Вика на мгновение задумалась. Половины дня ей хватило, чтобы понять: прием у него организован скверно. Кустарщина, знахарство, а не лечение. Сказать? Обидится. Но и молчать нельзя. Ей не нравится видеть его после трудного сеанса. Он просто убивает себя. И Вика решилась:

— Тебе обязательно чувствовать себя богом?..

В прошлой жизни я часто шел напролом. Чувствуя сопротивление, увеличивал напор, но от цели не отказывался. «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас…»[20] Звучит красиво и романтично, но на деле глупо: судьбу не сломаешь. Жизнь — штука приземленная, упрямых не любит. Била она меня больно — и не раз. Достаточно вспомнить Галю… Потому в этом времени я не стал ерепениться — пусть идет, как сложится. Обнаружил у себя дар — буду пользоваться. Получилось с Машей — занимаюсь ДЦП. Оседлав волну, я отдался ее воле в глубине души надеясь, что она вынесет к нужному берегу. Так случилось: волна прибилась к берегу, и на нем встретилась Вика…

У любого мужчины есть идеал женщины. Кто-то любит полных, а другой — худых, кто-то не выносит глупых, а другой их обожает. Был такой идеал и у меня. Стройная, красивая женщина с безупречной фигурой, но при этом умная и деятельная. Чтоб не только переспать или борщ сварить, но еще соратница. Идеал на то и идеал, чтобы существовать в воображении. В прошлой жизни я таких женщин не встретил. Где-то они были, но вращались в недоступных мне кругах. Ты ведь тоже должен представлять для нее интерес. Умницы и красавицы на дороге не валяются…

Беглый взгляд, брошенный на Вику, заставил сердце сжаться. Овальное лицо с бархатными карими глазами, высокий лоб, атласные брови, аккуратный носик и пухлые губы. Густые каштановые волосы острижены до плеч. Высокая грудь, развитые бедра, узкая талия… Все это идеально вписывалось в мое представление о женской красоте. На пальчиках Вики не обнаружилось обручального кольца, а ее взгляд, обращенный на меня, был заинтересованным: женщины, у которых есть мужчина, так не смотрят.

Оставалось осадить и взять крепость. С одной стороны, имелось преимущество: у пациенток возникает симпатия к излечившему их врачу. С другой, мешало препятствие в лице Гали. Завести роман с женатым мужчиной в СССР — моветон. Нет, случается, но такой, как Вика, не предложишь. Гордая, цену себе знает. Я размышлял над этим целый день и пришел к выводу: буду говорить правду. Врать нельзя — женщины это чувствуют. Если исцелю, расскажу, как есть. Попрошу разрешения ухаживать, разведусь с Галей, а потом будем решать. Бог или судьба помогли: в офис принесло жену, объяснения не потребовались. По лицу Вики стало ясно, что она подумала. Как мужчина, вроде меня, может жить с подобной стервой? Оставалось, как говорит меченый генсек, углубить и расширить…

Ночь в квартире Вики подтвердила первое впечатление: такую упускать нельзя. Вдобавок к ранее отмеченным достоинствам оказалась отменной хозяйкой и страстной в постели. При этом продемонстрировав неопытность в любовных делах. Уж не знаю, как у нее было с бывшим мужем, но не суметь довести жену до оргазма! Козел безрогий…

Вика продолжала меня поражать. За обедом, когда я пожаловался на горькую судьбину, посмотрела на меня испытующе и, видимо, решившись, спросила:

— Тебе обязательно чувствовать себя богом?

— Поясни, — удивился я.

— Зачем исцелять сразу?

— А как иначе?

— Ты можешь дозировать свое биоэнергетическое воздействие?

— Да, — кивнул я.

— Почему не лечить постепенно, шаг за шагом? Например, взять десяток детей и исцелять их одновременно, понемногу, как делают в клиниках? Там никто не выписывает больного на следующий день. Ты будешь меньше уставать, работать по графику. Появятся выходные дни.

— Думаешь не думал об таком? — возразил я. — Только как осуществить? Принять сразу нескольких детей в офисе не получится — мало места. Найти большее помещение не просто, мне и с этим повезло. В идеале хорошо снять крыло в гостинице, где заселять в номера родителей с детьми. Только не сдадут, узнавал. Гостиниц мало, и они переполнены. Директора на контакт не идут.

Это так. СССР пока жив, и в столицу Белоруссии едут туристы и командированные. Через пару лет поток иссякнет, и тогда хоть всю гостиницу снимай. Но сейчас директора послушно выполняют воли партии, а та не разрешает отдавать дефицитные номера какому-то кооператору.

— Забываешь о клиниках, — возразила Вика. — Коек там хватает и выделить несколько палат или целое крыло под целителя вполне возможно.

— Ну, и кем я там буду?

— Тем же, кем сейчас, — пожала она плечами. — Председателем кооператива «Биоэнергетика», оказывающим нетрадиционные медицинские услуги. Это, к слову, модно. Заключаешь с клиникой договор, она предоставит койки и уход, а ты станешь лечить и получать деньги.

— Клиника потребует делиться, а я не миллионер.

— Ты в какой стране живешь, Миша? — улыбнулась Вика. — В СССР лечение бесплатное. Никто не выставит тебе счет. Если по своей воле решишь доплатить занятому в отделении персоналу, возражать не станут. Только это небольшие деньги. Тридцать рублей в месяц для санитарки — уже в радость. Врачу хватит сотни, медсестре — пятидесяти рублей. Да тебя облизывать станут. У нас ведь зарплаты небольшие, — она вздохнула. — На доплату ты заработаешь за день. Зато никаких хлопот: приехал, поработал с больными и отправился домой.

— А в чем интерес руководства клиники?

— Ты, что, не понимаешь? — удивилась она.

— Нет, — покрутил я головой.

— Слава, милый. Врачи любят ее не меньше артистов. Только у нас свои елочки в лесу. Открыть новый метод лечения или хотя бы способ означает войти в учебники медицины. Будут говорить: «сделать по Мурашко» или, скажем, «по Комарик», — улыбнулась она. — Только постоять возле тебя, а затем описать это в статье и опубликовать в медицинском журнале, означает получить всесоюзную известность, если не мировую. Ведь нигде, насколько знаю, не лечат ДЦП. А теперь представь: ты главный врач минской клиники — рядовой, каких в СССР тысячи. И вот вдруг у тебя — и более нигде, стали исцелять пациентов с неизлечимой болезнью, причем, с гарантированным результатом. Это мировая слава, Миша, со всеми ее приятными последствиями. Увеличенное финансирование, признание в медицинском мире, защита докторской диссертации, звание профессора, уважение коллег, прибавка к зарплате и, возможно, государственная премия. Кто ж от этого откажется? Понял, наконец?

— Что ж, жених согласен, родственники тоже, осталось убедить главного врача, — пошутил я, и вздохнул.

— Это я беру на себя.

— Ты серьезно? — изумился я.

— Семен Яковлевич — умный человек, своей выгоды не упустит. Не сомневайся.

— Еврей?

— По паспорту — украинец, фамилия Терещенко, но в девичестве Коган, — хихикнула Вика. — Все об этом знают, но молчат.

— С евреем может получиться, — согласился я. — Только диссертацию ему — хрен! Писать будешь ты.

— Как скажешь, дорогой! — засмеялась Вика. — Я не против.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты умница? — поинтересовался я.

— Неоднократно! — фыркнула она.

— Они были не правы. Ты не умница… — я сделал паузу и добавил, уловив вспыхнувшую в ее глазах обиду: — Ты гений! Единственный и неповторимый. Самая красивая и умная женщина на Земле!

— Скажешь! — зарделась она.

— Я в этом нисколько не сомневаюсь. И до этого подозревал, но теперь воочию убедился. В долгу не останусь — тебя ждет сюрприз.

— Какой? — заинтересовалась она.

— Не скажу. Но сюрприз приятный.

— Противный! — Вика сделала вид, что обиделась, но потом, не удержавшись, рассмеялась.

Мы вышли из кафе. На улице она взяла меня под руку, и мы шли к офису, как семейная пара.

— Твоя Маша смотрит на меня волком, — пожаловалась она дорогой. — Чем ей не угодила?

— Тем, что якобы заняла ее место. Да, — кивнул в ответ на ее удивленный взгляд. — Маша влюблена в меня. А чего ты хочешь: шестнадцать лет просидела в квартире, сверстников, считай, не видела. А тут дядя Миша, добрый и внимательный. Меня еще угораздило шутить, называя ее невестой. Думал поддержать девушку, повысить ей самооценку. Она это понимала — до тех пор как исцелил. Начала ходить — появилась надежда. Теперь не знаю, что делать.