— Нет, — покачал Кондрат головой. — Благодарю вас за неоценимую помощь.

И быстро покинул магазин.

Он встретился с Вайрином лишь к вечеру у гостиного дома, когда зимняя ночь опустилась на улицы. Тот выглядел слегка уставшим.

— Как же я заколебался бегать… — пробормотал он. — Ты даже не представляешь…

— Выяснил что-нибудь?

— Да, кое-что, — кивнул Вайрин.

— Хорошо, пойдём, отойдём от дома, чтобы не стоять перед окнами, — предложил Кондрат.

Они остановились около небольшого переулка за два здания от злополучного дома, после чего Вайрин начал рассказывать.

— Короче, я заглянул в архив. Первым делом. Там нашлось несколько упоминаний о матери семейства Уэльс. Угадаешь, какие?

— Неподобающее поведение?

— А ты откуда знаешь? — прищурился Вайрин.

— Предположил, — Кондрат нетерпеливо махнул рукой. — Так что там было?

— Короче, их мать была ещё той оторвой, насколько я узнал. Бухала, гуляла по мужикам и так далее. Иначе говоря, она была ещё той шлюхой в молодости, пока не вышла замуж за мистера Уэльса. У неё, несмотря на хорошую семью, было несколько приводов в отдел стражей порядка за всякие пьяные выходки, а один раз за секс в общественном месте.

— А какие-нибудь свидетели есть? — нетерпеливо спросил он.

— Погоди, здесь самое интересное. Я смог выяснить тех, кто жил рядом с этим домом. Прошлые жильцы. Почти все они в городе, и я смог поговорить с каждым. Поговаривают, что она была ещё той сукой во всех смыслах. Не заметить её было невозможно, но…

— Но? — подался вперёд Кондрат.

— Однажды она пропала на несколько месяцев. Если быть точнее, на четыре месяца. Просто исчезла и вернулась как ни в чём не бывало. А через два года вышла замуж за мистера Уэльса. А знаешь, что это может значить? — Вайрин хитро улыбнулся.

— Она была беременна.

— Именно! Эта баба была беременна!

— Как раз на четыре месяца пропасть, чтобы родить, — продолжил вслух Кондрат. — Выходит, что она ушла на пятом месяце беременности, когда живот уже невозможно было скрывать, чтобы утаить позор, который мог бросить тень на будущие отношения. Как раз ещё четыре месяца, рождение ребёнка, после чего она его куда-нибудь девает.

— Именно. Вопрос лишь куда.

— Отдаёт в какой-нибудь приют, — ответил Кондрат. — В какой-нибудь приют на окраинах города, где её не узнают. Ребёнок растёт, а после есть два варианта. Она или идёт по преступной стезе. Или начинает работать там, где может пригодиться ловкость. Тогда другой момент, она ведь получала документы в приюте, верно? О том, что она гражданин этой страны.

— Все получают такой документ, — кивнул Вайрин. — И если мы найдём тот приют, куда её отдали, то найдём и её.

— А найти её можно по примерным датам, когда та могла отдать, основываясь на показаниях, — и Кондрат вспомнил важный момент. — Из приюта выпускают в каком возрасте?

— Шестнадцать, а что?

— В шестнадцать она была уже достаточно взрослой, чтобы быть похожей на мать. А значит, можно взять портрет жены мистера Уэльса и показывать его, пока кто-нибудь не узнает девушку.

Вайрин молча взглянул на Кондрата, после чего взглянул на стремительно пустующую улицу. Теперь встречались лишь одинокие прохожие, кареты и экипажи всё реже проезжали мимо. Город засыпал на глазах.

— Значит, вот каково это, узнать правду, да?

— Мы ещё не закончили. Остался последний человек, чтобы окончательно исключить все остальные варианты в этом деле.

Кондрат кивнул за спину Вайрину, и тот обернулся.

На улицу вышла Маргарет Риччи. Воровато оглядевшись, она быстро двинулась по пустынным улицам прочь от дома. Они переглянулись, после чего шагнули за ней. Две тени скрылись на улицах спящего города, преследуя женщину.

Город перестал быть приветливым. Теперь он был мрачным лабиринтом, переплетением хаотичных переулков и улиц, где на двух преследователей смотрели лишь тёмные окна домов. Не было слышно ни цокота копыт, ни громыхания телег, ни гомона людей. Лишь изредка какая-нибудь тень прошмыгнёт в темноте у дома и растворится во тьме.

— Плохое место она выбрала, чтобы погулять, — заметил Вайрин, наблюдая за тем, как женщина пересекает улицу и приближается к лабиринту грязных обшарпанных домов.

— Знаешь это место? — тихо спросил Кондрат.

— Да, меня предупреждали о нём. Злачный райончик, сюда даже стражи правопорядка не ходят патрулировать ночью. Моргнуть не успеешь, как получишь нож под рёбра. Как думаешь, зачем она туда идёт?

— Не знаю.

Связано ли её дело с тем, что они расследуют? Или женщина часть совершенной другой тайны? Это можно было выяснить, лишь проследив за ней.

Они вошли в лабиринт старых домов. Дальше улицы были заметно уже, две повозки в ширину, не более. Лампы горели через раз, иные вообще были разбиты, но половина света шла от грязных окон, которые будто никогда не гасли. И что более важно, жизнь здесь кипела даже ночью.

Всё чаще им на пути попадались попрошайки, пьяные дебоширы и шпана, которые внимательно, словно шакалы, наблюдали за всеми, выбирая цель, у которой можно было срезать кошелёк. Из окон то и дело либо доносилась ругань, либо пьяный смех мужчин и женщин.

На улицу, подобно вратам в ад, выходили всевозможные заведения, у которых толпился люд. Иногда, проходя мимо них они слышали, как зазывали внутрь шлюхи, раскрашенные так, что Оно мог бы испугаться, расплакаться и уплыть в свою сточную канаву. И скоро таких заведений стало настолько много, что потребность в уличном освещении отпала, и возникал вопрос, как люди при таком шуме вообще спят здесь.

— Она свернула налево, — кивнул Вайрин.

— Вижу.

— Не нравится мне это место.

А вот Кондрат чувствовал себя здесь… комфортно? Как у себя дома? Как в своей стихии? Подбирай любое слово и не ошибёшься. Он знал эти злачные места, он бывал в них, бродил, выискивал, охотился на тех, кто боялся света. Эти трущобы боялись таких, как он, боялись и огрызались, пытаясь спрятаться поглубже. Язвы на теле города, столь же противные, сколько и необходимые, где любой мог найти себе утеху, не распространяя болезнь на всех остальных.

Кондрат ловил взгляды других на их парочке. Эта пьянь, преступники и отбросы чувствовали, что они другие. Они чувствовали угрозу и не приближались, предпочитая найти жертву послабее.

Чего не скажешь о тех, кто зарабатывал своей плотью. Для них они были, наоборот, привлекательной добычей.

— Иди сюда, милок, я устрою тебе жаркую ночь…

— Только ради тебя, в два раза дешевле…

— Сегодня я готова принять тебя с чёрного входа…

Но Кондрат бы предпочёл засунуть свой член в канализационные воды, чем в них — больше шансов, что ничего не подхватишь.

— Дядь, не хотите поразвлечься? — перед ними выскочила совсем юная, неприлично юная девица, которая, казалось, только-только перешагнула важный для любой женщины порог.

— Вон пошла, — рыкнул Вайрин, и та почти сразу скрылась. — Я даже не знаю, как к этому относиться…

— Никак.

— Не, я к тому, что, с одной стороны, хочется заглянуть к ним, а с другой — это всё вызывает отвращение.

— Это нормально.

— А ты и вовсе ничего не чувствуешь?

— Нет.

— И тебе не страшно по таким местам гулять?

Вайрин явно чувствовал себя не в своей тарелке. Ему было некомфортно, и пусть он не боялся, но явно чувствовал определённую опаску. Вайрин был аристократом, для него это было совершенно другим миром, в котором он не знал, как себя вести. Это как с диким зверем, который тебя не тронет, пока ты не сделаешь ошибки. А если сделаешь… тогда остаётся надеяться, что ты крепче его зубов.

— Как ты думаешь, ей не страшно здесь ходить?

— Если ты родился в таком месте, то ты знаешь, как здесь себя вести, чтобы не помереть.

— А ты… жил в таких местах? — неуверенно поинтересовался Вайрин.

— Нет, но я бывал в них часто по работе. И всё всегда одно и то же, — он мельком пробежался по улице взглядом. Открыто оглядываться здесь было опасно.