— А есть ещё люди, которые считают, что у женщин нет практического ума! — воскликнул Щегловитов.

— Все хорошо, — сказал Ртищев, — но вы забыли главное… План! План часовни, склепа и места, где замурован клад, — он у Таланова. Без плана нельзя ехать. Мы ничего не найдём.

— План у него зашит в лацкане пиджака.

— Откуда ты знаешь?

— Он проболтался Ниночке.

И тут опять помогла гениальная Лидочка:

— Мне нужно полчаса времени, чтобы распороть лацкан, вытащить бумажку или, вероятно, клочок полотна с планом часовни и склепа. Но как снять с него пиджак?

— Ночью. Он будет ночевать в моей комнатке, — сказал Ртищев, — на софе.

— Чепуха! Он проснётся. Вы представляете себе, что будет?

— Есть идея! — воскликнул Жорж Щегловитов.

И вечером он предложил гостю принять ванну.

— Именно об этом я вас хотел просить! Именно об этом! Вы представляете, я ведь с дороги… И как это любезно с вашей стороны.

— Мой халат и туфли к вашим услугам…

Через четверть часа ротмистр в халате и туфлях проследовал в ванну. И в ту же минуту Лидочка принялась за работу. Из лацкана его пиджака вытащила клочок полотна. На нем буквами и стрелками был нанесён план часовни, фамильный склеп и крестиком место, где замурован клад. Затем Лидочка зашила лацкан так, что никто бы не отличил новый шов от старого.

В эту минуту Ртищев показывал Ниночке старинный пасьянс, а Жорж Щегловитов стоял «на страже» у дверей ванны.

На следующее утро Таланову было сказано, что вся троица едет в Бологое за «документом» и ему надо ждать телеграммы. Получив её, немедленно выезжать в Бологое.

— А почему бы мне не поехать с вами?

— Безумец! В вашем положении нельзя рисковать. Мы подготовим все, и тогда вы приедете.

— Вам скучно будет со мной? Не правда ли? — кокетливо спросила Ниночка.

Таланов только вздохнул… Умильный взгляд его скользнул по округлым плечикам Ниночки.

…То, что произошло дальше, в поезде «Максим»[31], в переполненном вагоне, с трудом поддаётся описанию. Ехали, чтобы не очень выделяться, в сапогах и брезентовых плащах. Лидочка в старой жакетке, платочке и каких-то солдатских ботинках. У неё на груди хранились бумажка отдела охраны памятников старины с перечислением фамилий двух археологов и их учёного секретаря «тов. Лидии Нейдгарт» и, разумеется, план часовни.

В Бологом подрядили мужика с телегой и тридцать пять километров месили грязь по просёлку. Наконец добрались до села Ложенки, но никакой часовни, ни родового склепа близ сельской церкви не обнаружили. Установили также, что никакого имения Голицыных в этих местах нет и не было.

Обратный путь — тридцать пять километров по просёлку, ожидание поезда на Москву (в скором не было места), снова «Максим», и переполненный вагон, и опоздание на два часа… В четвёртом часу ночи наконец Москва.

Шли пешком. Ртищев останавливался, задыхаясь. Лидочка ругалась как извозчик (извозчиков в этом часу ночи не было). Жорж Щегловитов мечтал только о тёплой постели, о том, чтобы склонить голову на подушку рядом с золотоволосой головкой Ниночки.

Он открыл дверь в квартиру своим ключом. Лидочка кинулась в чем была на тахту; Ртищев, тяжело дыша, остался сидеть на пуфе; Жорж Щегловитов, стащив грязные сапоги, в носках вошёл в свою спаленку… и тут раздался дикий вопль. Это взвыл от ярости Жорж. Рядом с золотоволосой головкой Ниночки покоилась стриженная ёжиком голова ротмистра Таланова, он спал, обнимая округлые плечики Ниночки… Дальше произошла грубая сцена, закончившаяся дракой двух мужчин, которую я описывать не берусь.

Стауниц был разбужен на рассвете и, отворив дверь, увидел украшенную большим синяком физиономию ротмистра Таланова.

Он выслушал его путаный рассказ и понял, что ни часовни, ни склепа, ни голицынских миллионов не существовало в действительности, а план был куплен за двести франков у какого-то штабс-ротмистра Гродненского гусарского полка, племянника князя Голицына, умершего три года назад.

Якушев сразу выразил сомнение в реальности этой затеи, как только услышал о прибытии Таланова, но не вмешивался: он считал, что визит Таланова послужит ещё одним доказательством легкомыслия эмигрантов.

Пришлось отправить Таланова через «окно обратно к его друзьям, это было необходимо, чтобы поддержать солидную репутацию „Треста“.

Будучи в гостях у Кушаковых, Стауниц обратил особое внимание на изумруды мадам Кушаковой, и, как у всякого авантюриста, у него возник ещё не сформировавшийся план использовать этот реальный клад.

Жорж Щегловитов, разочарованный в «белом движении», отошёл от МОЦР.

Что же касается Ртищева, то для него поездка за голицынским кладом кончилась плохо: он жестоко простудился, простуда перешла в воспаление лёгких, и камергер, член Политсовета МОЦР, приказал долго жить.

Якушев чувствовал враждебность Захарченко и в беседе с Артузовым предложил, чтобы с ней встречался от имени «Треста» Стауниц. Конечно, он, Якушев, будет его инструктировать.

— А вы убеждены, что Захарченко изменила к вам отношение?

— Мне не раз говорил об этом Стауниц. Сказал, что она злится на меня и Потапова, мы, мол, затираем Стауница, не даём ему хода в «Тресте». Я думаю, что он это сказал, отчасти чтобы укорить нас, то есть руководителей «Треста».

— Вы верите Стауницу? Впрочем, это на него похоже. Вообще не вредно, чтобы эта дама думала, что в «Тресте» существуют разногласия между вами и Стауницем. Хорошо даже, если у вас будет с ним при ней лёгкий конфликт. Это отвлечёт её. Она ведь ко всему ещё любит интриги. Разумеется, Захарченко примет сторону Стауница, и это вызовет с её стороны ещё большую откровенность с ним. Важно только, чтобы Стауниц был в ваших руках. Чем вы его можете держать? И удержите ли?

— Не сомневаюсь. Я создал впечатление, что у меня скоро будут большие средства от Коковцова. Стауниц уверен, что ему перепадёт малая толика.

— Конечно, этот прожжённый авантюрист пока слушается вас, но верит ли он вам? Верит ли, что вы настоящий монархист и контрреволюционер?

— Пока да.

— Пока… Надо, чтобы он вам верил, надо! Он ближе, чем вы, к Захарченко. Нам очень важно от неё знать, что именно затевает Кутепов. А он что-то затеял. И Захарченко об этом знает. Придётся опять поручать эту даму Стауницу, и не выпускайте его самого из рук. А с ней держитесь такой линии: мы, мол, делаем высокую политику, и вы, будьте любезны, нам не мешайте.

Прошло несколько дней. Якушев решил разыграть лёгкую размолвку и при Марии Захарченко заспорил со Стауницем по поводу устройства белогвардейцев (под видом рабочих) на лесоразработках в Польше, в приграничных участках. Якушев предложил не поднимать этого вопроса у поляков.

— В общем, мы сидим у моря и ждём погоды, — мрачно сказал Стауниц. — До сих пор мы не дали ответа по поводу нового начальника штаба. Потапов стар и болен.

— Пришлют кого-нибудь вроде Сусанина, и возись с ним. Мне оказано высокое доверие его высочеством, и, пока я его не лишён, прошу не вмешиваться в мои действия.

Якушев ушёл, сухо простившись с Захарченко, которую, видимо, обрадовало даже это лёгкое столкновение Стауница с Якушевым.

А Стауница это столкновение навело на размышления о своём будущем. Он рассуждал так: если совершится переворот и у власти окажутся деятели «Треста», то его положение все же будет неопределённым из-за разногласий с Якушевым. Да и придут ли к власти деятели «Треста»? Не Якушеву же возглавлять правительство! Нужен военный, нужен диктатор. Потапов? Он не строевик, а генштабист, притом у него слабое здоровье и не хватает железной воли, решимости. Значит, несомненно захватит власть Кутепов. У него есть все, что нужно диктатору: воля, энергия, жестокость, он не остановится, пройдёт через горы трупов к власти. Недаром он стремится засылать своих людей в «Трест», — значит, для Стауница выгоднее ориентироваться на РОВС и Кутепова. С его помощью можно пробраться за границу, если дело затянется.