Дав волю своим чувствам, Пюизе поднялся со стула и стал размашистыми шагами мерить каменный пол.

— Силы небесные! Чтобы все мои труды, все усилия пошли прахом из-за пустого тщеславия этого проклятого щеголя!

Он остановился рядом с Кантэном и, взглянув на него, продолжал, словно смеясь над самим собой:

— Упорством и настойчивостью в достижении цели я всегда выходил победителем из схватки с Фортуной. И вот, похоже, она берет реванш.

Находчивость Кадудаля истощилась, и ему нечего было добавить к тому, что сказал Пюизе. Он сел и излил душу потоком проклятий по адресу Д’Эрвийи. Сен-Режан, со своей стороны, буркнул, что никогда не был высокого мнения о придворных сводниках и танцмейстерах. Кантэн молча наблюдал за Пюизе. Душу молодого человека переполняли глубокое сочувствие к графу и гнев на бездарных интриганов, изменивших ему в самую минуту его торжества.

Заложив руки за спину, склонив голову так низко, что его подбородок касался шейного платка, Пюизе задумчиво вышагивал по кухне.

— Да, это тупик, — проговорил он. — Доводы разума бесполезны, сила — тем более. Выход должны найти англичане.

— Англичане?

— Экспедицию организовали они, и британский Кабинет должен рассеять заблуждение Д’Эрвийи относительно объема его полномочий. Мистер Питт сократит их настолько, что полковник лишится возможности с высокомерным видом высказывать свои сомнения.

— Но время, которое уйдет на это! — с отчаянием в голосе возразил Кадудаль. — Необходимы быстрые, решительные действия!

— Знаю. Знаю. Но ничего не поделаешь. Будем надеяться на лучшее, надеяться, что задержка с выступлением не окажется для нас губительной. Я сейчас же напишу мистеру Питту. Сэр Джон Уоррен отправит тендер, чтобы доставить мое письмо. Дней через десять — самое большое, через две недели — мы получим ответ.

— Две недели! — на лице Кадудаля отразился ужас. — А что в эти две недели сделает Гош?

— Все, что позволит ему господин Д’Эрвийи. Вы же видите: я ничего не могу изменить.

Написав письма, господин Пюизе посетил Д’Эрвийи и сообщил ему об этом.

— Я говорю вам о них, полковник, чтобы вы также могли написать в Англию, если пожелаете.

Особенно выразительно Пюизе произнес звание Д’Эрвийи.

— Я не премину воспользоваться возможностью довести до сведения мистера Питта, что у меня имеются основания жаловаться на вас, и изложу, в чем они заключаются.

Д’Эрвийи побелел от ярости и, возможно, от страха столь унизительным образом утратить узурпированную им власть.

Пюизе холодно поклонился и вышел. Вновь они увиделись лишь через два дня, когда Пюизе разыскал Д’Эрвийи, чтобы ознакомить его с новостями, полученными из Орэ. Вобан сообщал, что Гош собрал в Ванне тринадцать тысяч человек и с минуты на минуту двинется на Орэ, который не удастся удержать, если Вобан не получит подкрепления.

Когда Пюизе подошел к Д’Эрвийи, окруженному группой офицеров в шляпах с белыми плюмажами, тот проводил смотр полка «Верные трону». Солдаты в красных мундирах, белых брюках и треуголках маршировали по прибрежному песку.

— Вот вы и пожали первые плоды нашей бездеятельности. Тринадцать тысяч человек, с которыми можно было легко справиться, пока они были разбиты на отдельные отряды, объединились в единую армию.

— Вы должны вызвать своих шуанов, — резко ответил Д’Эрвийи на предъявленное ему обвинение.

— Лишь в том случае, если мы можем оказать им поддержку.

— Я уже говорил, что их надо вызвать. Вы заставляете меня повторяться.

— Тогда мы должны вызвать также и Тэнтеньяка из Ландевана. Отвод отрядов Вобана откроет его фланг неприятелю.

— Разумеется, — презрительно фыркнул Д’Эрвийи. — Вы говорите об очевидных вещах.

— Позвольте мне продолжить в том же духе, — сухо проговорил Пюизе.

Он показал рукой на дюны, за которыми находился форт Пентьевр, массивная твердыня, возвышающаяся справа от них над самой узкой частью Кибронского перешейка.

— Республиканцы переименовали его в форт Санкюлот. Стоит нам удалить наши аванпосты из Орэ и Ландевана, армия Гоша не замедлит появиться здесь, и как только это произойдет, наш фланг будет находиться под постоянной угрозой со стороны крепости. Позиция станет для нас крайне невыгодной.

В группе офицеров, которые поняли грозившую им опасность, началось движение и чуть слышное перешептывание. Кровь бросилась в лицо Д’Эрвийи, и он поспешно, пожалуй, слишком поспешно, ответил:

— В случае необходимости мы погрузимся на суда.

Смех Пюизе привел полковника в еще большее раздражение.

— Такие действия весьма обнадежат наших бретонских друзей. А что дальше? Полагаю, вы вернетесь в Англию?

— Господин де Пюизе, вы становитесь невыносимы. — Полковника душила ярость. — Послушаем, какой выход из этой ситуации предлагаете вы.

— Из нее есть только один выход. Форт должен быть взят.

— Вот как? Более несостоятельное предложение трудно себе представить.

Д’Эрвийи снова улыбнулся, думая, что ему подвернулся удобный случай выставить напоказ некомпетентность Пюизе в военных вопросах.

— А как, позвольте узнать, можно взять форт без осадной артиллерии? Или вам неизвестно, что у меня ее нет?

— Известно.

— Ну так как же?

На сей раз Пюизе показал рукой на английские корабли, стоявшие на якоре в бухте.

— А вот как. Пушек сэра Джона Уоррена вполне достаточно, чтобы справиться с санкюлотами.

— О... о! — чтобы скрыть смущение, Д’Эрвийи задумчиво почесал подбородок. — Это мысль, — согласился он.

— Из тех, что не требуют излишнего умственного напряжения.

— Я понимаю. И все же одна артиллерия не справится с такой задачей, нужны штурмовые бригады, а я не склонен подставлять свои полки под огонь людей, находящихся за каменными стенами.

— Эту роль возьмут на себя шуаны Кадудаля.

— В таком случае, — снисходительно проговорил Д’Эрвийи, — я готов принять ваш план.

Нельзя было терять времени, и Пюизе назначил штурм на следующее утро.

Сэр Джон Уоррен обрушил на Пентьевр методический огонь своих пушек, под прикрытием которого Кадудаль повел три тысячи мербианцев на штурм.

С высоты обрыва Д’Эрвийи, окруженный офицерами своего штаба, наблюдал за боевыми действиями, и все, что он видел, вызывало у него отвращение. Вид прижавшихся к земле и ползущих разомкнутым строем шуанов возмущал все его чувства, отчаянно противореча укоренившимся представлениям о военных приличиях.

— Что это за тактика? — взывал он к небесам. — Только посмотрите на этих дикарей! Совсем как гуроны в саванне. Мне кажется, что я снова в Америке.

— К сожалению, это не так.

Д’Эрвийи вздрогнул от неожиданности. Не веря своим ушам, он стремительно обернулся и увидел молодого человека в зеленом рединготе, который стоял рядом с его офицерами.

— Господин де Морле! Вы из какого полка, сударь? Устрашающий голос полковника и устрашающие взгляды офицеров его штаба не произвели на молодого человека ни малейшего впечатления.

— Ни из какого. Я — человек сугубо штатский.

— В таком случае, что вы здесь делаете?

— Наблюдаю за этими отважными парнями, восхищаюсь их действиями и удивляюсь тому, что их доблесть оставляет равнодушным того, кто считает себя настоящим солдатом.

— Сударь, вы грубиян.

— Сударь, вы невежливы.

Один из офицеров, желая успокоить Д’Эрвийи, дотронулся до его руки. Он хотел изменить тему разговора, и случай предоставил ему такую возможность.

— Посмотрите, полковник! Они сдаются. Трехцветный флаг пошел вниз.

Грянул победный клич шуанов.

При столь безоговорочном успехе британских пушек и охватившем всех радостном волнении Д’Эрвийи позволил, чтобы ему помогли спуститься по склону.

Однако в тот же вечер он ворвался в дом, где остановился Пюизе.

— Итак, сударь! Мы дошли до того, что вы отправляете ко мне этого убийцу, этого задиру-фехтовальщика, чтобы он своими оскорблениями вызвал меня на ссору!