– Добрый день. Я пришел за своим зонтиком… то есть узнать, как себя чувствует сегодня ваш папа, – сказал ми­стер Брук смущенно, переводя взгляд с одного выразитель­ного лица на другое.

– Очень хорошо, он на вешалке, я его принесу и скажу ему, что вы здесь. – И, смешав отца и зонтик в своем ответе, Джо выскользнула из комнаты, чтобы дать Мег возмож­ность произнести ее обдуманную речь и продемонстрировать свое достоинство.

Но как только сестра исчезла, Мег бочком начала про­двигаться к двери, бормоча:

– Мама будет рада вас видеть. Садитесь, пожалуйста, я ее позову.

– Не уходите. Вы боитесь меня, Маргарет? – И ми­стер Брук взглянул на нее так огорченно, что Мег подумала, что, должно быть, сделала что-то очень невежливое. Она покраснела до маленьких кудряшек надо лбом. Прежде он никогда не называл ее Маргарет, и она была удивлена тем, как естественно и приятно прозвучало это имя из его уст. Желая казаться дружелюбной и непринужденной, она до­верчиво протянула ему руку и сказала с признательностью:

– Могу ли я бояться, когда вы были так добры к папе? Я очень хотела бы отблагодарить вас за это.

– Можно я скажу вам, как это сделать? – спросил мистер Брук, крепко держа маленькую руку в обеих руках и глядя на Мег сверху вниз с такой любовью в карих глазах, что сердце ее затрепетало и ей одновременно захо­телось и убежать, и остаться, чтобы выслушать.

– О, нет, пожалуйста, не надо… лучше не надо, – пробормотала она, пытаясь отобрать свою руку, с испу­ганным видом, противоречившим ее уверениям, что она не боится.

– Я не обеспокою вас, я только хочу знать, нравлюсь ли я вам хоть немножко, Мег. Я так люблю вас, дорогая, – сказал мистер Брук нежно.

Это был тот самый момент, когда следовало произнести спокойное и достойное заявление, но Мег не произнесла его; она забыла все заготовленные слова и, опустив голову, ответила: «Не знаю» – так тихо, что Джону пришлось на­клониться, чтобы уловить этот короткий ответ.

Но он, казалось, нашел, что потрудиться стоило, так как чуть заметно улыбнулся, словно был очень доволен, с благодарностью пожал пухлую ручку и сказал самым убе­дительным тоном:

– Постарайтесь, пожалуйста, и выясните. Я так хочу знать! Я не могу работать с душой, пока не узнаю, ждет меня в конце моих трудов награда или нет.

– Я слишком молода, – запинаясь, выговорила Мег, удивляясь, почему все в ней так трепещет, и, пожалуй, радуясь этому ощущению.

– Я подожду, а пока вы могли бы научиться любить меня. Это будет очень трудный урок, дорогая?

– Нет, если бы я хотела его выучить, но…

– Пожалуйста, захотите, Мег. Я люблю учить, а это легче, чем немецкий, – прервал ее Джон, завладевая второй рукой, чтобы она не могла скрыть лица, когда он склонился, чтобы заглянуть в него.

Тон его был, как и следует, просительным, но, украдкой бросив на него робкий взгляд, Мег увидела, что глаза у него не только нежные, но и веселые, а на лице удовлет­воренная улыбка человека, уверенного в успехе. Это уязвило ее. Глупые наставления Энни Моффат, касающиеся кокет­ства, пришли ей в голову, и желание властвовать, которое спит в груди даже самой лучшей из маленьких женщин, внезапно пробудилось и овладело ею. Она чувствовала себя непривычно, была взволнована и, не зная, что делать, под­далась этому беспричинному порыву. Отняв руки, она сказала нетерпеливо:

– Я не хочу. Прошу вас, уйдите и оставьте меня в покое!

Бедный мистер Брук выглядел так, словно его любимый воздушный замок обрушился ему на голову, так как он никогда прежде не видел Мег в таком расположении духа, и был весьма озадачен.

– Вы говорите серьезно? – спросил он с беспокойством, последовав за ней, когда она отошла.

– Да. Я не хочу, чтобы меня тревожили такими раз­говорами. Папа говорит, что не нужно, слишком рано, и, пожалуй, не стоит.

– Но не могу ли я надеяться, что со временем вы передумаете? Я подожду и не буду ничего говорить, пока вы все не обдумаете. Не играйте со мною, Мег. Я думал, что вы не такая.

– Не думайте обо мне совсем. Я не хочу, чтобы вы думали, – сказала Мег, черпая жестокое удовлетворение в том, что испытывает терпение своего возлюбленного и свою собственную власть над ним.

Он был теперь серьезен и бледен и гораздо более по­хож на героев тех романов, которыми она восхищалась, но он не ударял себя по лбу и не бегал по комнате, как они. Он просто стоял, глядя на нее так печально, так нежно, что сердце ее смягчилось вопреки ее желанию. И я не могу сказать, что произошло бы дальше, если бы в эту интересную минуту в комнату, прихрамывая, не во­шла тетя Марч.

Старая леди не могла противиться желанию увидеть племянника; выехав на прогулку, она встретила Лори, от которого узнала о возвращении мистера Марча, и решила заехать, чтобы повидаться с ним. Все семейство было занято делами в задней части дома, и она вошла без шума, желая удивить их. Двоих из них она удивила так сильно, что Мег вздрогнула, словно узрев привидение, а мистер Брук исчез в соседней комнате.

– Спаси и помилуй, да что ж это такое? – воскликнула старая леди, стукнув об пол своей палкой, когда перевела взгляд с бледного молодого джентльмена на красную мо­лодую леди.

– Это друг папы. Я так удивлена, что вижу вас! – с трудом вымолвила Мег, чувствуя, что нотации не избе­жать.

– Видно, что ты удивлена, – отвечала тетя Марч, уса­живаясь. – Но что же такое может сказать друг отца, чтобы ты сделалась красная как пион? Здесь что-то затевается, и я настаиваю, чтобы ты все мне рассказала. – И снова раздался стук.

– Мы просто разговаривали. Мистер Брук пришел, чтобы забрать свой зонтик, – начала Мег, жалея, что мистер Брук и его зонтик еще не покинули благополучно стен этого дома.

– Брук? Учитель этого мальчишки? А! Теперь ясно. Я все знаю. Джо как-то раз прочитала мне не тот абзац в одном из писем твоего отца домой, и я заставила ее все рассказать мне. Но ты ведь не приняла его предло­жения, детка? – воскликнула тетя Марч с возмущенным видом.

– Тише! Он слышит. Может быть, я лучше позову маму? – сказала Мег, очень обеспокоенная.

– Подожди. Я хочу кое-что сказать тебе и облегчить душу сразу. Скажи мне, ты собираешься выйти за этого Кука? Если ты это сделаешь, ни гроша из моих денег не получишь. Помни это и будь благоразумна, – сказала старая леди выразительно.

Надо сказать, что тетя Марч в совершенстве владела искусством возбуждать дух противоречия даже в самых кротких людях и с удовольствием делала это. В лучшем из нас есть примесь своенравия, особенно когда мы молоды и влюблены. Если бы тетя Марч принялась умолять Мег согласиться на предложение Джона Брука, та, скорее все­го, объявила бы, что не желает и думать об этом, но, так как ей не допускающим возражений тоном было приказано не любить его, она немедленно решила, что полюбит. Сер­дечное влечение наряду с упрямством сделало легким при­нятие этого решения; и, без того уже очень взволнованная, Мег оказала сопротивление старой леди с необычной энер­гией.

– Я выйду за того, кто мне нравится, тетя, а вы можете оставить ваши деньги кому угодно, – сказала она, с реши­тельным видом вскинув голову.

– Скажите пожалуйста! Так-то вы принимаете мой со­вет, мисс! Ты пожалеешь об этом, когда попытаешься найти рай в шалаше и потерпишь полную неудачу.

– Такая неудача будет не больше тех, что ожидают некоторых людей и в больших домах, – возразила Мег.

Тетя Марч надела очки и внимательно посмотрела на девушку, так как никогда не видела ее прежде в таком расположении духа. Мег и сама едва ли узнавала себя: она чувствовала себя такой смелой и независимой, с такой ра­достью защищала Джона и утверждала свое полное право любить его, если хочет! Тетя Марч увидела, что не так приступила к делу, и после небольшой паузы предприняла новую попытку, сказав как можно мягче:

– Мег, дорогая, будь благоразумна и прислушайся к моему совету. Я ведь добра желаю и не хочу, чтобы ты испортила себе жизнь, сделав в самом ее начале серьезную ошибку. Ты должна удачно выйти замуж и помочь семье; твой долг найти богатого человека, и тебе следует это осо­знать.