– Что вы хотите сказать?
– Вдова подавала в суд или вы сами?..
– Не ищите здесь никакой тайны. Авария произошла по моей вине. Ретайо два месяца твердил мне, что котел нужно капитально ремонтировать или даже сменить. Но был разгар работы, и я все откладывал…
– Рабочие у вас застрахованы?
– Страховка ничтожная…
– Простите, я хотел бы задать вам еще один вопрос: это вы считали, что страховка ничтожна, или же…
Они уже поняли друг друга, поняли настолько хорошо, что Мегрэ не закончил фразы.
– Вдова ходатайствовала об увеличении пенсии, и это было ее право, – пожал плечами Оскар Друэ.
Я убежден, – продолжал комиссар с еле заметной улыбкой, – что она не просто пришла к вам с просьбой решить этот вопрос. Она прислала к вам юриста…
– А что в этом странного? Ведь женщины не разбираются в подобных вещах, не правда ли? Я признал, что ее требование обоснованно, и вдобавок к страховой пенсии выплачиваю ей еще некоторую сумму из собственных средств. Кроме того, я платил за обучение ее сына, а когда он подрос, взял его к себе на службу. Кстати, я был вознагражден сторицей. Парень оказался честным, толковым, работящим, и он прекрасно вел здесь дело в мое отсутствие.
– Благодарю вас… Еще один вопрос: после смерти Альбера к вам не приходила его мать?
Оскар Друэ с трудом сдержал улыбку, но в его карих глазах мелькнул лукавый огонек.
– Нет,ответил он, – еще не приходила.
Мегрэ не ошибся в оценке мадам Ретайо! Эта женщина знала, как постоять за себя, и в случае нужды могла перейти в наступление. Она всегда умела соблюдать свою выгоду.
– Говорят, Дезире, ваш служащий, сегодня не вышел на работу?
– Это с ним случается… Когда он пьян больше, чем обычно…
Мегрэ вернулся к Луи, который до смерти боялся, что теперь комиссар перестанет всерьез относиться к его словам.
– Что он вам сказал? Он хороший человек, только из другого лагеря…
– Какого лагеря?
– Из лагеря месье Но, доктора, мэра… И все равно он ничего не мог вам сказать плохого обо мне…
– Да нет…
– Нам надо найти папашу Дезире. Если вы не против, зайдем к нему домой. Это недалеко…
И они зашагали обратно, совершенно забыв, что наступило время обеда. Войдя в город, они задами прошли к одному из домов, и Луи, постучав в застекленную дверь, толкнул ее и крикнул в полумрак:
– Дезире, эй, Дезире!
Никакого ответа. Только кот выскочил откуда–то из угла и стал тереться о ногу Луи. В комнате, напоминавшей берлогу, Мегрэ, приглядевшись, увидел кровать без простынь и подушки – хозяин, видимо, спал не раздеваясь, – чугунную печурку, какие–то лохмотья, обглоданные кости, батарею пустых винных бутылок.
– Небось пьет где–нибудь. Идемте.
Все еще опасаясь, что Мегрэ не принимает его всерьез, Луи начал объяснять:
– Понимаете, Дезире работал у Этьена Но… И хотя его выгнали, он не хочет с ним ссориться… Он ни с кем не хочет ссориться. Вот поэтому назавтра, когда его снова спросили о кепке, он и стал ломать комедию: «Какая кепка? Ах да, та грязная тряпка, что я подобрал где–то в канаве? Даже не знаю, куда она делась…» А я вот, честное слово, месье, видел на кепке следы крови… И я написал об этом прокурору…
– Так это ты посылал анонимные письма?
– Да, три письма. Если их было больше, то остальные писал кто–то другой. Я написал о кепке, потом об отношениях Альбера с Женевьевой Но… Подождите, может быть, Дезире здесь…
Это была бакалейная лавочка, но сквозь витрину Мегрэ увидел на конце прилавка бутылки, а в глубине зала два столика для посетителей. Луи вернулся ни с чем.
– Он уже побывал здесь рано утром. Должно быть, успел везде причаститься…
До сих пор Мегрэ видел всего два кафе: «Золотой лев» и «Три мула». За какие–нибудь полчаса Луи показал ему не меньше дюжины питейных заведений. Это не были настоящие кафе, просто лавчонки, неискушенный прохожий их даже и не заметил бы. Шорник открыл распивочную рядом со своей мастерской. Кузнец–тоже. И почти всюду Дезире уже успел побывать.
– Каков он был?
– Хорош! Ясно, что это означало.
– Уходя отсюда, он торопился: у него были какие–то дела на почте…
– Сейчас почта закрыта, – заметил Луи, – но я знаю девушку, которая там работает. Придется постучать к ней в окошечко. Вам она откроет.
– Прекрасно, тем более что мне надо позвонить по телефону, – согласился Мегрэ.
И впрямь, стоило только Луи постучать, как окошечко приоткрылось:
– Это ты, Луи? Что тебе?
– Месье из Парижа, ему надо позвонить.
– Сейчас открою.
Мегрэ попросил соединить его с домом месье Но.
– Алло! Кто у телефона?
Голос был мужской, но Мегрэ не узнавал его.
– Алло! Что вы сказали? Ах, простите… Это месье Гру–Котель?.. Я не узнал вашего голоса… Говорит Мегрэ. Передайте, пожалуйста, мадам Но, что я не смогу быть к обеду… Да, да, и мои извинения… Нет, ничего особенного… Я еще не знаю, когда вернусь…
Выходя из кабины, Мегрэ по лицу Луи понял, что у того есть какие–то интересные новости.
– Сколько с меня, мадемуазель?.. Спасибо… Простите за беспокойство…
На улице Луи, страшно взволнованный, стал рассказывать:
– Я же вам говорил: происходит что–то странное. Часов в одиннадцать на почту приходил папаша Дезире. И знаете зачем? Он послал пятьсот франков сыну в Марокко… Его сын–отъявленный шалопай, и почему–то ему взбрело в голову уехать туда. Когда он был здесь, они со стариком каждый день скандалили и дрались… Дезире никогда не видели трезвым. Теперь сын изредка пришлет ему письмецо, и всегда только ради того, чтобы пожаловаться и попросить денег… А Дезире все деньги пропивает. У него никогда нет ни су. Случается, в начале месяца он пошлет сыну франков двадцать, а то и десять… Да, так вот, я хотел бы знать… Подождите… Если у вас есть еще время, мы зайдем к его свояченице…
Мегрэ уже узнавал улочки и дома – ведь с самого утра они бродили по одним и тем же местам. Теперь ему были знакомы даже лица прохожих и фамилии лавочников, намалеванные на вывесках. Погода не только не разгулялась, но стала еще пасмурнее.
Воздух был тяжелый, сырой, тумана, правда, пока не было, но чувствовалось, что он вот–вот окутает землю.
– Его свояченица занимается вязанием. Она старая дева и была в услужении у бывшего кюре. Нам сюда…
Луи поднялся по ступенькам, которые вели к выкрашенной в голубой цвет двери, постучал, вошел в дом.
– Дезире не у вас?
И тут же знаком подозвал Мегрэ.
– Привет, Дезире… Мадемуазель Жанна, простите меня…
Вот месье из Парижа хочет поговорить с вашим шурином… Они очутились в очень чистой небольшой комнатке. Перед кроватью красного дерева, на которой возвышалась огромная, алого цвета перина, стоял накрытый стол.
На столе – расписная тарелка с двумя отбивными. В углу над распятием висела ветка самшита, на комоде под стеклянным колпаком красовалась статуэтка богородицы. Дезире попытался было приподняться, но понял, что рискует свалиться со стула; и потому остался сидеть неподвижно, пытаясь сохранить достойный вид, и бормотал, еле ворочая языком:
– Чем могу служить?
Он был вежлив, Дезире, и не уставал напоминать об этом:
– Может, я пьян… Правильно, я, может, немножко выпил, но, месье, я всегда вежлив… Вам любой подтвердит, что Дезире со всеми вежлив…
– Послушайте, Дезире, месье нужно знать, где вы нашли кепку… Кепку Альбера…
Этих слов было достаточно. Лицо пьяницы сразу приобрело совершенно тупое выражение, а глаза, и без того мутные, уже совсем осоловели.
– Не понимаю, чего тебе от меня надо…
– Не стройте из себя дурака, Дезире. Все равно кепка у меня… Помните, в тот вечер вы у папаши Франсуа бросили ее на стол и сказали, что вот, мол, нашли рядом с засохшим тополем… Тут старую обезьяну словно прорвало.
Дезире не просто все отрицал, он еще при этом кривлялся, с удовольствием смаковал ложь.
– Вы подумайте только, что он говорит, месье! Зачем мне было бросать кепку на стол?.. А?.. Я никогда не носил кепку… Жанна!.. Где моя шляпа?.. Покажи–ка месье мою шляпу… Ну и молодежь пошла, никакого уважения к старикам!
