– Но… – вздрогнув, обронил Режиналь.

– Этот приказ я отдаю мадемуазель де Франсийон, – повысила голос Мари. – Совершенно очевидно, что мы окружены шпионами. Наши недруги сделают все возможное, чтобы перехватить письма между замком Монтань и Каз-Пилотом. Это может нам повредить, всем троим.

Луиза была подавлена, она смертельно побледнела и пошатнулась.

– Очевидно, что эта мера временная, – сжалилась генеральша. – Рано или поздно я восстановлю порядок на острове. Через некоторое время, вполне вероятно, мы сможем возобновить отношения с шевалье.

– Будем на это надеяться, – с двусмысленной усмешкой произнес Режиналь.

– Можете идти, Луиза, – сухо бросила Мари. – Шевалье зайдет с вами проститься.

– Так как я уезжаю немедленно, не так ли, мадам? – уточнил Мобре.

– Чем раньше, тем лучше.

– Очень хорошо. Прощайте, Луиза.

Когда молодая женщина вышла, Мобре бросил на Мари задумчивый взгляд. Он никогда не предполагал, что она сумеет вырваться из-под его опеки.

– Мне будет вас не хватать, – выговорил он. – Я буду чертовски скучать. Как мне жить без вас?

– Вы – мужчина, Режиналь, и человек с характером. Я завидую вам! Думаю, вы поняли причины, которые заставляют меня действовать таким образом. Тем не менее я хотела бы вам сказать, – печально произнесла она, заметно смягчившись, – что отношусь к вам с прежней симпатией, с прежней любовью…

– Я тоже, Мари. Буду молиться, чтобы вы преуспели.

Он подошел к Мари и поцеловал в висок.

Мари на мгновение удержала шевалье и страстно припала к его губам. Потом, ни слова не говоря, вытолкала Режиналя за дверь.

Стражник отворил дверь в кабинет майора и доложил:

– Господин Пленвиль просит его принять. Мерри Рулз вздрогнул. Обычно он с пристальным вниманием следил за передвижениями во дворе форта, но на сей раз не заметил колониста из Ле-Карбе.

– Пусть войдет! – отрывисто бросил разгневанный майор.

Стражник, который был далеко не глуп, догадывался, что майору не терпится переговорить с Пленвилем, и оставил дверь открытой. Он знаком показал Пленвилю, что его ждут.

Колонист явился в окружении веселившихся приспешников. Это были Сигали, Виньон и Босолей. Для них события развивались с головокружительной быстротой. И эта быстрота их пьянила, как и ежедневные победы. Действительно, какой огромный путь пройден с того дня, как они стали тайно собираться, вздрагивая от каждого звука, назначая друг другу нескончаемые встречи, преодолевая немыслимые трудности, чтобы не вызывать ничьих подозрений.

Как они трепетали когда-то, входя в форт, где чувствовали себя незваными гостями и даже предателями. Сегодня они входили как к себе домой.

Разве не будет скоро все здесь принадлежать им совершенно законно?

В кабинет майора Пленвиль зашел один.

Мерри Рулз вдруг увидел перед собой совершенно другого человека.

Пленвиль откинул назад седые, но еще довольно густые волосы, чуть порыжевшие под лучами тропического солнца, и его высокий лоб оказался открыт. Он больше не был похож на младшего сына обнищавшего гасконца, какого долгое время напоминал, вопреки большому состоянию и званию, которое он занимал на Мартинике.

Пленвиль облачился в новый камзол, бархатные штаны гранатового цвета. В пряжках его туфель блестели жемчужины, и это были именно туфли, как у придворного щеголя, а не тяжелые сапоги плантатора, как прежде. На боку висела шпага с гардой из кованого железа, легкая, но отличная, дорогая, испанской работы, и можно было только ломать голову над тем, зачем он ее нацепил.

Мерри Рулз почувствовал, как его захлестывает гнев, тем более что Пленвиль выглядел доброжелательно, улыбался и имел вид победителя.

– Здравствуйте, майор! – почти прокричал он. – Как давно мы не видались!..

– Вы правы, – замогильным голосом отозвался Рулз. – Я уже целую неделю рассылаю эстафеты из Макубы в Фор-Руаяль, предписывая вам явиться ко мне. Вы обязаны дать мне некоторые объяснения, потому, я полагаю, и прибыли сегодня?

Пленвиль откровенно смеялся. Майор обратил внимание на одну деталь, которую вначале упустил из-за своего раздраженного состояния. Оказывается, колонист отпустил бородку в виде ласточкиного хвоста, но довольно густую и ухоженную; похоже, хозяин тщательно за ней следил.

– Да, давненько я здесь не был, – повторил Пленвиль, словно не слыша майора. – С тех пор произошло много событий…

Улыбка не сходила с его губ, а бородка и все одеяние придавали сходство с сатаной. Он наклонился и стал внимательно разглядывать стол, за которым работал майор. Потом выпрямился и сказал:

– Хороший стол! Он мне очень нравится; пожалуй, я бы взял его себе.

– Вы смеетесь надо мной, Пленвиль? – вскипел Рулз.

– Да вы сами подумайте, майор: разве б я посмел?

– Нет, нет, в это я не верю. Я знаю вас насквозь: вы жалкий трус.

В ответ колонист захохотал.

– Так вы не верите, что я на это осмелюсь! – вскричал он. – Бедный майор!.. Не знаете вы Пленвиля. Это заблуждение, глубокое заблуждение. Вы принимаете меня за труса? Подождите!.. Подождите!.. Именно это, мессир, вы мне всегда советовали. Ждать и ждать!

– Только я долго ждать не намерен, предупреждаю. Что за комедию вы тут ломаете? Объяснитесь ли вы наконец? Что означает ваш наряд? На что надеетесь?

– Вы плохо информированы, милейший.

– Может, и так. Однако до сих пор в моих руках полиция и закон. Берегитесь, Пленвиль! Я не потерплю, чтобы надо мной смеялись! И не прощу измены! Вы, кажется, забыли о своих обязательствах. И конечно, уже не помните, о чем мы договаривались?

– Как вы могли такое подумать? – насмешливо проговорил колонист.

Мерри Рулз сжал кулаки.

– Пленвиль, приятель, – начал он слащаво, – я был неделю назад в Ле-Прешере…

– Знаю! Сигали нам пересказал ваш разговор с четырьмя нашими поселенцами в казарме, где вы находились с ее превосходительством и отцом Боненом, который, кажется, держал речь перед толпой, как на великопостной проповеди!

– Двумя часами раньше толпа требовала передать власть Пленвилю.

– Ну и что?

– А наш договор? Я же обещал вам должность синдика![16] Так вы, стало быть, теперь участвуете в заговорах против собственных друзей?

Пленвиль воздел руки к небу:

– Чего же вы хотите, майор! Общественное мнение – это одно, а решения, которые мы принимаем, – другое. Если народ избирает меня губернатором, что я могу поделать? Не отказываться же! Да и ради кого? Ради вас? Вы кормите нас одними обещаниями! Постоянно откладываете срочные дела! Нет-нет, майор, для меня воля колонистов – прежде всего! А наши обязательства я готов соблюдать до тех пор, пока ваши амбиции не станут вредными для нашей общей цели. Если поселенцы хотят, чтобы я стал генерал-губернатором, я им стану, только и всего. Этот кабинет будет моим. Я прикажу выделить вам участок земли, приятель, и даже постараюсь, чтобы вас назначили синдиком. Такой план действий вам не нравится?

Мерри Рулз вдруг понял, что против него существует заговор. Он-то думал, что может доверять этому человеку. Даже частенько обращался с ним, как с низшим, а оказалось, что колонист забрал власть! Стал поважнее самого майора, потому что толпа им бредит!

– Пленвиль! Мне хватит пяти минут, чтобы вас арестовать и повесить. Слышите? Виселица уже стоит во дворе форта. Что вы об этом думаете?

– Думаю, вам стоит попробовать, – с вызовом бросил Пленвиль. – Да, попытайтесь меня повесить или хотя бы арестовать… Вот вы увидите! Больше не скажу ни слова.

– А что я увижу?

– Вдоль западного побережья запылают пожары, от Макубы до Фор-Руаяля. А завтра будут говорить: «Майор заодно с генеральшей. Они вместе нас предают. Приказали повесить Пленвиля, потому что он стал для них опасен. Должно быть, они любовники! Рулз польстился на объедки Мобре». И вас тоже повесят, даже стражника не сможете позвать на помощь, потому что охрана перестанет вам доверять!