— Ложь! — прервал его Бэйн. — Отвратительная ложь!

— Я не бросаю слов на ветер, — резко ответил Вулф, — и не утверждаю, что вы сообщили мне это. Я повторяю, что вы рассказали кое–что такое, из чего я сделал этот вывод. Рассказывая о гостях, приглашенных на ужин, вы заметили: «Конечно, миссис Робильотти могла вычеркнуть Фэйт из списка гостей и сказать миссис Ирвин…» — и смолкли, поняв, что проговорились. Я промолчал, и вы решили, что я ничего не заметил, но дело обстояло иначе. Я полагал, что, если заговорю с вами на эту тему, вы ускользнете от объяснения и станете утверждать, что никакого скрытого смысла за вашей обмолвкой не кроется. Теперь же…

— Я и сейчас утверждаю это!

— Вздор! Почему ваша тетушка должна была вычеркивать Фэйт? Почему она должна была возражать против появления мисс Фэйт Ашер у нее в доме? Конечно, можно придумать различные объяснения этому, но известные нам факты свидетельствуют об одном — она не желала видеть у себя в доме, в качестве гостьи, внебрачную дочь своего покойного мужа. А мне уже было известно, что Фэйт Ашер являлась дочерью Альберта Грантэма, о чем вы также хорошо знали. Таким образом мне был понятен скрытый смысл вашего замечания, и я устроил проверку его. Если бы миссис Робильотти, неожиданно встретившись с матерью Фэйт Ашер, дружески протянувшей ей руку, не колеблясь, без замешательства, поздоровалась бы с ней, ясно, что придаваемая мною интерпретация скрытому смыслу вашей обмолвки оказалась бы несостоятельной. Должен сознаться, я ожидал, что она просто уклонится от рукопожатия, и ошибся. Мне еще предстоит понять раз и навсегда, что поступки женщины предсказать невозможно. Миссис Робильотти, вместо того чтобы уклониться от рукопожатия, ударила миссис Ашер. Еще раз, миссис Ашер, приношу вам свои извинения. Подобного развития событий я не предвидел.

— Позвольте, позвольте! — заявил Бэйн. — Вы утверждаете, что тетя не хотела видеть у себя в доме Фэйт Ашер, так как знала, что она дочь ее покойного мужа. Но ведь Фэйт была у нее в доме. Тетя знала список приглашенных и не воспротивилась ее приходу.

— Совершенно верно, — кивнул Вулф. — В этом–то все дело. Именно поэтому я и предполагаю, что ваша тетушка отравила ее. Есть и другие…

— Довольно! — крикнул Кремер. — Миссис Робильотти, должен вас заверить, что это столь же отвратительно и неожиданно для меня, как и для вас.

— Вряд ли кто–либо еще мог пасть так низко, как этот человек, — заявила миссис Робильотти, не сводя взгляда с Вулфа. — Это же невероятно!

— Мадам, — продолжал Вулф, — я связал себя этим заявлением перед свидетелями, и если я не прав, вы вольны поступать в отношении меня, как найдете нужным… Мистер Кремер, я вижу, что вы потрясены. Если желаете, я могу развить свое утверждение, или вы хотите и без этого начать оспаривать его? Что вы предпочитаете?

— Ни то, ни другое, — огрызнулся Кремер, сжимая кулаки, лежавшие на коленях. — Я лишь хочу знать, какими вы располагаете доказательствами, что Фэйт Ашер была дочерью Альберта Грантэма?

— Это довольно деликатный вопрос, — ответил Вулф, склоняя голову набок. — Я занимаюсь расследованием убийства Фэйт Ашер и не хочу, без необходимости, причинять неприятности лицам, не причастным к этому. Но мне известно, где вы можете найти доказательства того, что смерть Фэйт Ашер дала значительную финансовую выгоду определенному человеку, но поскольку он не присутствовал на ужине и не мог убить мисс Фэйт, я сообщу вам о нем только в случае необходимости. Отвечая на ваш вопрос, могу сказать, что у меня имеются заявления миссис Ашер и мистера Бэйна. — Он взглянул на Бэйна. — Ну, а теперь, мистер Бэйн, вы уже достаточно лгали… Ваша тетушка знала, что Фэйт Ашер была дочерью Альберта Грантэма?

Красавчик пошевелил челюстью и посмотрел не на тетушку, а на миссис Ашер. Совершенно очевидно, что Вулф предоставлял ему выбор — если он ответит утвердительно, то Вулф не скажет Кремеру о соглашении и где оно находится. Колебался Бэйн недолго, вероятно, решил, что тетушка выдала тайну, ударив миссис Ашер.

— Да, — кивнул он. — Я сказал ей об этом.

— Когда?

— Месяца два назад.

— Почему?

— Да потому что… Она как–то назвала меня паразитом, сказала, что я живу на средства, оставленные мне дядей. Спустя некоторое время она повторила это оскорбление, а я вспылил и ответил, что деньги были оставлены мне дядей для обеспечения его внебрачной дочери. Она не поверила, и я сообщил ей имена дочери и матери. Потом я раскаивался в этом, но…

— Лжец! — крикнула его тетушка, с ненавистью взглянув на него. — Что ты там сочиняешь! Ты же сочинил всю эту историю, чтобы шантажировать меня и тратить мои миллионы, так как денег, полученных от Альберта, тебе оказалось мало. Ты был неудовлетворен…

— Замолчите! — словно удар хлыста раздался голос Вулфа. — Вы подвергаете себя смертельной опасности, мадам. Я несу ответственность за это, так как довел вас до такого состояния и поэтому советую вам помолчать. Мистер Кремер, вы хотите узнать дальнейшие подробности от мистера Бэйна или от меня?

— От вас. — Кремер был так потрясен, что даже осип. — И вы утверждаете, что миссис Робильотти пригласила Фэйт Ашер на ужин с целью убить ее. Я правильно понял вас?

— Да, правильно.

— И что она пошла на это, узнав, что Фэйт Ашер была внебрачной дочерью Альберта Грантэма?

— С ее характером и темпераментом это могло явиться достаточно веским мотивом, хотя она сама только что подсказала возможность существования и еще одного мотива. Ее племянник мог использовать Фэйт Ашер как предлог для того, чтобы выколотить из нее состояние. Вам придется разобраться с этим.

— Конечно, я разберусь. Значит, вы утверждаете, что разыгранный здесь спектакль доказал, что миссис Робильотти могла совершить убийство?

— Да, вы сами видели это. Она могла бросить яд в бокал, стоявший на стойке бара три–четыре минуты, так как находилась рядом, и, если бы кто–нибудь попытался взять этот бокал, всегда могла сказать, что пьет из него. Если бы ее сын, подошедший к бару за шампанским, взял бокал с ядом в правую руку, миссис Робильотти, прекрасно знавшая его привычки, поняла бы, что он будет пить из него сам, и не допустила бы до этого, сказав ему то же самое. В конце концов она могла просто передать ему бокалы так, чтобы отравленный бокал оказался обязательно в левой руке, однако точно установить, что именно произошло, никогда не удастся, ни она, ни ее сын не подтвердят этого. Как только он отошел от бара с отравленным бокалом в левой руке, Фэйт Ашер была обречена; риск быть обвиненной в убийстве был весьма невелик: в сумочке мисс Ашер находилось достаточное количество цианистого калия.

— Кто же сообщил миссис Робильотти, что у мисс Ашер был яд? Когда?

— Не знаю… Послушайте, сколько еще времени я должен таскать за вас каштаны из огня!

— Нисколько, теперь я как–нибудь сам справлюсь с этим… Вы говорите, что риск был невелик. Но это вовсе не так — она брала сумочку мисс Ашер, вынимала оттуда пузырек.

— Сомневаюсь, чтобы она делала это или даже близко подходила к сумочке мисс Ашер. Если она знала, что мисс Ашер носила с собой яд (а об этом было известно нескольким лицам), для нее не составляло никакой трудности достать где–нибудь такой же яд и держать при себе наготове. Я советую вам навести справки, не приобретала ли миссис Робильотти цианид в последние два месяца, и вовсе не удивлюсь, если вы обнаружите, что это так… Кстати говоря, я вовсе не считаю, что показываю вам созревший плод, который вам остается только сорвать. Я лишь хотел убедиться, прав или нет мистер Гудвин. И я убедился, что он прав. А вы?

Кремер ничего не успел ответить. Миссис Робильотти вскочила и хотела уйти. Слушая Вулфа, я заметил, что она потеряла самообладание, когда шеф упомянул о возможности того, что она купила яд. (И действительно, спустя несколько дней Пэрли Стеббинс сказал мне, что полиция выяснила, где миссис Робильотти приобрела цианид, и может подтвердить это свидетельскими показаниями). Так вот, миссис Робильотти вскочила и хотела уже уйти, но успела сделать всего шага три. Кремер и Стеббинс загородили дорогу ей, а вместе они весят фунтов четыреста, да и в ширину они фута четыре.