…в Денвере, что ли… или в каком другом городишке. Сериос ответил отрицательно. Тогда ему предложили сфоткать мозгами, а потом и выдать на пленку изображение некоей денверской лавчонки, расположенной на одной из окраинных улиц. Удалось! Ассистент, который изначально был настроен не мягче профессора, клялся, что лавчонка, которую он загадал, в натуре выглядит один в один. Вот только с вывеской поначалу засада вышла. На ней была написана полная абракадабра. Потом, когда снимок увеличили, стало понятно, в чем дело. На фото наложились два названия лавки: старое, которое торговая точка носила лет десять назад (прежняя вывеска, естественно, давным-давно была сдана в утиль), и новое.

– И что профессор? – спросил Шахов, мало впечатленный рассказом.

– Посвятил остаток жизни изучению феномена Теда, который, кстати, ни в грош его не ставил и к тому же пил по-черному. Коллеги беднягу Айзенбуда разносили в пух и прах и на страницах газет, и с экранов телевизоров, и на своих симпозиумах. Но не все. Были и такие, кто, поучаствовав в экспериментах и убедившись, что это не блеф, оставили в своих мемуарах честные записи. При жизни публично заявлять, что поддерживают Айзенбуда, не решались, но, когда, рассказывая в своих книгах и статьях об экспериментах, он упоминал их имена, с опровержением не выступали.

– А почему вы решили, что у меня, как у этого Теда, получится? – спросил Макс, и Андрей уловил в его голосе хвастливо-выжидательные нотки: ну, мол, давайте рассказывайте, какой я феноменальный.

– Я не сказал «получится», – уточнил Григорий. – Я сказал «может получиться».

– А про тени на фотографиях? Вы ж про них не сказали ничего, – напомнил Макс.

– Как это? – изумился Григорий. – Сказали ж: не подделка.

– И все?

– А что тебе еще надо? – Григорий в упор посмотрел на Макса. – Рациональное объяснение этому явлению найти невозможно. К оптике появление силуэтов не имеет никакого отношения. А по части духов – это не к нам, это к медиумам и спиритистам. У Вилетария среди знакомых парочка найдется. Поговори с ними, фотки покажи. Чем черт не шутит, может, они тебе этих духов, которые на снимках, вызвать смогут. Вот и пообщаешься – биографии узнаешь, если это тебе интересно. Ну, все, мужики, нам пора. Мы тут одному баклану диссертацию написать подрядились. На фиг оно ему надо? Своя фирма, бабки лопатой гребет… Но, говорит, прошли те времена, когда братки, организуя свой бизнес, хвастались, что их после третьего класса из школы выгнали, теперь в моде образованность.

Пожимая на прощание Кривцову руку, Григорий напомнил:

– Если все-таки захочешь побаловаться мысленной фотографией, звони. Нам самим интересно.

Не успели Шахов с Кривцовым выйти из кафешки, как ожил сотовый Андрея. Звонил Витек.

– Андрюха, Макс с тобой? – В голосе Милашкина звучала тревога.

– Да, со мной.

– Где вы сейчас?

– В районе Тверской.

– Домой ему нельзя. На дачу и к родителям – тоже. По всем этим адресам уже работают. Пусть заляжет где-нибудь на несколько дней.

– Зачем?

– Затем, что сейчас его вся ментура метрополитена и вообще всей Москвы ищет.

– С чего это?

– Заладил: «Зачем, с чего!» На него убийство той девчонки, про которую я тебе ночью рассказывал, повесить хотят. Все очень серьезно. Он же сам признался, что был в ночь убийства в метро, совсем рядом от того места, где труп нашли. Тебя, кстати, тоже допрашивать будут. Как свидетеля. Вы ж на «Киевской» перед дежурным и электриком вдвоем нарисовались. Сейчас займитесь поиском схрона для Макса, а вечером встретимся, я тебе все расскажу и инструкции дам. Отбой!

– Кто звонил-то? – Макс даже не насторожился.

Андрей пересказал ему оба разговора с Витьком. Сначала последний, по телефону, потом – ночной. Не весь, конечно, а эпизод про погибшую девушку. Закончил так:

– Витек еще ночью мне говорил: менты будут искать козла отпущения, на которого изнасилование и убийство девчонки можно повесить. Ты – идеальный вариант. Сам всем рассказал, что в ту ночь в метро был.

Макс слушал друга молча, и вид у него был потрясенный и потерянный.

– Не дрейфь. – Шахов хлопнул друга по плечу. – Я знаю, где ты можешь пересидеть. Витек сказал, это всего на несколько дней. Едем на Казанский вокзал, берем тебе билет на ульяновский поезд. Сейчас ни каникул, ни праздников впереди – билеты в продаже есть. На вокзале в Ульяновске тебя встретит мой двоюродный брат Кирилл, увезет к себе в поселок, Тереньга называется. Там точно искать никто не будет. А я тебе раз в день звонить буду, докладывать обстановку.

Шахов первый раз в жизни почувствовал себя ведущим в их паре, и это ощущение собственного превосходства над суперменом Кривцовым было таким пьянящим, будоражащим, сладостным… Андрей гордился собой, своей смелостью – ведь, помогая другу, он рискует быть зачисленным в соучастники преступления, – своим великодушием – не каждый, как он, способен, отринув ревность и обиду на счастливого соперника, сделать все для его спасения… Но даже самому себе Шахов не признался бы в том, что в уголке души затаилась подленькая радость. Сидит себе, потирает потные ладошки и твердит: «Так ему и надо!»

На Казанском в каждую из касс была очередь – небольшая, человека по два-три. Андрей сунул Максу купленную по пути газету, велел налить кофе в автомате и не мозолить глаза. Сам взял его паспорт и встал в кассу за толстой теткой с пухлым, затянутым в безразмерные джинсы задом. Бабища оказалась на редкость бестолковой: трижды переспросила время прибытия поезда, дважды – с обслуживанием ли купе, в которое ей продали билет… Шахов начал психовать: до отхода поезда оставалось двенадцать минут. Наконец тетка отошла, и он просунул в окошечко кривцовский паспорт. Кассирша протянула к документу руку, но ее отвлек какой-то мужичок в железнодорожной форме, по-свойски заглянувший в кабинет-закуток.

– Девушка, у нас поезд через десять минут отходит! – не выдержал Шахов, но девушка и ухом не повела, продолжая кокетничать с визитером – судя по всему, своим непосредственным начальником.

Андрей набрал в легкие воздуха, чтоб сказать кассирше все, что думает о ней лично, о Казанском вокзале и МПС в целом, но тут зазвонил его сотовый. На дисплее высветилось: «Витек». Андрей поднес трубку к уху. Глухо, явно прикрывая мобилу рукой, младший лейтенант сказал:

– На вокзалы, в аэропорты не суйтесь – туда отправили ориентировки с данными Макса.

Пока Андрей слушал Витька, кассирша успела попрощаться с начальником-любезником и сейчас, мило улыбаясь чему-то своему, сокровенному, положила пухлую ладошку на паспорт Макса, намереваясь подтянуть его к себе. Шахов дернул документ на себя. Кассирша вытаращила глаза.

– Извините, мы передумали. Вернее, уже опоздали. – Поняв, что извиняющийся тон в данной ситуации неуместен, Шахов повысил голос и добавил в него раздражения: – Пока вы тут кокетничали, наш поезд ушел. Почти. У моего друга болит нога – он бы за пять минут не успел.

Направляясь быстрым шагом к кофейному автомату, у которого шуршал газетными листами Макс, Андрей услышал, как стоявший за ним в очереди дед принял эстафету по распеканию кассирши: «Вы зачем тут посажены? Чтоб билеты продавать или шашни на рабочем месте разводить?! Парни вон из-за вас на поезд опоздали, а у них, может, важное дело сорвалось!»

– Перемещение на поезде отпадает – разве что на электричке, – сказал Андрей, когда они вышли из кассового зала. – Везде ориентировку разослали. Может, автостопом? Нет, опасно.

Шахов разговаривал сам с собой. Задавал вопросы и тут же на них отвечал. Макс по-прежнему молчал, но, судя по всему, уже успел взять себя в руки и сейчас что-то обдумывал.

– Я знаю, где спрятаться, – наконец заговорил он.

– Где?

– В преисподней.

Андрей с тревогой взглянул на друга – решил, что у того от страха поехала крыша.

– Только надо карту найти. Я знаю, такие есть – у диггеров, в водоканале, еще, наверное, где-то. Чтобы со всеми, даже неофициальными тоннелями и бункерами, и главное – с выходами на поверхность. Не знаешь, где достать?