, а не СССР, – вздохнул Ельцин.
– Так создайте собственный союз! Как в 1922 году. Тогда Россия объединилась с Белоруссией, Украиной и Закавказьем. Предложите республикам СССР заключить новый. На других принципах, конечно. Не хотят, чтобы ими управляли из Москвы? Пускай рулят сами! Но у всех общее экономическое пространство, валюта, внешняя политика и оборона. Если кто откажется, пусть вернет России то, что от нее получил. Например, Крым и Донбасс. Это российские земли, почему они должны отойти Украине?
– Не отдадут, – покрутил он головой. – Война будет.
– А у них есть армия? Та, что будет воевать с Россией? Не решатся они. Да и зачем? Президент свой? Свой. На мове говорит? Вроде. Ну, и радуйтесь! Оставляйте себе свое сало, а за нефть и газ платите, как положено. Экономика – она прочищает мозги. Ни одна из советских республик не сможет развиваться без России. Кто не поверит, пусть попробует.
– Подумаем, – кивнул он. – Отдыхай, Михаил Иванович. Утро вечера мудренее.
Я попрощался и пошел к себе в приемную. Там скинул кроссовки и улегся на диван, примостив голову на боковом валике. Неудобно, но жаловаться грех. Многие защитники спят, сидя на стульях и кушетках – видел, когда шел сюда. Мне еще повезло. Проанализировал итоги дня. Главное удалось – к Ельцину я прорвался. Ожидал, но не надеялся. Ну, а там сделал, что хотел. Не знаю, какой выйдет из Ельцина президент, но пить он прекратит. Может, больше будет уделять внимания стране – и не только России. В Вискулях они с подельниками пропили СССР, создав никому не нужное СНГ. А ведь можно замутить нормальный союз. Мысль ему я подбросил, но прислушается ли? Кто я для него? Какой‑то экстрасенс. Починил сердечко, вот и ладно.
