– О, очень! И волосы у него совсем не рыжие, а каш­тановые. Он очень любезный, и я с большим удовольствием танцевала с ним рейдовак[8].

– Он выглядел как сумасшедший кузнечик, когда вы­делывал эти новые па. Мы с Лори просто умирали от смеха. Слышно было?

– Нет, но все равно это очень некрасиво. Что вы делали все это время там, за шторой?

Джо принялась рассказывать о своих приключениях, и к тому времени, когда она кончила, экипаж подкатил к дому. Рассыпавшись в благодарностях, они попрощались и тихонько вошли в дом, надеясь никого не побеспокоить, но, как только дверь их комнаты скрипнула, тут же появились два маленьких ночных чепчика и два сонных, но нетерпе­ливых голоса воскликнули:

– Расскажите о танцах! Расскажите!

Проявив то, что Мег назвала «ужасной невоспитанно­стью», Джо ухитрилась припрятать несколько конфет для младших сестер; скоро, выслушав описание самых волную­щих событий вечера, они были удовлетворены.

– У меня такое чувство, словно я элегантная юная леди, которая вернулась домой с танцев в своем экипаже и сидит в пеньюаре у зеркала, а вокруг хлопочет горнич­ная, – сказала Мег, обращаясь к Джо, которая только что привязала ей на ногу компресс с арникой и теперь рас­чесывала ей волосы.

– Я уверена, что мы получаем от танцев ничуть не меньше удовольствия, чем элегантные юные леди несмотря на наши подпаленные волосы, старые платья, испачканные перчатки и тесные туфли, в которых мы вывихиваем ноги, если у нас хватает глупости их надеть.

И я думаю, что Джо была совершенно права.

– Ах, как трудно снова поднять свою котомку и заша­гать дальше, – вздохнула Мег на следующее утро после танцев. Праздники кончились, но неделя отдыха и веселья не прибавила ей желания взяться за работу, которую она никогда не любила.

– Хорошо бы все время было Рождество или Новый год! Вот было бы весело, а? – отвечала Джо, свирепо зевая.

– Тогда мы не радовались бы праздникам так, как радуемся сейчас. Но это так приятно – есть мороженое и получать букеты, ходить на танцы и возвращаться домой в экипаже, и читать, и отдыхать, и не работать. Ведь жи­вут так другие девочки. Я всегда им завидую. Я так люб­лю роскошь, – сказала Мег, одновременно пытаясь ре­шить, какое из двух поношенных платьев менее поношен­ное.

– Ну, нам она недоступна, так что не будем роптать, а просто взвалим на плечи свои ноши и двинемся в уто­мительный путь так же радостно, как это делает мама. Я думаю, что тетя Марч для меня – настоящий шейх моря из сказок «Тысяча и одна ночь», но, может быть, когда я научусь таскать ее на себе, не жалуясь, она свалится или сделается такой легкой, что я перестану ее замечать.

Эта мысль пришлась по вкусу Джо и привела ее в хорошее настроение, но Мег не развеселилась, ибо ее ноша, представлявшая собой четырех избалованных детей, каза­лась тяжелее, чем когда-либо. У нее даже недостало духу, чтобы, как обычно, надеть на шею голубую ленточку и уложить волосы в свою самую любимую прическу.

– Какой смысл выглядеть привлекательно, когда никто меня не видит, кроме этих злых карликов, и никому и дела нет, красива я или некрасива? – пробормотала она, резким движением закрывая ящик комода. – Так я и буду убиваться на этой работе до конца моих дней, только изредка позволяя себе развлечься, и сделаюсь старой, некрасивой, угрюмой из-за того, что я бедна и не могу наслаждаться жизнью, как это делают другие девушки. Как это обидно!

И Мег сошла вниз с оскорбленным видом и была со­всем не приветливой за завтраком. Да и все остальные, казалось, были не в духе и не прочь поворчать. У Бесс болела голова, и она лежала на диване, пытаясь утешиться обществом кошки и трех котят; Эми злилась, потому что не сделала уроки и не могла найти свои галоши; Джо свистела и роняла все подряд, поднимая невероятный шум; миссис Марч была очень занята: она пыталась закончить письмо, которое необходимо было срочно отправить; а Ханна ходила мрачнее тучи, так как поздно ложиться спать было не в ее привычках.

– Второй такой злющей семейки не найдешь! – вос­кликнула Джо, потеряв терпение, после того как опрокинула чернильный прибор, разорвала оба шнурка в ботинках и уселась на свою шляпу.

– А ты в ней самая злющая! – отвечала Эми, смывая совершенно неправильный ответ арифметической задачи слезами, которые капали на ее грифельную дощечку.

– Бесс, если ты не будешь держать своих гадких кошек в подвале, мне придется их утопить! – с гневом восклик­нула Мег, безуспешно пытаясь освободиться от котенка, который вскарабкался ей на спину и пристал там как смола, повиснув вне пределов досягаемости.

Джо смеялась, Мег негодовала, Бесс умоляла, Эми под­вывала, так как не могла сообразить, сколько будет девятью двенадцать.

– Девочки, прошу вас, замолчите хоть на минуту! Мне надо отправить это письмо с утренней почтой, а вы отвлекаете меня своей возней! – воскликнула миссис Марч, зачеркивая уже третье испорченное предложение в своем письме.

Наступило затишье, прерванное лишь Ханной, которая торжественно вошла, поставила на стол два свежеиспечен­ных полукруглых пирожка и так же торжественно удали­лась. Для Джо и Мег стало традицией, отправляясь на работу, брать с собой эти пирожки, которые они называли «муфтами», так как настоящих муфт у них не было, а выходить из дома в холодную погоду с горячим свертком в руке было очень приятно. Ханна, как бы занята или сердита она ни была, никогда не забывала испечь эти пи­рожки, ведь погода была холодной и ветреной, путь не­близким, а бедняжки не получали второго завтрака там, где работали, и редко возвращались домой раньше двух.

– Обнимайся со своими кошками, Бесс, и лечи головную боль. До свидания, мама. Мы были шайкой мерзавок в это утро, но вечером вернемся домой сущими ангелочками. По­шли, Мег! – И Джо зашагала по дорожке, чувствуя, что пилигримы отправляются в путь отнюдь не так, как следо­вало бы.

Прежде чем свернуть за угол, они всегда оглядывались на родной дом, потому что мама обычно стояла у окна, кивая и улыбаясь, и махала им рукой. Им казалось, что они не смогут прожить предстоящий день без этого про­щания, и, в каком бы настроении они ни покидали дом, последнее мимолетное видение ласкового лица матери не­изменно действовало на них словно луч солнца.

– Если бы мама потрясла нам вслед кулаком, вместо того чтобы посылать воздушные поцелуи, то и поделом бы нам было, потому что более неблагодарных негодниц, чем мы, свет не видывал! – воскликнула Джо, испытывая мрач­ное, полное раскаяния удовлетворение от прогулки по снегу на пронизывающем ветру.

– Не употребляй таких ужасных выражений, – отозва­лась Мег из глубин своей шали, в которую она закуталась, словно монахиня, смертельно уставшая от мира.

– Я люблю хорошие, сильные слова, которые что-то значат, – возразила Джо, судорожно хватаясь за шляпу, которая подпрыгнула у нее на голове, пытаясь улететь совсем.

– Себя ты можешь называть как хочешь, но я не «мер­завка» и не «негодница» и не желаю, чтобы меня так называли.

– Ты – разочарованное существо, а сегодня явно сер­дита из-за того, что не можешь окружить себя роскошью. Но ничего! Подожди, бедняжка моя, вот сделаю карьеру, и тогда ты будешь наслаждаться экипажами, мороженым, туфлями на высоких каблуках, букетами и рыжими кава­лерами для танцев.

– Какая ты смешная, Джо! – Но, посмеявшись над этой нелепой идеей, Мег почувствовала себя лучше.

– И хорошо, что смешная, а то, если бы я напускала на себя хандру и старалась быть такой же угрюмой, как ты, были бы мы сейчас в премилом виде. К счастью, я всегда могу найти что-нибудь смешное, чтобы не падать духом. И ты тоже не ворчи больше, а возвращайся домой веселой и будешь умница.

Джо ободряюще похлопала сестру по плечу, и они рас­стались; каждая зашагала своей дорогой, каждая несла свой теплый пирожок, каждая старалась быть бодрой, несмотря на холодную ветреную погоду, предстоящую неприятную работу и неудовлетворенные желания жаждущей удоволь­ствий юности.