– Никогда, разве только если стану старой, не смогу ни согнуться, ни разогнуться и мне придется взять костыль. Не старайся сделать меня взрослой раньше времени, Мег. И так уже тяжело, что ты внезапно изменилась; позволь мне оставаться маленькой сколько смогу.

Говоря это, Джо склонилась над своей горстью листьев, чтобы скрыть дрожь губ. В последнее время она все яснее чувствовала, что Маргарет быстро превращается в женщину, а секрет, который поведал ей Лори, заставлял ее содрогаться от страха при мысли о неизбежной разлуке, которая теперь, казалось, была очень близка. Лори заметил ее волнение и постарался отвлечь внимание Мег торопливым вопросом:

– Куда это ты ходила такая нарядная?

– К Гардинерам. Салли рассказала мне о свадьбе Бел­лы Моффат. Свадьба была великолепная, а всю зиму мо­лодые проведут в Париже. Подумать только! Какое это, должно быть, удовольствие!

– Ты завидуешь ей, Мег? – спросил Лори.

– Боюсь, что да.

– Я рада! – пробормотала Джо, судорожным движе­нием завязывая ленты шляпы.

– Почему? – спросила Мег удивленно.

– Потому что, если для тебя так важно богатство, с тобой никогда не случится такого, чтобы ты вдруг вышла за бедного человека, – сказала Джо, хмуро взглянув на Лори, который взглядом просил ее следить за своими сло­вами.

– Я никогда вдруг ни за кого не выйду, – заметила Мег и зашагала домой с большим достоинством, а Джо и Лори последовали за ней, смеясь, перешептываясь, прыгая через камешки на дороге, «совсем как дети», как сказала себе Мег, хотя и у нее, возможно, появилось бы искушение присоединиться к ним, если бы она не была в своем лучшем наряде.

Неделю или две Джо вела себя так странно, что сестры были в некотором замешательстве. Она бросалась к двери, когда звонил почтальон, была груба с мистером Бруком, когда они встречались, подолгу сидела, глядя на Мег со скорбным выражением лица, и иногда подбегала к сестре, чтобы встряхнуть ее и затем поцеловать с очень таинствен­ным видом. Она все время обменивалась с Лори странными знаками и толковала с ним о каких-то «парящих орлах», пока сестры не заявили, что оба они, вероятно, совсем потеряли рассудок. В субботу, спустя две недели после того, как Джо ездила в город, Мег, сидевшая у окна с шитьем, была возмущена, увидев, как Лори гоняется за Джо по всему саду. Наконец он поймал ее в беседке, и, что про­изошло там, Мег было не видно, но оттуда доносились взрывы хохота, за которыми последовало жужжание голосов и громкие хлопки газет.

– Что нам делать с этой девочкой? Она никогда не научится вести себя как барышня, – вздохнула Мег, наблю­давшая за погоней в саду с явным неодобрением на лице.

– И хорошо, что не научится; она такая веселая и милая, – сказала Бесс, скрывая некоторую обиду, вызван­ную тем, что у Джо есть секреты с кем-то кроме нее.

– Это очень досадно, но, боюсь, нам никогда не сделать ее commy la fо, – добавила Эми, которая сидела, пришивая новые оборки к своему платью, и с кудрями, перехваченными лентой так, что они были ей очень к лицу, – два приятных обстоятельства, заставлявшие ее чувствовать себя необык­новенно изящной и элегантной.

Через несколько минут в комнату влетела Джо, растя­нулась на диване и сделала вид, что читает.

– Что-нибудь интересное? – спросила Мег снисходи­тельно.

– Так, просто рассказ; ничего особенного, я думаю, – отвечала Джо, стараясь держать газету так, чтобы не было видно ее названия.

– Почитала бы вслух; и нас развлечешь, и сама не будешь скакать и проказничать, – сказала Эми самым взрослым тоном.

– Как он называется? – спросила Бесс, удивляясь, почему Джо закрывает лицо газетой.

– «Художники-соперники».

– Название неплохое, прочти, – сказала Мег.

Издав громкое «Гм!» и набрав побольше воздуха, Джо начала читать очень быстро. Девочки слушали с интересом; история была весьма романтической и довольно трогатель­ной, так как большинство героев в конце умирали.

– Мне понравилось то место, где говорилось о заме­чательной картине, – с одобрением сказала Эми, когда Джо замолчала.

– А мне больше всего понравилась любовная линия. Виола и Анжело – наши любимые имена, ну не странно ли? – отозвалась Мег, вытирая слезы, так как «любовная линия» была трагической.

– А кто автор? – спросила Бесс, которая мельком увидела лицо Джо.

Чтица вдруг села, отбросила газету, открыв взорам рас­красневшееся лицо, и с забавной смесью торжественности и волнения громко отвечала:

– Ваша сестра.

– Ты? – вскрикнула Мег, роняя шитье.

– Очень хороший рассказ, – сказала Эми с видом кри­тика.

– Я знала! Знала! О, моя Джо, я так тобой горжусь! – И Бесс подбежала, чтобы обнять сестру, и запрыгала от радости по случаю такого замечательного успеха.

Боже мой, как восхищены все они были, можете не сомневаться! Как не верила Мег, пока не увидела слова «мисс Джозефина Марч», действительно напечатанные в газете; как благосклонно разбирала Эми те фрагменты рас­сказа, где речь шла о живописи, и давала советы, как написать продолжение, что, к несчастью, не представлялось возможным осуществить, ибо герой и героиня были мертвы; как взволнована была Бесс и как она прыгала и пела от радости; как вошла Ханна, чтобы воскликнуть: «Вот это да! В жизни такого не видала!» – в огромном удивлении от того, «что наша Джо учинила», как горда была, узнав обо всем, миссис Марч; как смеялась со слезами на глазах Джо, как она заявила, что чувствует себя спесивым павли­ном; и как «Парящий орел», если можно так выразиться, триумфально взмахивал крылами над домом семейства Марч, когда газета переходила из рук в руки!

– Расскажи все. Когда у тебя появилась такая идея? Сколько тебе за это заплатили? Что скажет папа? А как Лори-то будет смеяться! – наперебой кричали все, стол­пившись вокруг Джо, потому что эти безрассудные, любящие люди превращали в большой праздник каждую ма­ленькую семейную радость.

– Не галдите так, девочки, я все расскажу, – улыбну­лась Джо, одновременно задавая себе вопрос, больше ли гордилась своей «Эвелиной» мисс Берни, чем она своими «Художниками-соперниками». Рассказав, как она распоря­дилась своими рассказами, Джо добавила: – А когда я пришла за ответом, этот человек сказал, что ему понравились оба рассказа, но он не платит начинающим авторам, а только дает им напечататься в его газете. Он сказал, что рассказы – это хорошая практика, а когда начинающий станет писать лучше, тогда любой заплатит. И я позволила ему взять оба рассказа, а сегодня мне прислали этот номер газеты. Лори увидел меня с ним в саду, поймал и настоял, чтобы я показала. Ну и я показала, а он сказал, что рассказ хорош и чтобы я писала еще, а он постарается устроить так, чтобы за следу­ющий заплатили. И я так счастлива, потому что со временем я, возможно, смогу содержать себя и помогать девочкам.

Тут у Джо перехватило дыхание и, уткнувшись головой в газету, она окропила свой маленький рассказ искренними слезами, так как быть независимой и заслужить похвалы тех, кого она любила, было самым заветным желанием ее сердца и казалось, что первый шаг к этой цели сделан.

– Ноябрь – самый неприятный месяц в году, – ска­зала Маргарет, стоя у окна в один из хмурых дней и глядя на побитый морозом сад.

– Вот почему я именно в нем родилась, – заметила Джо с меланхолическим видом, не подозревая о том, что нос у нее испачкан чернилами.

– А если бы сейчас случилось что-нибудь очень при­ятное, мы подумали бы, что это замечательный месяц, – сказала Бесс, которая с надеждой глядела на все, даже на ноябрь.

– Осмелюсь сказать, что в нашем семействе никогда ничего приятного не происходит, – отозвалась Мег, которая была не в духе. – Корпим изо дня в день – никаких пе­ремен и очень мало развлечений. Не лучше, чем каторжнику на ступальном колесе.

– Дай Бог терпения, ну и хандра же у тебя! – вос­кликнула Джо. – Впрочем, я не очень удивлена, бедняжка ты моя, потому что ты видишь, как отлично проводят время другие девушки, а сама только трудишься да трудишься из года в год. О, как было бы хорошо, если бы я могла создать для тебя иные обстоятельства, так же как я делаю это для моих героинь! Ты уже достаточно красива и до­статочно добродетельна, так что мне осталось бы устроить так, чтобы какой-нибудь родственник неожиданно оставил тебе большое состояние. И тогда ты в один миг превратилась бы в богатую наследницу, холодно отнеслась бы ко всем тем, кто прежде смотрел на тебя свысока, поехала за границу и вернулась бы домой леди такой-то в полном блеске рос­коши и изящества.