– Я не жалею, – возразила Джо сдавленно. – И сде­лала бы то же самое завтра еще раз, если бы могла. Это только то, что есть во мне тщеславного, себялюбивого, рас­плакалось так глупо. Не говори никому; все уже прошло. Я думала, ты спишь, так что я просто хотела немного постонать в одиночестве над моей единственной и утрачен­ной красой. Почему ты не спишь?

– Мне не уснуть, я так тревожусь, – сказала Мег.

– Подумай о чем-нибудь приятном и быстро задрем­лешь.

– Я пыталась, но от этого сон совсем пропал.

– О чем ты думала?

– О красивых лицах… особенно о глазах, – ответила Мег, улыбаясь в темноте.

– Какие тебе больше всего нравятся?

– Карие… то есть иногда… голубые – прелестны.

Джо засмеялась; Мег сердито велела ей не болтать, потом любезно пообещала завить ей волосы и уснула, чтобы увидеть во сне свой воздушный замок.

Часы пробили полночь и в комнатах было очень тихо, когда фигура в белом заскользила от постели к постели, где разглаживая покрывало, где поправляя подушку и за­мирая, чтобы остановить долгий, нежный взгляд на лице каждой спящей; поцеловать ее с безмолвным благословением и обратить к небу горячие молитвы, какие исходят лишь от матерей. Когда она подняла занавеску, за которой была мрачная ночь, из-за туч неожиданно прорвалась и озарила ее ярким светом луна, словно сияющее доброе лицо, которое, казалось, шептало в тишине: «Утешься, дорогая душа! Всег­да есть свет за облаками».

Рассвет был холодным и серым. Сестры зажгли лампу и прочли главу из своих маленьких книжек так серьезно, как никогда прежде; ибо теперь, когда надвинулась тень настоящей беды, эти книжки были полны поддержки и утешения. Пока девочки одевались, они договорились, что скажут «до свидания» радостно и с надеждой и отправят маму в это тревожное путешествие, не огорчив ее ни слезами, ни жалобами. Все казалось очень странным, когда они спу­стились вниз, – таким тусклым и неподвижным за окном и таким полным света и суеты в доме. Было непривычно завтракать в столь ранний час, и даже знакомое лицо Ханны казалось неестественным, когда она носилась по кухне, не сняв ночного чепца. В передней стоял уже упакованный дорожный сундук, на диване лежали плащ и шляпка матери, а сама она сидела за столом, пытаясь поесть, но выглядела такой бледной и утомленной бессонницей и тревогой, что девочкам было нелегко держаться в соответствии с приня­тым решением. Глаза Мег наполнялись слезами помимо ее воли, Джо не раз пришлось прятать лицо за чайником, а у младших девочек было серьезное, озабоченное выражение, словно печаль была для них непривычным переживанием. Говорили мало, но перед самым отъездом, когда уже ожи­дали экипаж, миссис Марч сказала девочкам, которые хло­потали вокруг нее – одна свертывала ее шаль, другая разглаживала завязки ее шляпы, третья надевала ей боты, а четвертая застегивала ее дорожную сумку:

– Дети, я оставляю вас на попечение Ханны и под защитой мистера Лоренса. Ханна – сама преданность, а наш добрый сосед будет оберегать вас как родных детей. Я не боюсь за вас, но очень хочу, чтобы вы правильно восприняли это несчастье. Не сокрушайтесь и не растрав­ляйте свое горе, пока меня не будет с вами, но и не ду­майте, что сможете утешиться, если будете праздны и по­стараетесь о нем забыть. Надейтесь и трудитесь и, что бы ни случилось, помните, что вы никогда не останетесь без Отца.

– Хорошо, мама.

– Мег, дорогая, будь осмотрительна, следи за сестрами, во всем советуйся с Ханной, а в случае каких-либо затруд­нений обращайся к мистеру Лоренсу. Будь терпеливой, Джо, не унывай и не совершай опрометчивых поступков; пиши мне чаще и будь, моя решительная девочка, как всегда, готова помочь и ободрить нас всех. Бесс, утешайся музыкой и добросовестно исполняй свои маленькие обязанности по хозяйству, а ты, Эми, помогай сестрам всем, чем можешь, будь послушной и поддерживай в доме мир и покой.

– Непременно, мама! Непременно!

Стук колес приближающегося экипажа заставил всех вздрогнуть и прислушаться. Это была тяжелая минута, но девочки выдержали: ни одна не заплакала, ни одна не убежала, ни у одной не вырвалось жалобы, хотя у каждой было тяжело на сердце, когда они просили мать передать слова любви отцу и, произнося их, помнили, что, быть может, уже слишком поздно посылать их. Они спокойно поцеловали мать, нежно прижавшись к ней, и постарались как можно веселее махать ей вслед платками.

Лори и его дедушка пришли попрощаться с ней, и мистер Брук казался таким сильным, умным и добрым, что девочки тут же окрестили его «мистер Великодушный».

– До свидания, дорогие мои! Благослови и сохрани нас всех Господь! – шептала миссис Марч, целуя одно любимое личико за другим, и затем поспешила в экипаж.

Когда он уже катил прочь, из-за туч вышло солнце, и, обернувшись, мать увидела то, что показалось ей добрым предзнаменованием, – маленькую группу у ворот, озарен­ную яркими лучами. Они тоже заметили это и улыбались и махали руками, и последнее, что увидела она, прежде чем экипаж свернул за угол, были четыре оживленных лица, а за ними, словно личная охрана, старый мистер Лоренс, верная Ханна и преданный Лори.

– Как все добры к нам! – сказала она, оборачиваясь, чтобы найти новое подтверждение этому в выражении поч­тительного сочувствия на лице мистера Брука.

– По отношению к вам это нетрудно, – отвечал молодой человек с таким заразительным смехом, что миссис Марч не могла не улыбнуться; и долгое путешествие началось с до­брых предзнаменований – солнца, улыбок и веселых слов.

– У меня такое чувство, словно произошло землетря­сение, – сказала Джо, когда соседи ушли домой завтракать, оставив их успокоиться и подкрепиться в одиночестве.

– Кажется, будто половина дома исчезла, – добавила Мег уныло.

Бесс приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но смогла лишь указать на кучу аккуратно заштопанных чулок, ле­жавших на рабочем столике матери, – свидетельство того, что даже в самые последние часы перед отъездом она думала о них и трудилась для них. Конечно, это была мелочь, но она поразила каждую из них в самое сердце; и, несмотря на намерение держаться мужественно, все они не выдержали и горько расплакались.

Мудрая Ханна выждала, пока слезы облегчили им душу, а затем и сама пришла на помощь, вооруженная кофейником.

– Ну вот, дорогие мои, помните, что ваша мамаша сказала, и не тревожьтесь. Давайте-ка выпьем по чашечке кофе, и возьмемся за дело, и будем поддерживать доброе имя семьи.

Кофе был редким угощением в их доме, и Ханна про­явила немалую чуткость, сварив его в это утро. Никто не мог противиться ни ее убедительным кивкам, ни ароматному приглашению, исходившему из носика кофейника. Они по­дошли к столу, сменили носовые платки на салфетки, и через десять минут все опять было в порядке.

– «Надеяться и трудиться» – вот наш девиз, и давайте посмотрим, кто будет помнить о нем лучше всех. Я иду к тете Марч, как обычно. Ох и будет же она сегодня читать нотации! – сказала Джо, делая маленькие глотки и вновь обретая присутствие духа.

– Я пойду к моим Кингам, хотя гораздо охотнее осталась бы дома и занялась хозяйством, – сказала Мег, с сожалением думая о том, какие у нее, должно быть, красные глаза.

– Это ни к чему. Мы с Бесс отлично справимся с домашней работой, – вставила Эми с важным видом.

– Ханна скажет нам, что нужно сделать, и, когда вы придете домой, все уже будет готово, – добавила Бесс, без промедления вынимая мочалку и тазик для мытья посуды.

– Я думаю, что волнения – это очень интересно, – заметила Эми, задумчиво поедая сахар.

Девочки не сумели удержаться от смеха, и он принес им облегчение, хотя Мег все же покачала головой, глядя на юную особу, которая могла найти утешение в сахарнице.

Привычный вид полукруглых пирожков снова настроил Джо на серьезный лад, и когда они вдвоем с Мег вышли из дома, обе с грустью оглянулись на окно, за которым так привыкли видеть лицо матери. Его там не было, но Бесс не забыла об этой маленькой домашней традиции и стояла у окна, с улыбкой кивая им, словно розовощекий китайский мандарин.