«Завтра полечу в Минск, – я зевнул. – Соберу своих, посидим, поговорим, определимся с будущим. Приключения в Москве завершены».

Дальнейшее показало, что я сильно ошибался.

Жизнь на пенсии погрузила Родина в депрессию. Еще вчера он был генерал, большой человек, перед которым трепетали подчиненные, имелась власть и положение в обществе. Но грянула отставка, и большой человек превратился в ничтожество – в никому ненужного пенсионера. Которому не звонят, и чье мнение и жизнь никому не интересны. Так случается часто, но Родин этого не знал, вернее, не хотел знать. Смириться с происшедшим он не смог и не желал. Супруга, видя состояние мужа, предложила поговорить с кооператорами – они брали на работу бывших офицеров КГБ и платили им большие деньги. Не за просто так – в расчете на их связи в органах. Но сама мысль, что он станет подчиняться буржуйчику, приводила Родина в бешенство. Супругу он послал. Огорчений добавлял сын. Ему ампутировали ступни, и теперь Валентин ждал, пока культи заживут, чтобы встать на протезы. Невестка от сына ушла, забрав дочку, внучку генерала. На прощание заявила, что видала мужа и его родню в гробу и белых тапках. В семье сына и ранее были нелады: его Люда, дочь министра, оказалась особой своенравной, но пока тесть был при власти, конфликты удавалось погасить. Но какой толк от пенсионера? Да еще муж стал инвалидом. Ухаживать за калекой? Ищите дуру! Обиднее всего было то, что Родин сам подбирал невесту сыну: тогда этот союз казался перспективным. Кто же знал, что он держится, пока существует расчет?

Жена Родина переселилась к Валентину, взяв над ним опеку, и генерал остался один. По утрам он просыпался и лежал в постели, не желая ничего делать. Так дотягивал до полудня, пока не давал себя знать голод. Родин поднимался и тащился на кухню. Постель не заправлял – незачем, все равно вечером ложиться. На кухне пил чай с бутербродом. Колбаса и сыр для них были: его прикрепили к распределителю. Сам Родин туда не ходил: опасался встретить знакомых. Не хотел, чтобы его видели в нынешнем состоянии. Продукты забирала жена и привозила их в квартиру, распределяя дефицит между мужем и сыном. Сына тоже прикрепили – КГБ заботился об офицерах, ставших инвалидами. Рядовые пенсионеры СССР о таком мечтать не могли, но Родин воспринимал это как должное – он и большее заслужил.

Позавтракав, генерал спускался на первый этаж, где забирал из почтового ящика газеты и журналы. Выписывал он их много. До обеда читал, привычно определяя антисоветчину и запоминая фамилии авторов. Но потом спохватывался: для чего? Некому дать поручение разобраться и наказать. Нет у него подчиненных. Отложив газеты, Родин включал телевизор. Но и здесь не находил отдохновения. Цензура на ТВ была строже, но и то, что прорывалось на экраны, говорило, что страна катится в пропасть. Окраины СССР полыхали, центр уже ничем не управлял. Меченый генсек что‑то блеял про союзный договор, но ему никто не верил. Прибалты объявили о выходе из СССР, аналогичные решения других республик не за горами. На Кавказе азербайджанцы увлеченно резали армян и получали от них ответку. Там уже гремели пушки. В Чечено‑Ингушетии генерал Дудаев начал формировать параллельные органы власти. Абхазия объявила об отделении от Грузии, обе стороны готовились к боям. Над СССР реял призрак гражданской войны, и та неумолимо приближалась. Остановить ее генерал не мог, а сбежать не получилось. Все из‑за какого‑то целителя, жалкого человечишки, который своим упрямством поломал Родину карьеру и остаток жизни. Вспоминая о нем, генерал только зубами скрипел. Дотянуться бы до подлеца! Ничего бы не пожалел. Только не получится: негодяй скрылся за границей, да еще в Западном полушарии. Достань его там!

ГКЧП Родин встретил с восторгом. От депрессии не осталось и следа. Наконец‑то нашлись люди, сместившие рохлю Горбачева! В то, что генсек заболел, генерал не верил ни секунды. Отстранен и ждет своей судьбы. Та будет незавидной – в Кремлевской стене много места для погребальных урн. Родин непременно придет на похороны – чтобы плюнуть на венки. Меченый это заслужил. Ну, а Родина вернут на службу – генерал в том не сомневался.

Информации о ГКЧП было мало. Родин достал приемник. У него имелся «Сони», небольшой, но отменно ловивший иностранные «голоса». Генерал просидел перед ним целый день. БиБиСи, «Голос Америки», «Немецкая волна» – все наперебой сообщали о событиях в Москве, мешая факты со слухами. Родин привычно отделял первое от второго. В столицу вошли танки и БТРы, окружив Белый дом и другие правительственные здания. Это правда, так и следовало сделать. Белый дом готовится к защите? Смех. Что они могут противопоставить спецназу? Стоит приказать «Альфе», как она выведет «защитников» с поднятыми руками. После чего Ельцина и его камарилью ждет суд – скорый и неправый.

В программе «Время» показали сюжет о Белом доме. На экране генерал с изумлением разглядел человека, которого ненавидел всей душой. Мурашко вернулся в СССР, да еще притащился в Белый дом. «Тут тебе и конец! – обрадовался Родин. – Сам залез в мышеловку». Бравада целителя, его пафос генерала только рассмешили. Он и сам справится с негодяем, что говорить про офицеров «Альфы».

На радостях Родин даже выпил. Достал из бара бутылку виски, которую берег для торжественного случая, и ополовинил. Спать лег в приподнятом настроении: завтра его ждут приятные известия. Пробудившись, немедленно включил приемник и ошалел от новостей. Ельцин и его команда ухитрились притащить в Москву Горбачева. Тот прилетел с семьей, и в аэропорту заявил об антиконституционном государственном перевороте, устроенном ГКЧП. Дал поручение прокуратуре разобраться с путчистами. БиБиСи сообщало, что тех арестовали и поместили в «Матроскую тишину»[79].

Не поверив – «голоса» могли соврать, Родин, как был в трусах, побежал в гостиную, где включил телевизор. Дождался утреннего выпуска новостей и увидел на экране спускавшегося по трапу самолета Горбачева и его семью. Генсек выглядел устало и растерянно, но о приказе арестовать членов ГКЧП заявил твердо.

– Я благодарен президенту России Ельцину за решимость, проявленную в отстаивании гласности и перестройки, – сказал в камеру. – Это помогло нам справиться с попыткой государственного переворота. Виновные будут строго наказаны.

Выключив телевизор, Родин некоторое время сидел, переваривая услышанное, а затем решительно встал. В ванной умылся и побрился, надел лучший костюм и туфли. Заглянув в кладовую, открыл прикрепленный к стене железный ящик и достал из него желтый кожаный футляр. Внутри его лежал пистолет‑пулемет «скорпион». Его подарили генералу в Чехии во время командировки в эту страну. Компактное, легкое оружие, адаптированное под патрон пистолета Макарова[80]. Генералу «скорпион» понравился, и он оставил его себе. Держал в сейфе кабинета, периодически посещая тир, где отводил душу, стреляя одиночными и очередями. Отдача у оружия была легкой, в руках пистолет лежал удобно, так что мишени падали одна за другой. Приклад, правда, никакой – слишком короткий, но Родин научился стрелять без него. Вес пистолета это позволял. Можно и с одной руки, хотя генерал предпочитал с двух. Левой держал за магазин или сгибал ее в локте, опирая на нее «скорпион». Получалось одинаково хорошо. Покидая служебный кабинет, Родин взял оружие с собой. Просто сунул его в сумку и унес. Никто даже не поинтересовался – неудобно обыскивать генерала. По учетам «скорпион» не проходил, а служебный ПСМ[81] Родин честно сдал. Так и стал обладателем личного оружия. Патронов, правда, было мало – всего два магазина, но отбиться хватит. Как и выполнить задуманное.

«Скорпион» генерал сунул в портфель, достав пистолет из футляра. Немолодой, солидно выглядящий человек с портфелем – что может быть более обычным для московских улиц? Никому не придет в голову заподозрить в нем террориста. Закрыв квартиру, Родин спустился на первый этаж и пошел к станции метро. На дом оглядываться не стал – он сюда не вернется. Жребий брошен, как говорил один римский император.