Он вдруг вскочил и сказал сквозь зубы:

— Мария Владиславовна… Довольно дурака валять! За кого вы меня принимаете?

Она удивилась, потом сказала:

— Странный вопрос. За самого выдающегося, после Якушева, члена «Треста».

Он засмеялся каким-то деревянным смехом и сквозь зубы с яростью произнёс:

— Мария… И я и ты — орудие Якушева, а Якушев — чекист!

Он посмотрел на неё и ужаснулся: на него глядели широко раскрытые глаза безумной.

— Якушев?

— Да! Якушев! И Потапов!

— Зубов?

— Тоже.

— Но они же делали все! Были во главе!.. И они чекисты!

Она упала на диван и лежала как мёртвая. Он тронул её за плечо. Она подняла голову и смотрела на него невидящими глазами.

— Что же делать?

— Бежать, — твёрдо сказал Стауниц. — Бежать через финское «окно», пока оно действует. Хорошо, что Радкевич в Ревеле. Нам надо бежать сегодня же. — Он стал прежним наглым и отчаянным Стауницем. — Завтра утром мы в Ленинграде, ночью переходим границу. У нас есть ровно сутки, не больше.

Она встала, машинально накинула платок, надела пальто и вдруг повернулась:

— Почему я не убила тебя и себя?

Он рассмеялся и вдруг сел к столу, взял карандаш и бумагу.

— Что ты делаешь?

— Пишу прощальное письмо. Не могу отказать себе в удовольствии.

Размашистым почерком он написал несколько строк, чётко, чтобы можно было прочитать.

— Не забудь деньги… У нас два часа времени. Отсюда прямо на вокзал. Поедем врозь, так спокойнее.

Они вышли, оставив незапертой дверь.

Записка осталась на столе: каждый, кто войдёт, увидит.

Лена жила все ещё в квартире отца. Похоронив его, она думала переехать к Алексею, но мать была так убита горем, что пришлось опять пока отложить переезд к мужу.

Она не видела Алексея последние три дня, понимала сложность его работы и не очень тревожилась, такое бывало и раньше. И когда в редакцию позвонил незнакомый голос, попросил её спуститься вниз, она решила, что это Алексей послал товарища.

Внизу стоял незнакомый ей человек в военной форме.

— У меня машина. Поедем, — сказал он и, здороваясь, задержал её руку в своей.

— Вы от Алексея.

— Все объясню.

Они сели в закрытую машину. Он спросил:

— Когда вы видели его… в последний раз?

— Три дня назад. Как это «в последний раз»?

Он снова взял её руку:

— …Мы все его очень любили.

— Как это «любили»? Почему «любили»?

Предчувствие несчастья.

Судорога сжала ей горло.

Машина свернула на Лубянку. Остановилась у того самого дома, где она была с Алексеем однажды на первомайском вечере.

И первое, что она заметила у подъезда, уже понимая, что случилось ужасное, был грузовик с траурной черно-красной полосой на борту.

Ничего не видя, она поднялась по лестнице. Пахло хвоей. В зале стоял гроб, и у гроба почётный караул» Лена увидела лицо в гробу, неподвижное, точно мраморное, лицо Алексея Зубова. Ей показалось это невероятным, непостижимым: здесь, в этом зале, где они был» в тот вечер… Три дня назад она была у него, они строили планы, как устроится их жизнь: его, её и их ребёнка.

Она упала на край гроба, задыхаясь от слез.

Кто-то нежно и ласково взял Лену под руку и посадил на стул возле гроба. К ней наклонился тот самый человек с тёмными бархатными глазами, человек, который тогда в клубе сидел рядом с Алексеем. Она узнал» Артузова. Он что-то говорил ей, Лена не понимала, но его ласковый голос, полный сочувствия, как будто успокоил её. В эту минуту вдруг зазвучал траурный марш, и тогда она осознала все, что произошло, поняла, что пришёл конец её первой и единственной любви. Она зарыдала.

Потом выносили гроб, впереди, на подушечке алел орден Красного Знамени — знак доблести, награда, омытая кровью героя гражданской войны, пограничника, солдата Дзержинского, чекиста.

Удалось восстановить всю картину гибели Зубова.

Не зная о бегстве Стауница-Опперпута, Кузен — жандармский ротмистр Баскаков — отправился под вечер на дачу, по всей вероятности, как было условлено.

Он вошёл в сад. Калитка была открыта. Подошёл к крыльцу и увидел открытую настежь дверь. Вошёл в сени, постучался. Никто не ответил. Толкнул дверь, вошёл, увидел в комнате беспорядок, валялись платья Марии Захарченко, принадлежности туалета.

Он увидел на столе исписанный листок, прижатый подсвечником. Прочёл и все понял. Якушев, Потапов, Зубов — чекисты. Захарченко и Стауниц бежали за границу и находятся вне пределов досягаемости.

Можно себе представить, как это ошеломило Баскакова. Он оставался на даче ещё некоторое время, размышляя, как поступить. Вдруг хлопнула калитка, и Баскаков из окна увидел Зубова…

Когда Зубов ехал на свидание к Стауницу, у него были смутные подозрения: почему Стауниц решил вернуть деньги Бирка именно на уединённой даче? Подойдя к даче, увидел открытую настежь дверь. Это было похоже на западню. Зубов не пошёл в эту дверь, а обошёл дачу, скрываясь за сосенками. Подошёл к застеклённой террасе, рванул дверь и сорвал задвижку. Вошёл на террасу, а потом в дом. В эту минуту или раньше Зубов уже держал наготове пистолет. Баскаков спрятался в сенях. Пройдя первую комнату и следующую, Зубов остановился, ему бросился в глаза листок — записка Стауница. Он присел к столу. В это мгновение в Зубова из сеней дважды выстрелил Баскаков. Смертельно раненный, Зубов нашёл в себе силы ответить выстрелом. Пуля попала Баскакову в переносицу, и он рухнул мёртвым на пороге сеней.

Зубов упал головой на стол, и в таком положении его нашли бездыханным. Его пистолет лежал на полу.

Трупы обнаружили только на следующий день.

Так кончился поединок между смертельными врагами: между чекистом и белогвардейцем.

Если были промахи у Зубова раньше, то в последнюю минуту своей жизни он не промахнулся.

Перед Косиновым лежала записка Стауница-Опперпута. Он писал, что теперь вне пределов досягаемости ГПУ. Угрожал разоблачениями.

— Конец «Тресту», — сказал Косинов.

События сложились так, что он, Косинов, под именем Колесникова в 1922 году начал операцию «Трест», потом стоял в стороне и теперь присутствовал при её конце.

Письмо немедленно показали Артузову.

— Конец «Тресту», — сказал он.

Из Ленинграда сообщили, что Стауниц-Опперпут и Мария Захарченко прошлой ночью, воспользовавшись «окном», перешли финскую границу.

Это произошло в ночь на 13 апреля 1927 года.

В следующие дни в Москве и на периферии были арестованы все члены МОЦР — подлинные контрреволюционеры. «Трест» перестал существовать. Контрразведывательная операция ВЧК-ОГПУ, длившаяся в течение почти шести лет, была закончена. Значение этой операции трудно переоценить. «Трест» все эти годы служил как бы громоотводом, срывая заговоры и террористические акты озлобленной белой эмиграции и контрреволюционных групп внутри страны. Деятели «Треста» Якушев, Потапов, Ланговой и другие чекисты проявили редкое искусство манёвра в тайной войне, которую навязали Советскому государству его враги. Успех операции «Трест» объяснялся тем, что им руководили такие замечательные люди, как Дзержинский, Менжинский, Артузов, Пилляр.

Прошло больше сорока лет. Наступило время, когда можно рассказать правду о «Тресте». И вот перед читателем роман-хроника, построенный на документальном материале. Почти все фамилии героев — подлинные. Автор стремился не отходить от истины и в изложении фактов.

Что же произошло после ликвидации «Треста»?