Однако их численное превосходство, значительно большее, чем о том подозревал или был информирован Груши, не позволило вырвать у них победу. Единственная цель врага состояла теперь в том, чтобы достойно отступить. Но беспорядочная тактика шуанов позволяла купить эту победу не иначе как слишком дорогой ценой.

Тэнтеньяк повел отряды Сен-Режана, которые не участвовали в последней фазе боя, к лесу и направил их на правый фланг республиканцев.

Разгадав цель этого маневра и опасаясь, что его может повторить полк «Верные трону», Груши построил свою пехоту неполным каре, четвертой стороной которого служил лес, куда он намеревался отступить.

Мушкетный огонь людей Сен-Режана пробил бреши в левом крыле республиканцев и обратил их в бегство. Тэнтеньяк со шпагой в руке, в разорванном мундире и с почерневшим лицом возглавил атаку, не давая им опомниться.

Кантэн шел вместе с ним, размахивая мушкетом, которым он заменил сломанную шпагу.

Стремительная атака шуанов пробила переднюю линию каре. Шуаны ворвались в брешь, без устали коля и рубя противника. Мгновение — и строй «синих» распался и беспорядочные группы солдат бросились в лес, ища в нем последнюю защиту. Но морбианцы Кадудаля, словно прорвавший плотину поток, ринулись за ними.

То был конец. Трехтысячной дивизии Груши, начавшей сражение с гордой уверенностью в победе, присущей солдатам регулярной армии, больше не существовало. Разгром был полным, и командиру республиканцев приходилось спасать от уничтожения ее остатки. Его оставшиеся в живых солдаты, подобно перепуганным кроликам, спешили укрыться за деревьями, а по пятам за ними мчалась яростно ревущая толпа.

Тэнтеньяк вел за собой морбианцев не отстававшего от него Сен-Режана и на бегу смеялся от радостного возбуждения. Не переставая хохотать, он обратился к Кантэну, который бежал рядом.

— Этот перебежчик Груши представит славный отчет своим хозяевам санкюлотам за сегодняшние подвиги, — он вдруг замолк, повернулся в полоборота и рухнул на руки инстинктивно подхватившему его Кантэну.

На самой опушке леса один из «синих», который бежал едва ли не последним, обернулся и почти наугад выстрелил с колена в преследователей. Пуля попала в доблестную грудь Тэнтеньяка.

Санкюлот жизнью заплатил за этот выстрел, так как не успел он подняться на ноги, как его пронзил штык подбежавшего шуана.

Кантэн осторожно опустил Тэнтеньяка на землю, и став на одно колено, на другое положил голову шевалье. Шуаны обступили их плотным кольцом. Узнав, кто лежит перед ними, они разразились горестными восклицаниями.

Кантэн ощупал грудь Тэнтеньяка и увидел у себя на руке кровь.

Шевалье поднял на него удивленные и уже помутневшие глаза. На его покрытом копотью лице появилась улыбка, некогда чаровавшая столь многих.

— Думаю, что это конец господина де Тэнтеньяка, — проговорил он, словно забавляясь собственными словами. — Это великая минута, Кантэн. Мы одержали победу. Я могу умереть со спокойным сердцем.

Кантэн не смог ответить; у него перехватило горло от сознания, что жить Тэнтеньяку осталось считанные мгновения.

Кольцо шуанов разомкнулось, и в сгущавшихся сумерках над Тэнтеньяком склонились Белланже и Ла Марш.

— Ах, черт возьми! Какое несчастье! Слишком большая цена за победу. Рана опасна?

Тэнтеньяк снова улыбнулся.

— Не опасна. Нет. Просто смертельна. Но раз король жив, так ли уж важно, кто умирает? — улыбка сошла с его губ. — Теперь вы командуете, Белланже. Для вас дело жизни и чести вовремя прибыть в Плоэрмель.

Белланже молча склонил голову, и в то же мгновение его оттолкнули в сторону. Это был Кадудаль. Он упал на колени перед умирающим.

— Шевалье! Мой шевалье! Мой малыш! — в его голосе звучала неподдельная боль. — Ваша рана не опасна. Господь не допустит этого.

— Это ты, Жорж! — ласково пробормотал шевалье. Слабая, дрожащая рука искала руку шуана. — Мой храбрый великодушный Жорж. Вместе нам больше не воевать с «синими». Но ты...

Он попробовал приподняться. Кровь душила его. Он закашлялся и какое-то мгновение еще боролся со смертью, затем его голова упала на плечо Кантэна и замерла.

Не поднимаясь с колен, Кадудаль громко, словно ребенок, разрыдался.

Поздно вечером пятеро мужчин держали совет в библиотеке Кэтлегона. Председательствовал виконт де Белланже, сменивший Тэнтеньяка на посту командующего армией. Кроме виконта в совещании принимали участие Ла Уссэ, Ла Марш, Кантэн и Жорж Кадудаль.

Похоронив Тэнтеньяка в могиле на краю аллеи, они вернулись в замок усталые и печальные. Их радостно приветствовали дамы, едва оправившиеся от ужаса, в который из повергла опасность стать добычей победоносных санкюлотов. Каким контрастом в сравнении с веселым оживлением минувшего вечера представлялась скорбная работа, ожидавшая женщин, которых госпожа де Белланже пригласила в Кэтлегон, чтобы придать своему приему блеск и очарование. Шуаны нескончаемым потоком несли в замок раненых товарищей. Он быстро превратился в лазарет, и женщинам предстояло ухаживать за несчастными, промывать и перевязывать им раны, кормить их, утолять их жажду, ободрять их, смягчать их муки. Они оказались на высоте положения. Хоть они и были воспитаны в распущенной атмосфере старого режима, страдания, в последние несколько лет выпавшие на долю их класса, изменили их до неузнаваемости.

Прелестная виконтесса встретила офицеров на террасе, и в ее поведении экзальтированная радость по случаю их победы смешивалась с печалью, вызванной ценой, которую за эту победу пришлось заплатить.

Кантэн, обессилевший, с растрепанными волосами, покрытый пылью и сажей, ответил на ее улыбку жестким, пронзительным взглядом.

— Как лживы были донесения, пришедшие в Кэтлегон. В какую ловушку они заманили нас! — сказал он.

— Как жестоко напоминать мне об этом, — посетовала виконтесса голосом, в котором дрожали слезы. — Вы говорите так, будто обвиняете меня. Я же хотела только добра.

— Я в этом уверен. Но кому?

Не дожидаясь ответа, Кантэн повернулся и зашагал через вестибюль, в который продолжали вносить раненых. Неожиданно от столкнулся с Жерменой и мадемуазель де Керкадью: она была обручена с Буарди и еще носила по нему траур. Эта хрупкая, маленькая девушка, которая с саблей в руке скакала рядом со своим возлюбленным на поле боя, теперь была в слезах.

— Когда я думаю о Тэнтеньяке, таком смелом, веселом, у меня сердце разрывается. Буарди любил его как брата. Как бы он был огорчен, особенно предательством, которое обрекло шевалье на гибель. Его смерть взывает к отмщению.

— Предательство! — Кантэн безжалостно рассмеялся. — Пока треть нашей армии идет спасать от Груши воображаемых вандейцев, сам Груши неожиданно нападает на оставшиеся две трети. Кто принес известие о вандейцах? Кто сообщил о нас Груши и вызвал его сюда?

Обе девушки с ужасом посмотрели на молодого человека.

— Кантэн! — воскликнула Жермена. — Что за мысли у вас на уме!

— Лишь те, что я высказываю. Лишь вопросы. Моя природная подозрительность требует ответа на них.

Кантэн пришел на совет раздраженным. Ни малейших признаков ликования по поводу победы там не было. Уныние, вызванное утратой доблестного и всеми любимого командира, усугублялось общей ценой победы, что также было необходимо принимать в расчет. Они потеряли две тысячи человек, треть из них — убитыми.

За стенами замка, в парке, словно блуждающие огоньки, двигались световые точки — это шуаны разыскивали раненых и предавали земле погибших.

Заботами виконтессы письменный стол был превращен в буфет и уставлен вином и закусками для утоления голода тех офицеров, кто из-за срочного совещания не успел подкрепиться в столовой. На стуле с высокой спинкой, который еще несколько часов назад занимал Тэнтеньяк, мрачно сидел Белланже.

Кантэн пришел последним и был удостоен сердитым взглядом. Зная безоговорочную враждебность молодого человека, повергаясь постоянным нападкам с его стороны, Белланже с радостью исключил бы представителя Пюизе из числа приглашенных на совет. Но не осмелился. Личные обиды могли подождать. Возложенное на виконта звание командующего налагало на него и определенные обязательства.