Мальчик снимает очки и протягивает их тебе.

— Сказала отдать их вам, когда окажемся внутри усыпальницы. Это было в больнице, в Сарджент, перед тем, как ее взорвали. Интересно, как она узнала, что умрет? Она обычно всегда была права, так что я не спорил.

— Вы давно знакомы?

— Ну, лет пять, она меня в клубе подцепила, я приторговывал всякими амулетами, сказала, плохо закончу и предложила работу. Она, конечно, на мелочи не разменивалась, возила в штаты только эксклюзивный и дорогой товар. Это она устроила меня в полицию работать, очки эти тоже она мне привезла из Адара, когда я захотел лицензию пилота получить. У меня с детства проблемы со зрением. Я в этих очках год проходил и зрение полностью восстановилось, потом я стекла заменил на обычные и на удачу оставил! Ты очки то брать будешь? Она еще сказала, я вот сейчас вспомнил, ты есть то, что о себе помнишь. Уф, чуть не забыл ведь! Это важно?

— Надо рао амен суу — ты есть то, что о себе помнишь, — эхом повторяешь ты и берешь очки из рук Йена, ты уже знаешь, что они такое. Это инсайт. Запись того, что ты не захотела помнить, то, что выкрала у самой себя, истина, скрытая за дешевыми каисовыми стёклами.

— Это из истории судебного прецедента, — говоришь ты. — На заре первой волны, в городе Таока, где правил царь Мессат. Орфист Тегон убил своего соперника, который обошёл его на музыкальных Играх, Янума Фессу, а потом пошел в храм и напился зелья, предназначенного для служителей, с его помощью они входили в транс и слышали голос Оракула, а после забывали об этом. Там его и нашли стражи закона, растерянного и потерявшего память. Он клялся, именем Матери, что не совершал чудовищного преступления, в котором его обвиняют и просил суда Оракула. И Оракул его оправдал. Ответ был лаконичен: ты есть то, что о себе помнишь. Так виновный стал невиновным, потому что забыл свое преступление.

— Так мы сейчас живём по закону древнего Оракула? — спрашивает Йен. — Смешно! — И тут вдруг срабатывает твоя печать истины и Йен, понизив голос до шепота, спрашивает: — А это правда, что кауры — черви?

Этот вопрос видимо давно не дает ему покоя. Ты очень стараешься не засмеяться.

— Они скорее грибница, — отвечаешь ты и прислушиваешься, все еще слишком тихо.

Ты смотришь на Йена. Ты уже приняла решение, нечего ему путаться у тебя под ногами. В пальцах дрожь, сработает ли печать?

— Я признаю тебя не виновным, — говоришь ты мальчику и левой рукой чуть касаешься его виска. Ты понимаешь, что получилось, только когда Йен вдруг падает на пол. В последний момент ты успеваешь чуть придержать и уберечь его голову от удара. Очки ты убираешь в карман куртки. Истина, удел той, кто придёт после тебя. Ты бежишь по коридору к главной камере и не можешь вспомнить эту часть усыпальницы. Анна Индира Ксарави — контрабандистка? А кто тогда ты? Она вырастила тебя, как опухоль на груди, а потом вырезала и выбросила. С холодной, обжигающей ясностью в голове сплетается цепочка последовательности и изящно выворачивается наизнанку.

Во имя свободы всегда приносились жертвы.

Но мысли, что она бросила Фархада, ты не допускаешь. Нет, все именно ради него.

Зал усыпальницы украшен красивой резьбой по камню. Лики старых святых и новых грешников, батальные сцены из равианской истории и эпичное полотно, его часто изображают на голографических гобеленах, прибытие звездных кораблей в лучах трех лун. Твоя память, застывшая в камне. Знакомые лица со страниц учебников и из глубины колодца. Вашего колодца. То, что происходило тысячу лет назад, ты помнишь намного лучше, чем вчерашний день. Сама усыпальница из белого сребрума прячется в тени, в нише, под сводами радужного купола, цветовой спектр всего лишь декоративный элемент, ведь сквозь него нельзя увидеть небо.

Крышку с саркофага сняли, это нарушило симбиоз печатей и разбудило его. Возможно, это были те, кто выносил контрабандный товар, заглянули ли они внутрь из любопытства или в поисках наживы, но это точно были люди.

Ты видишь Фархада. Он до сих пор не в себе после перемещения, не находит себе места, ходит туда сюда, как маятник и нервно пробует воздух на вкус. Он давно учуял тебя, но не узнал. Еще нет.

— Фархад, саму нами, ты слышишь меня? Это я, — ты стараешься чтобы голос звучал ровно, успокаивающе.

— Айса нами! Ну наконец-то! Почему так долго? — отвечает Фар. Ты выходишь из темноты, но он не удивляется твоей новой оболочке, значит знал. Они знали. Все продумали и спланировали.

— Она у меня, — говорит Фархад и показывает тебе тетрадку, ты не знаешь что это, но догадываешься. — Все здесь! У нас есть билет на свободу! А где Йен?

— Ты нашел документы и деньги? — спрашиваешь ты и осматриваешь стену за саркофагом там, где должен быть тайник.

— Да, я все нашел, мы готовы! — отвечает Фар и наклоняет голову к плечу. — Ты не та, да? Ты не она. Ты не помнишь., - он напрягается и показывает зубы. — Я позже все тебе расскажу, сейчас мы должны улетать! ТЫ качаешь головой.

— Ты летишь один, я остаюсь.

— Нет! — излишне эмоционально кричит он. Красивое лицо искажает гримаса злости и чешуя покрывается паутиной трещин. — Нет! Я не уйду без тебя!

— Я должна остаться и узнать правду. Узнать, кто ты такой и почему королева тебя приговорила.

— Нет! Мне это не нужно! Мы должны уходить сейчас! Творец и Эбо нас больше не видят! Маат не знает! У меня есть изначальная таблица, как ты и хотела! Такой был план! Ты не можешь бросить меня одного!

— Я не бросаю, я освобождаю. Уходи Фар, после того как я вернусь через инкубатор, такой милости я тебе не окажу, ты же знаешь. Уходи.

— Нет! Нет! Нет! — кричит он. Ярость застилает ему глаза ядом, рот полон слюны, он шипит и плюется. Тело мечется из стороны в сторону, но желтые, злые глаза прикованы к тебе. Он может напасть и ты не успеешь. Он развоплотить эту оболочку и ты так и не узнаешь правду. Ты кладешь руку в карман и достаешь очки. Ты можешь узнать прямо сейчас.

— Морин Гуревич, ты укусил ее, она просила? Какой был план?

— Таблица, — он поднимает тетрадку и машет ей в воздухе. — Морин отдала ее мне, (не)периодическая таблица изначальных, ты была права! контролируемые перемещения! Тропы! Порталы! У нас есть все!

— Откуда у Морин эта таблица?

— Да какая разница! Мы свободны! Творец нас больше не видит!

— Но какой ценой?

Ты видишь, что он в бешенстве, он делает шаг тебе навстречу, но ты не двигаешься с места.

— Цена была известна с самого начала! — кричит Фархат и топает ногой. — И разве это важно, если мы будем вместе? Тебе больше не надо подчиняться ей и ее печати!

— Я остаюсь, — отвечаешь ты. — Ты хотел знать, кто ты такой и теперь я обязательно узнаю. Это будет цена свободы. А теперь я ухожу.

Ты убираешь очки обратно в карман, поворачиваешься к нему спиной и делаешь шаг в выходу, до тоннеля всего ничего, но ты не выйдешь, если он не отпустит. Еще шаг, и еще.

Ты слышишь крик. Он в ярости.

Но в этот момент из темноты появляется Йен, он чуть покачивается и глаз его пустые, как после запечатления. Следом за ним из темноты показывается еще одна фигура и дуло метателя, одно смотрит Йену в затылок, а второе тебе в лицо.

— Привет, как жизнь? — спрашивает незнакомец. — Ваш птенчик?

Он в два раза шире Йена и выше на голову. Гладко выбрит, голова отливает синевой. Шея, щеки, лоб, пальцы забиты татуировками. В основном охранными, и не теми, что делают в дешевом даршопе, а настоящими печатями. Ты присматриваешься и видишь лазейку. На его правой щеке.

тот, кто рисовал на нем, ошибся, а татуировка это не временный узор ручкой, его сложно исправить.

За его спиной появляются еще двое.

Девушка и парень.

— Чего вам надо? — кричит Фархад. — Вы уже все забрали! Склады пусты! С вами расплатились, как и обещали!

— Я подумал, что могу получить больше. Намного больше, — говорит незнакомец с метателем. — Сколько интересно стоит тетрадка в твоих руках, а малец? Дорого, я думаю, а искать тебя никто не будет. Ты же сдох вполне официально! Ну вот, можешь и еще разок! Третий, а ну забери у него мой дом на берегу океана!