Не факт, что сегодня, но с убийцами никогда ничего точно сказать невозможно. Почувствовав, что за них вплотную взялись, они действительно могут что-нибудь да выкинуть. Когда людей загоняют в угол, они начинают вести себя неадекватно, и если старик действительно был связан с убийцами, то это может быть вполне логичная ответная реакция. Лучше всегда перестраховаться с подобным.

Квартира Вайрина располагалась в другом районе, и добраться до неё было достаточно сложно, учитывая, что была ночь и экипажей поблизости не было.

Кондрат подозревал, что Вайрин отнюдь не бедный человек, и снятая квартира подтвердила его предположения. Она располагалась на третьем этаже с видом на небольшой сквер. Да, небольшая, но здесь были зал, спальня, кухня и ванная. Мебель была хорошей, в среднем ценовом диапазоне, окна занавешивали пышные шторы, на полу лежали ковры. Сама отделка комнаты же была побогаче, чем гостиного дома.

Кондрат расположился в зале на диване, и после долгого дня он был едва ли не самым удобным в его жизни, особенно, когда не надо беспокоиться, что кто-то ворвётся тебе в комнату и задушит.

По утру он проснулся раньше Вайрина и спокойно ожидал, пока тот проснётся. К тому же, у него было чем заняться.

Рука скользнула в карман, где он до этого обнаружил постороннюю вещь, и вытащил на свет…

Кулон.

Кондрат нахмурился, разглядывая его висящим на тонкой золотой цепочке. Кулон был в форме золотой головы змеи с красными камнями в глазах, которые будто слегка светились и помигивали в свете свечей в комнате. Он точно не имел при себе ничего подобного, Кондрат мог ручаться за это, а значит, вещицу подкинула ему ведьма.

Вопрос «зачем?» завис в его голове, но ответу неоткуда было прийти. Может какой-то оберег местных? Или, если здесь есть магия, то что-то магическое? Непонятно… Как и непонятно, насколько безопасно носить с собой такую вещицу. Запрещено или нет? Хотя, если здесь есть зарегистрированные маги, то, наверное, такое можно при себе иметь. Или нельзя, так как она принадлежит ведьмам?

Надо будет разузнать об этом поточнее. Желательно, наведаться в библиотеку, где в принципе можно будет узнать об этом мире побольше.

Дальше были деньги.

Кондрат выяснил, что здесь была довольно необычная система. Наибольшей монетой была корона. Золотая монета. В неё входило две полкроны — это тоже золотые монеты, одну из которых он видел у главы деревни.

Дальше шли серебряные монеты. Это была ота, небольшая серебряная монетка, которая составляла одну треть от полкроны. И нота — она составляла две трети от полкроны.

Самой маленькой была серебряная монета со сплавами внутри себя, которая называлась ступа — одна пятая от полкроны.

Достаточно необычная система, где использовалось что-то типа дробной системы исчисления монет. Обычно старались исходить из половины, одной десятой, одной сотой и так далее, но здесь… Что же, не ему судить, как у них мир устроен.

Кстати, об устройстве мира ему бы тоже стоило узнать побольше. Насколько Кондрат понял, здесь есть суд, есть защитники обвиняемого и есть обвинители. То есть зачатки нормального суда уже присутствовали, что не могло не радовать. Однако смущали слова Вайрина о церкви и их методах борьбы с теми, кто мог представлять опасность. Невольно вспоминалась инквизиция во всей своей красе.

— Уже проснулся? — из комнаты вышел сонный Вайрин в ночнушке, похожей на платье. — Нихрена ты встаёшь рано, дружище…

— Привычка.

— Я бы сдох от такой привычки, вставай так хотя бы в течение недели… — зевок. — Ща, погодь, я оденусь и пойдём, пожрём.

Они отправились в ближайшую закусочную, цены которой были отнюдь не демократичными. Глядя на Кондрата, Вайрин вздохнул.

— Не парься, выбирай чё хочешь, я заплачу.

— Я сам заплачу.

— Ой, да ладно тебе ломаться, слушай. Недёшево у них тут, я в курсе. Пусть и в золотых трусах родился, но типа вижу цены. Давай, на тебе тащится всё расследование, считай это платой за помощь.

Кондрат подумал и не стал отказываться. Хороший завтрак — хороший день и здравые рассуждения, а то в этой суматохе он вчера вообще не ел и чувствовал себя от этого слабым.

Они заказали и стали ждать еды, вернувшись к рассуждениям о деле призрачного дома.

— Получается, мы имеем в подозреваемых неизвестную, которая лазит по трубам и убивает людей, — произнёс Вайрин негромко. — И непонятно, помогает ли ей кто-то или нет. Где искать её?

— Я пока не знаю, — задумался Кондрат.

— Ладно, а что насчёт семьи? Отец — вычёркиваем. Дети… хрен знает, выглядят убедительно и мотивов не видно. Та женщина, которую ты видел, да? Может она связана с этим?

— Возможно. Нам надо будет за ней проследить и выяснить, куда она бегала в прошлый раз.

— То есть допрашивать не будем?

— Она не расскажет.

— Но можно применить усиленный допрос, — предложил он. — Я могу устроить это.

— Усиленный допрос? — уточнил Кондрат.

— Ну да. Ну ты в курсе, с дополнительным инструментарием для допроса.

— Пытки.

— Ну или так, да.

Ещё им пыток не хватало. Кондрат не знал, как к этому относиться, но что мог точно сказать — пытки мешали расследованию. Под ними человек может признаться в чём угодно. И, если верить учебникам истории, раньше это было действительно проблемой, так как перед тем, как поймать кого-то, успевали казнить нескольких человек.

— Я не отсюда, ты ведь помнишь? — подался вперёд Кондрат. — Объясни, когда вы их применяете?

— Усиленный допрос? Ну… когда понятно, что человек виновен, — ответил Вайрин. — Ну то есть, допустим, комната, да? Там убита женщина, а с ножом в крови рядом стоит мужчина. Понятно, что, кроме него, этого никто не мог сделать, однако он не признаётся. Тогда подаётся бумага на усиленный допрос, и он рассказывает всё, что нужно. Ну и иногда его используют как раз в таких ситуациях, когда надо получить важную информацию, а человек намеренно скрывает её. А у вас этим не пользовались?

— Нет, у нас не было такого, — покачал головой Кондрат. — Но разве суд не должен признать его виновным по доказательствам?

— Нет, должен, конечно, но куда проще, когда он сам признался, верно?

Это было дикостью…

Кондрат вздохнул, откинувшись на спинку стула. Местная система правопорядка будто застряла по методам в средневековье.

— Ну слушай, это отнюдь не ко всем применяется, — решил оправдаться Вайрин. — Если человек не подозреваемый или подозреваемый, но без каких-либо весомых улик, или их вообще несколько, то такое не применяют. Всё строго регламентировано.

— Дать тебе совет, Вайрин? — вздохнул Кондрат.

— Давай, — сразу согласился он.

— Никогда не пользуйся этим.

— Почему?

— Есть ситуации, когда всё говорит против человека. Казалось бы, он сто процентов виновен, но… потом находятся улики, которые подтверждают его невиновность. Однако под пытками он возьмёт на себя всё что угодно, и до тех улик ты уже не доберёшься, а значит, не поймаешь убийцу. Пытки — это тупик.

— Но если понятно, что он убийца, но не признаётся?

— Улики скажут всё заместо него на суде, Вайрин. Если он виновен, улики сразу покажут всем, что он лжёт. Пойми одно — иногда бывают совпадения, в которые нам хочется верить. Мы привязываем улики к человеку, который слишком подозрителен или просто нам не нравится. Это называется предвзятым отношением. И пытки заставят его сказать то, что ты хочешь. Но работа сыщика не в доказательстве вины подозреваемого, как многие говорят.

— А в чём тогда?

— В восстановлении хронологии событий. Мы восстанавливаем картину произошедшего, находим всех участников и узнаём, кто что делал и какую роль сыграл в произошедшем, подкрепляя это фактами. А доказывать вину будет уже суд.

— Но если улик не хватает, но всем известно, что это именно он это сделал, то что тогда, отпустить⁈ — возмутился он.

— Тебе надо понять одну простую вещь. У честного суда есть своя цена, и её приходится платить за то, чтобы дать шанс людям случайно не стать жертвой ошибки. И, когда виновный выходит сухим из воды, потому что не хватило доказательств — это и есть та цена, которую приходится платить за то, чтобы невинные не попали на плаху.