– Я здесь. Обопрись на меня, Джо, дорогая!

Она не могла говорить, но «оперлась», и горячее пожатие дружеской руки утешило ее страдающее сердце; оно словно подвело ее ближе к Божественной Руке, которая одна могла поддержать ее в этом горе. Лори очень хотел сказать что-нибудь нежное и успокаивающее, но не мог найти подхо­дящих слов и стоял молча, нежно гладя ее склоненную голову, как это делала обычно ее мать. И это было самое подходящее из всего, что он мог сделать, утоляющее боль гораздо лучше, чем самые красноречивые слова, и Джо чувствовала невысказанное сострадание и в молчании уз­навала ту сладкую отраду, какую любовь приносит в горе. Вскоре она осушила слезы, принесшие ей облегчение, и подняла на него благодарный взгляд.

– Спасибо, Тедди, теперь мне легче. Я не чувствую себя такой одинокой и постараюсь вынести наихудшее, если оно произойдет.

– Не теряй надежды, это поможет тебе, Джо. Скоро вернется ваша мама, и тогда все будет в порядке.

– Я так рада, что папе лучше; теперь ей будет не так тяжело покинуть его. Боже мой! Кажется, что все несчастья свалились разом и самая большая тяжесть пришлась на мои плечи, – вздохнула Джо, расправляя мокрый носовой платок на коленях, чтобы просушить его.

– Мег не помогает тебе? – спросил Лори с негодова­нием.

– О, она старается, но она не может любить Бесс так, как люблю ее я, и Мег не будет так не хватать ее, как мне. Бесс – моя совесть, и я не могу смириться с такой потерей. Не могу! Не могу!

Джо снова закрыла лицо мокрым носовым платком и заплакала, особенно отчаянно именно потому, что в преды­дущие дни старалась держаться бодро и ни разу не про­лила ни слезинки. Лори закрыл глаза рукой, но не мог заговорить, пока не проглотил комок в горле и не успо­коил дрожь губ. Может быть, это было не по-мужски, но он ничего не мог поделать с собой, и я этому рада. На­конец, когда рыдания Джо стали тише, он сказал с на­деждой:

– Я не верю, что она умрет; она такая хорошая, и мы все так горячо ее любим; я не верю, что Бог заберет ее от нас так скоро.

– Хорошие и любимые люди всегда умирают, – про­стонала Джо, но плакать перестала; слова друга подбодрили ее, несмотря на собственные страхи и сомнения.

– Бедняжка, ты совсем измотана. Отчаиваться – это так на тебя непохоже. Перестань. Я подбодрю тебя в один миг.

Лори убежал, прыгая через две ступеньки, а Джо по­ложила свою измученную голову на маленький коричневый капор Бесс, который никто и не подумал тронуть со стола, где она оставила его. Должно быть, он обладал волшебной силой, ибо смиренный дух его кроткой обладательницы, казалось, проник в Джо, и, когда Лори спустился бегом со стаканом вина в руке, она взяла стакан с улыбкой и сказала бодро:

– За здоровье моей Бесс! Ты отличный доктор, Тедди, и такой надежный друг. Как смогу я отблагодарить тебя? – добавила она, когда вино дало новые силы ее телу, так же как прозвучавшие ранее слова – ее страдающей душе.

– Придет время, и я пришлю тебе мой счет; а пока я дам тебе еще кое-что, что согреет твое сердце лучше целой кварты вина, – сказал Лори; на лице его было удовлетво­рение, которое он с трудом пытался скрыть.

– Что такое? – воскликнула Джо, на мгновение забыв от удивления о своем горе.

– Вчера я послал телеграмму вашей маме, и Брук от­ветил, что она выезжает. Она будет здесь сегодня вечером, и все будет в порядке. Ты рада, что я это сделал?

Лори говорил очень быстро, он сильно покраснел и был взволнован и смущен, так как прежде держал свой план в секрете из боязни разочаровать девочек или повредить Бесс. Джо вся побелела и вскочила со стула, а когда он умолк, она в то же мгновение придала ему уверенности тем, что закинула руки ему на шею и выкрикнула в порыве радости:

– О, Лори! О, мама! Я так рада!

На этот раз она не заплакала, но засмеялась нервно, задрожала и прильнула к своему другу, словно совсем по­теряла голову от этого неожиданного известия.

Лори, хотя и явно удивленный, действовал с полным присутствием духа; он ласково похлопал ее по спине и, обнаружив, что она приходит в себя, добавил к этому один или два робких поцелуя, что сразу привело Джо в чувство. Держась за перила, она мягко отстранила его и сказала чуть слышно:

– О, нет, не надо! Я не хотела этого; ужасно, что я так себя веду, но ты такой милый, что сделал это, невзирая на Ханну, и я просто не могла не налететь на тебя. Расскажи мне все и не давай мне больше вина, а то вот что получается.

– Я не против, – засмеялся Лори, поправляя галстук. – Понимаешь, я очень нервничал, и дедушка тоже. Мы по­думали, что Ханна превышает свои полномочия и ваша мама должна обо всем знать. Она никогда не простила бы нам, если бы Бесс… ну, если бы с Бесс что-нибудь случилось, ты понимаешь. Так что я убедил дедушку в том, что самое время для нас что-то предпринять, и вчера помчался на почту. Доктор выглядел вчера очень озабоченным, но Ханна чуть не сняла с. меня голову, когда я предложил послать телеграмму. Я не выношу, когда мной командуют, и от этого только укрепился в моей решимости – и так и по­ступил. Твоя мама приедет, я знаю. Последний поезд в два часа ночи; я поеду встречать ее, а вам нужно только скрыть свой восторг и не тревожить Бесс, пока эта благословенная женщина не доберется сюда.

– Лори, ты ангел! Смогу ли я когда-нибудь отблаго­дарить тебя?

– Налети на меня еще разок; мне это, пожалуй, при­шлось по вкусу, – сказал Лори с озорным видом, чего с ним уже две недели не бывало.

– Нет, спасибо. Я сделаю это через посредника, когда придет твой дедушка. Не дразни меня, иди лучше домой и отдохни, ведь тебе предстоит полночи не спать. Благослови тебя Бог, Тедди!

Джо отступила в угол, а закончив свою речь, стреми­тельно скрылась в кухне, где уселась на стол и сообщила собравшимся кошкам, что она «счастлива, ах как счастлива!», в то время как Лори направился домой, чувствуя, что удачно справился с делом.

– Это самый навязчивый мальчишка, какого я в жизни видела, но я его прощаю и надеюсь, что миссис Марч скоро здесь будет, – сказала Ханна с явным облегчением, когда Джо сообщила ей добрую весть.

Мег ощутила тихую радость, а затем долго размышляла над письмом, принесенным Лори, пока Джо приводила в порядок комнату больной, а Ханна «на скорую руку» стря­пала пироги по случаю приезда «нежданных гостей». Каза­лось, дыхание свежего воздуха пронеслось по дому и что-то более прекрасное, чем солнечный свет, озарило тихие комна­ты. Все словно почувствовали эту исполненную надежд пе­ремену; птичка Бесс снова начала щебетать; на розовом кустике Эми, росшем на подоконнике, нашли полураспустив­шийся цветок; огонь в каминах, казалось, горел с необычной яркостью; и каждый раз, когда девочки встречались, их бледные лица озарялись улыбкой и они обнимали друг друга, шепча ободряюще: «Мама едет, дорогая! Мама едет!» Радо­вались все, кроме Бесс; она лежала в тяжелом оцепенении, равно не сознающая ни надежды и радости, ни сомнения и опасности. Это было жалостное зрелище: некогда розовое личико – такое изменившееся и безучастное; некогда заня­тые ручки – такие слабые и изможденные; некогда улыба­ющиеся губы – совершенно неподвижные; некогда краси­вые, ухоженные волосы – спутавшиеся и рассыпавшиеся по подушке. Весь день лежала она так, только порой приподни­маясь, чтобы пробормотать: «Воды!» – губами, так спекши­мися от жара, что едва можно было разобрать это слово; весь день Джо и Мег не отходили от нее, наблюдая, ожидая, надеясь и полагаясь на Бога и мать; и весь день валил снег, завывал неистовый ветер, а часы тянулись мучительно мед­ленно. Но наконец пришла ночь, и каждый раз, слыша бой часов, сестры, по-прежнему сидевшие по обеим сторонам постели, обменивались радостными взглядами, ибо каждый час приближал помощь. Заходил доктор и сказал, что около полуночи, вероятно, следует ожидать перемены к лучшему или к худшему и что к тому времени он вернется.

Ханна, совершенно измученная, легла на диванчик в ногах постели и быстро уснула; в гостиной шагал из угла в угол мистер Аоренс, чувствуя, что ему легче было бы встре­титься лицом к лицу с целой батареей мятежников-южан, чем увидеть встревоженное лицо миссис Марч, когда она войдет в дом; Лори лежал на ковре, делая вид, что спит, но на самом деле неподвижно глядел в огонь задумчивым взглядом, де­лавшим его глаза необыкновенно нежными и ясными.