Те, кто начинал эту атаку, не считали себя врагами демократии. Большинство из них, несомненно, почувствовали бы себя оскорбленными самой идеей такого рода. Среди хиппи многие были, наоборот, поборниками гражданских свобод. И все же секуляризм, на который они нападали, был одним из столпов демократии современной эры.
В то же время во многих других частях земного шара наблюдались признаки религиозного возрождения, сопровождаемого фундаменталистским экстремизмом.
На Ближаем Востоке, начиная с конца Первой мировой войны, к власти пришли лидеры, подобные Ататюрку в Турции, Резашаху Пехлеви и Мохаммеду Реза Пехлеви. Они были людьми, преданными идее «модернизации» своих стран. Они начали построение в своих странах светского общества, в котором муллы и религиозные смутьяны были вынуждены оставаться на заднем плане.
Однако эти секулярные режимы стали рассматриваться как тождественные с продолжающейся колониальной экспансией со стороны Запада. Процветали эксплуатация и коррупция, что приводило к грубому нарушению нравственных норм. Те, кто относился к правящей элите, проводили больше времени, катаясь на лыжах или устраивая совещания со своими личными банкирами в Цюрихе, чем занимаясь распределением доходов среди широких масс населения. Во время холодной войны разведывательные службы различных индустриальных держав, как капиталистических, так и коммунистических, время от времени считали нужным субсидировать в своих собственных интересах религиозных экстремистов Ближнего Востока.
Все эти факторы поддерживали разжигание религиозного фундаментализма, символом которого, в конце концов, стало «священное безумие» хомейнизма, со всеми его бесконечными нападками на современный мир и секуляризм, которыми он так щеголял.
Эта фанатичная атака, вероятно, проводилась бы с меньшим энтузиазмом и напором, если бы индустриальная цивилизация, очаг секуляризма, сама не находилась бы в нравственном и социальном кризисе, не являясь больше сколько-нибудь привлекательной моделью для остальной части земного шара. На самом деле индустриальные государства, разрываемые внутренними противоречиями, не казались уже больше непобедимыми, как это было когда-то. Теперь террористы, похитители людей, делающие из них заложников, нефтяные шейхи могли крутить ими, по-видимому, по своему желанию.
Поэтому когда пришел конец индустриальной эре, господствующая в ней светская философия подверглась нападению и изнутри, и снаружи, одновременно с многих позиций, и это окрылило фундаментализм и религию в целом.
В Советском Союзе, где Михаил Горбачев пытался трансформировать экономику и политическую систему, языки пламени исламского фундаментализма начали лизать все южные окраины советского государства. Вскоре мусульмане-азербайджанцы и христиане-армяне начали убивать друг друга по всему Кавказу[441], а когда советские войска и милиция были посланы сюда для восстановления порядка, иранское правительство выступило с предостережением в адрес Москвы, призывая ее не использовать оружие против мусульман. Пламя разгоралось все сильнее. На фоне горбачевских реформ, позволяющих большую свободу высказываний, начали появляться признаки оживления и христианского фундаментализма.
Сходные явления происходили повсюду. В Израиле в это время еврейские фундаменталисты, чьи идеи и социальные модели были сформированы столетиями жизни в небольших доиндустриальных поселениях (штетлах) Восточной и Центральной Европы, избили нерелигиозных евреев и забросали камнями их машины[442]. В Индии мусульманские фундаменталисты разорвали пополам Кашмир, а индийские фундаменталисты — остальную часть страны.
В Японии, где сосуществуют вместе буддизм и синтоизм, не представляется возможным дать описание религии в западных терминах, так что сама концепция фундаментализма здесь, по-видимому, неприменима. И тем не менее есть данные об оживлении интереса к древним формам синтоизма, который был использован для своих политических интересов милитаристским режимом в период, предшествующий Второй мировой войне. В 1989 г. министр образования издал вызвавший полемику указ о том, чтобы учеников обучали уважать императора, являющегося верховным жрецом синтоизма.
То, что происходит, — это атака на идеи просвещения, которые оказывали такую большую помощь в индустриальную эру.
Хотя все религиозные движения, бесспорно, отличаются друг от друга, а часто и приходят в столкновение друг с другом, и хотя некоторые из них — экстремистские, а другие — нет, тем не менее все религии, будь это христианство или «Нью эйдж», иудаизм или мусульманство, едины в одном — в их враждебности к секуляризму, философской основе массовой демократии.
Поэтому сегодня наблюдается отступление секуляризма, захватывающее одну страну за другой. Что же защитники демократии должны поставить на ее место? До сих пор демократии в высокотехнологичных странах не обновили ни свои устаревшие политические структуры, ни свои философские предпосылки, лежащие в основе этих структур.
Религия не является врагом демократии. В светском мультирелигиозном обществе, при четком разграничении государства и церкви, само многообразие верований и видов неверия способствует жизненной полноте и динамизму демократии. Во многих странах религиозные движения представляют собой единственную силу, противостоящую угнетению со стороны государства. И не фундаментализм сам по себе является угрозой. Однако в период гигантского религиозного возрождения в любой стране, а не только в Иране, появляются фанатики, стоящие на позиции теократического контроля над мыслями и поступками индивида, а также те, кто оказывает им непреднамеренную поддержку.
Терпимость к разнообразию — это первое условие демассифицированного общества, включая сюда и терпимость к фанатику.
Религии, которые имеют универсальный характер, т.е. хотят распространиться по всему миру и охватить каждого человека, могут быть совместимы с демократией. Даже те религии, которые настаивают на тоталитарном контроле над всеми сторонами жизни своих верующих, но не пытаются навязывать свой контроль тем, кто не принадлежит к верующим, могут быть совместимы с демократией.
Не совместимы с демократией те религии, а также политические идеологии, которые сочетают в себе универсализм с тоталитаризмом. Такие движения идут против любой демократии, какого бы определения этого понятия ни придерживаться.
К сожалению, некоторые из этих быстро растущих и мощных религиозных движений по всему миру обнаруживают в наши дни именно эту убийственную комбинацию признаков.
Они полны решимости захватить власть над жизнью и умами целых стран, материков, да и всей планеты. Они полны решимости навязать свои собственные законы всем сторонам человеческой жизни. Они готовы захватить государственную власть, если им это удастся, и уничтожить все свободы, которые стали возможными благодаря демократии.
Они являются агентами новых Темных веков.
