– Сразу видно, – уверенно произнес Лефор, – что вы не знаете моего монаха Фовеля. Уж он-то умеет держать слово! Когда я ему передал о вашем желании, чтобы доминиканец остался в Гавре, он только кивнул и сказал: «Предоставьте действовать мне!»… Ну и как, по-вашему, приятель: удалось это ему?

– Разумеется! – повторил Виллер, но не так уверенно, как флибустьер. – Однако имей я эти письма у себя, мне было бы спокойнее!

Прежде чем ответить, Лефор пожал плечами:

– Вы портите себе кровь из-за пустяков, мессир. Говорю же вам, что вы можете положиться на моего человека, как на меня самого, между прочим, этот человек только что показал вам, на что он способен, и вы напрасно волнуетесь, какого черта! Будьте уверены, что монах Фовель всегда сможет пошевелить мозгами и найти под своей тонзурой какой-нибудь выход: он помешает своему спутнику прибыть раньше нас, если, конечно, как вы говорите, тому не поможет непредвиденное обстоятельство!

Виллеру только и нужно было, чтобы его убедили. Сверх того, он и впрямь считал, что неправ, требуя слишком многого. Двое его друзей оказали ему услугу, на которую он не мог и надеяться. Как бы он сам добился того же?

И он больше не настаивал. Он, кстати, боялся, и не без оснований, нескромного любопытства попутчиков, тем более что из-за грохота кованых колес, скрипа несмазанных рессор и оглушительного щелканья бичом шевалье был вынужден почти кричать.

Теперь Лефор поудобнее устроился на скамье. Он был выше других пассажиров на целую голову и гораздо мощнее. А потому потеснил соседа справа, несомненно бедного гасконца, судя по его камзолу, вытертому до блеска, и соседа слева, богатого буржуа, во все стороны вращавшего глазами, как у куницы.

Скоро флибустьер притворился спящим; кстати, покачивание колымаги на ухабах действительно располагало ко сну. На самом деле Лефор задумался. Он соображал, каким образом задержать дилижанс настолько, чтобы его опередили двое монахов и отец Фейе успел исполнить доверенное ему поручение к кардиналу или его величеству.

Стемнело, когда дилижанс прибыл в Ивто. Вот уже около часа шевалье де Виллер крепко спал, похрапывая на своей лавочке и роняя голову то вправо, то влево на плечи соседям. Те не обращали на него внимания, потому что устали не меньше шевалье и тоже дремали. Виллер продолжал храпеть, когда кучер отворил в задней стенке дилижанса широкую двустворчатую дверь, выпуская желающих.

Лефор сильной рукой схватил богатого буржуа с глазами куницы, приготовившегося выйти первым, мощным движением бедер оттолкнул гасконца в поношенном камзоле и ступил на твердую почву, постучав кулаком в грудь, чтобы расправить складки на одежде. Своей огромной фигурой флибустьер нависал над форейтором. Лефор взглянул на него исподлобья. Форейтор отступил на несколько шагов, испугавшись, по-видимому, нападения, что случалось в те времена довольно часто на дорогах. Но Лефор дружески похлопал его по плечу и, взяв за руку, сказал:

– Ах, милейший! Никто лучше вас не умеет управлять лошадьми! Черт побери! Я еду из таких мест, где не хватает людей вашего полета! Неужели вы еще не смотритель? Выслушайте меня…

Он отвел форейтора в сторонку, позабыв о шевалье, а сквозь зубы проворчал:

– Благословенны края, откуда я еду и где нет ни дилижансов, ни почтовых карет, ни форейторов!

Убедившись в том, что их никто не слышит, он стал перед дородным и крепким кучером и, похлопав себя по животу, где висел кошель со звякнувшими золотыми, начал:

– Вы умны, очень умны… Я заметил это с первого взгляда…

Он говорил вкрадчиво и чрезвычайно любезно:

– Когда возвращаешься из страны дикарей, очень приятно встретить людей вашего склада. Вы, так сказать, благородны, сударь… Ох, черт, не возражайте! Я проткну первого, кто осмелится утверждать обратное. Я сказал, что вы умны, а потому поможете мне. У вас такой огонь во взгляде, ваше лицо выражает столько проницательности, что, едва на вас взглянув, я сейчас же подумал: «Вот тот человек, который мне нужен!»

– Мессир! – с трудом пролепетал обеспокоенный форейтор.

– Да что вы! Зовите меня приятелем! Ведь вы могли бы даже оказаться моим братом! Так и договоримся: мы – братья, и ни слова больше. Клянусь всем святым, мальчик мой, мы созданы Всевышним для взаимопонимания… Послушайте-ка, что это за звон, и скажите, как он вам нравится!

– Это звенят экю, мессир… Экю, вне всякого сомнения.

– Экю! Да, экю; но, пожалуйста, называйте меня не мессиром, а братом. Если бы вы знали, кто я такой, вы звали бы меня братом, встав на колени и облобызав мои сапоги! Гром и молния! Много людей повидал я на своем веку, но никто вам и в подметки не годится, брат! Капитан Килд, научивший меня выпаду, благодаря которому я отправил на тот свет добрую сотню проходимцев, сказал бы о вас то же, что и я. А капитан Барракуда, не путавший фал с прелатом, дал бы вам сразу две нашивки за одну вашу физиономию. А уж капитан Барракуда был человек, которого в наши дни уже не встретишь!

Растерявшийся форейтор в изумлении отступал, пытаясь сообразить, с кем имеет дело: с сумасшедшим или мошенником. Он испугался еще больше, когда увидел, что колымага наполовину опустела и его пассажиры перешли в таверну «Цветок лилии», чтобы поужинать и переночевать. Итак, на помощь извне надеяться не приходилось.

Лефор внезапно понизил голос и, склонившись к уху кучера, зашептал:

– Брат! Вы слышали звон моих экю. Вот горсть не фальшивых, отличных монет, таких же, какие испанский король перевозит на своих галионах, а я черпаю эти монеты именно там. Если вы меня послушаетесь, деньги – ваши…

– Однако, мессир…

– Называйте меня братом, черт побери!.. Конечно, я их не пересчитывал, но прислушайтесь… Итак, вообразите, что я заключил пари с сопровождающим меня дворянином. Он поклялся, что мы прибудем в Париж не раньше, чем через четыре дня…

– Мы будем там послезавтра, мессир!..

– Подожди! Я поспорил, что мы приедем через три дня!..

– В таком случае могу вам это обещать!

– Нет, брат!

– Да я знаю эту дорогу и своих лошадок! Через два дня будем в Париже, разрази меня гром!

– Если вы все время будете говорить, брат, мне не удастся и слова вставить. Я вам рассказывал о том, как поспорил, и теперь, когда вы знаете условия пари, вы меня уверяете, что я выиграл…

– Клянусь, мессир!

– Гром и молния! Погодите! Дайте же мне договорить! Дело в том, что я не хочу выиграть! Дворянин, который меня сопровождает, сын моих прославленных друзей… Благородный отпрыск древнейшего рода… Понимаете? А его обокрали разбойники, и он остался без гроша. Будучи до крайности щепетилен, он ни за что не примет помощь. Стало быть, я должен проиграть пари. Улавливаете?

Кучер энергично поскреб в затылке, тщетно пытаясь понять, что к чему.

– Да, – продолжал Лефор, – сделайте так, чтобы мы прибыли через четыре дня… Я хочу сказать: не раньше, чем через четыре дня, и эта горсть монет – ваша.

– Четыре дня – это много, – заметил кучер.

– Пусть будет пять или шесть, для меня еще лучше, так как мне придется удвоить ставку за каждый день опоздания… А так как я желаю этому достойному дворянину только добра…

Кучер вздохнул:

– Увы! Вы просите у меня невозможного. Я – честный человек.

– Черт меня подери, если я в этом сомневался! Именно поэтому я к вам и обращаюсь. Я сразу вас разгадал, с первого же взгляда!

– Я не могу задержать прибытие дилижанса…

– За горсть экю?

– Говорю же вам, мессир: я – честный человек…

– Дьявольщина! Даже за горсть монет? Вы неподражаемы!

Лефор был потрясен.

– Не настаивайте, мессир, – продолжал кучер, по-прежнему очень обеспокоенный происходящим, – я не могу вам помочь. Если я запоздаю без уважительной причины, я потеряю место, а мне оно нравится…

Флибустьер начинал терять терпение. Впервые он видел человека, равнодушного к золоту. Он уже был готов взорваться, когда его заставил обернуться голос Виллера: