Был даже назначен день захвата Петрозаводска, но потом Кутепов посчитал эти действия преждевременными. Он писал: «Я считаю, что вам следует пригласить вождей нашей молодёжи в Москву, обласкать, продемонстрировать силу и организованность „Треста“.

То есть он предлагал принять на советской территории самых отъявленных террористов. Ожидая, что «Трест» откажется от этого предложения, сославшись на отсутствие средств, Кутепов надеялся на американского миллионера Мак-Кормика. Вообще предполагалось попросить у него 15-20 миллионов на организацию переворота, пообещав ему в будущем торговые льготы.

Кутепов предлагал «Тресту» осуществить покушение «большого масштаба». По его мнению, только такое действие могло иметь резонанс в Европе. Он сам хотел возглавить террористическую группу. Этот акт, по его мнению, мог бы заставить раскошелиться Мак-Кормика.

В то же время шла оживлённая переписка Гучкова с «Трестом» по «техническим» вопросам — о доставке снарядов и газов.

Об этих планах Кутепова и Гучкова, разумеется, хорошо знало руководство ОГПУ. Сомнительно, чтобы планы Кутепова могли осуществиться, но следовало принять меры и выяснить, насколько серьёзна их подготовка. Поэтому деятелям «Треста» был предложен в качестве эксперта по газам слушатель академии Красной Армии Андрей Власов. Так привлекли к операции «Трест» ещё одного «военного монархиста», на самом деле преданного Советской родине патриота.

Его направили в Париж вместе с Захарченко.

Перед отъездом у Власова было несколько бесед с Артузовым.

Артузов охарактеризовал Марию Захарченко и предупредил, что с нею надо быть очень осторожным.

— Эта фанатичка, яростная монархистка, довольно опытная в конспиративных делах. Вы будете все время у неё на глазах, она будет вас ловить на слове, выспрашивать обо всем, кто и откуда вы, прежде чем вас представить Кутепову. От вашего поведения зависит многое. Вам следует держаться с Кутеповым почтительно, даже робко. У них должно создаться впечатление, что вы слепо подчиняетесь руководителям «Треста» и по-солдатски выполняете их задания. Мы тут сочинили вам биографию, хотя сочинять было не нужно, все по анкете. Привлёк вас к работе «Треста» ваш непосредственный начальник, вы, мол, разочаровались, на вас повлиял нэп, антинэповские настроения вас привели в лагерь контрреволюции…

В таком духе шли беседы с Власовым. Командировка была утверждена Менжинским, и 26 октября 1926 года Власов отправился вместе с Захарченко в Париж, через минское «окно».

Первая встреча произошла на квартире Гучкова с инженером-галлиполийцем Прокофьевым. В присутствии Марии Захарченко решаются технические вопросы. Прокофьев предлагает свой метод химического анализа газов. Власов не согласен. Свою программу испытаний он излагает письменно. Предполагалось опробовать газ на контрольных животных. Присутствовать на испытаниях должен был немец, химик, предложивший газ.

Наконец встреча с Кутеповым. Спрашивает о здоровье Николая Михаиловича Потапова.

— Немного лучше. Перед отъездом генерал принял меня и просил передать вашему превосходительству лучшие пожелания.

— Благодарствую. От всей души желаю его превосходительству поправиться. Он нужен России. Вы часто имеете возможность его видеть?

— Не часто. Я ведь рядовой член организации.

Кутепов смеётся:

— У вас, я вижу, дисциплина. Это хорошо.

Кутепов спрашивает об академии, в которой учится Власов.

— Прокофьев говорит, что ваши познания в химии не оставляют желать лучшего. А немец? Как, по-вашему, немец?

Власов доложил, что немца, предложившего газ, он не видел.

Кутепов бросает взгляд на «племянницу». Она краснеет.

— Я настаивала, но Гучков…

— Гучков болтлив, неосторожен и вообще ненадёжен. — Кутепов обращается к Власову: — Вы виделись с Прокофьевым три раза?

— Три раза. Никаких результатов. Ни немца, ни испытаний, ни газов.

— Мне кажется, — с раздражением говорит Кутепов, — что этот газ имеется только в голове Гучкова.

— Я думаю, — говорит Власов, — что газа совсем нет, а если есть, то он был известен ещё в прошлую войну и никаких новых отравляющих свойств не имеет.

— А вы не думаете, что Гучков просто струсил? Кстати, в каком вы чине? По-большевистски, разумеется.

— Если по-старому… капитан.

— Так вот, капитан, у нас вы будете полковником. Нет красной или белой армии, есть русская армия. И эта армия исполнит свой долг. Я бы желал, чтобы вы познакомились с нашей молодёжью.

— Буду счастлив.

Кутепов бросает взгляд в сторону Захарченко.

— А там… может быть, представим… Его высочеству будет интересно.

На этом кончается разговор. Мария Захарченко и Власов выходят из дома на улице Колизе, из штаб-квартиры РОВС.

Парижская осень. Ещё тепло. Опадает листва с деревьев на Елисейских полях. Власов глядит вправо, где Триумфальная арка на площади Звёзды и тысячи пролетающих мимо машин.

— Красивый город.

Захарченко не слушает. Она думает вслух о другом.

— Гучков! Какая скотина! Неужели газ — это блеф!.. Но вы произвели отличное впечатление. Только напрасно смущались. Генерал с первого взгляда узнает людей. Вас ждёт сюрприз.

Сюрпризом была аудиенция у великого князя.

Кутепов представил Николаю Николаевичу Власова как командира Красной Армии, тайного члена контрреволюционной монархической организации.

Командировка Власова в Париж всесторонне обсуждалась у Артузова. На кандидатуре Власова остановились не только потому, что он хорошо знал химию и химическое оружие. Власов знал язык и не в первый раз был во Франции.

В годы первой мировой войны, 22 апреля 1915 года, немцы впервые применили удушливые газы на фронте и заставили союзников отступить на важном участке. Применение ядовитых газов встревожило союзников. Русский военный агент сообщил в Ставку Верховного главнокомандующего о новом бесчеловечном методе войны и спешно просил выслать одного или двух офицеров, знакомых с химией и действием ядовитых газов. Пока шла переписка, немцы применили химическое оружие на русском фронте, и тысячи солдат погибли от ядовитых газов.

Прапорщик Андрей Власов, в прошлом студент старшего курса технологического института, в то время был во Франции, где знакомился с химической промышленностью, заводами Аллэ и Камарг. Власов завязал добрые отношения с инженерами-химиками и рабочими. Особенно тесная дружба возникла у Власова с рабочим Жаном Дювалем, откомандированным вместе с другими солдатами на завод. Дюваль был социалист. Власов сочувствовал социалистам, оба они видели войну во всем её ужасе, видели фронт и тыл и осуждали бессмысленную бойню, разумеется втайне. Власов бывал в семье Дюваля, ему нравилась Иветта, сестра его товарища и друга. Но события разворачивались так, что молодые люди встречались не часто.

В России произошла Февральская революция, солдаты русского экспедиционного корпуса потребовали возвращения на родину. И тогда произошли кровавые события в лагере ла Куртин, где французские пушки обстреливали русских солдат, бывших союзников Франции в первой мировой войне. Только в конце 1917 года Власов получил возможность вернуться в Россию.

Он не мог забыть прощания с Иветтой в Венсенском лесу. Молодые люди любили друг друга, и это было грустное прощание. Иветта проводила Андрея на Лионский вокзал. Власов уезжал из Марселя на пароходе, который следовал вокруг Африки через Индийский океан.

Война продолжалась, военный Париж выглядел как бы вымершим. Театры, цирки, мюзик-холлы, кинематографы были закрыты. По бульварам бродили солдаты в серо-голубых шинелях. Перрон вокзала был полон господ в штатском и дам, уезжавших на юг.

Власов прижал к груди и поцеловал Иветту. И он и она думали, что видятся в последний раз.

И вот прошло больше восьми лет и снова Власов в Париже, точно не было войны 1914-1918 годов. Сверкают витрины магазинов, господа сидят на террасах кафе на Больших бульварах, иллюминация на башне Эйфеля, блеск и сияние реклам на Елисейских полях, и только вдовы и матери помнят о своих погибших мужьях и сыновьях, о милых им людях, которые не вернулись с полей сражений.