— У вас посетитель, я прошу вас вести себя хорошо, чтобы нам снова не пришлось превышать дозу лекарств, как в прошлый раз. Анна, посмотрите на меня? Вы слышите?

Слышит она тебя, слышит, но о чем ей с тобой говорить?

Анна поворачивает голову, кивает доктору и даже пытается улыбнуться.

Во всем виноваты эти ее карие глаза, я уверена, будь они например зеленые, ты бы ее возненавидела!

Доктор Сандрин Азар Иньяту открывает дверь перед нашим посетителем и даже я от неожиданности теряю дар речи. В дверях стоит Анна Индира Ксарави. Варлак-ратхи. Консул Ее Величества. Моя глашатая!

Сейчас второй месяц лета, но шипы уже свободны от манжет. Ее темно-каштановые волосы убраны в хвост, строгий серый костюм и каблуки. Лицо под оливковой маской ничего не выражает, после перерождения через инкубатор сущность имеет доступ к памяти прошлой жизни, но это все равно уже другая жизнь.

Анна проходит в кабинет доктора, осматривается и садится напротив тебя в кресло. Теперь она сидит там, где сидела доктор Иньяту, но она мне совсем не нравится.

— Можно ее развязать? — обращается Анна к доктору, и наш несчастный случай качает головой.

— Я бы вам не рекомендовала.

Анна склоняет голову к плечу и смотрит на нас.

— Ты ведь не станешь на меня кидаться, правда? Это недостойно Ее Величества, — говорит моя глашатая и развязывает нам руки. Ремни спадают, ты трешь запястья. Руки — один сплошной синяк.

— Начнем с конца? — говорит Анна. — К сожалению я не нашла другого способа и вынуждена была отбросить часть своей памяти в твою оболочку. То, что случилось в соборе святого Михаила называется “фантомное искажение”. Когда сущность покидает тело, в мозгу происходят необратимые процессы, если прибавить к эту отголоски моей памяти, то в итоге получается псевдолик. Ты — это я, но не совсем. Ты не сущность, ты копия некоторых воспоминаний. Тебя можно принять за цельную личность, но ты скроена из лоскутов, которые очень хорошо подогнаны друг к другу, а мозг заполняет пробелы, там, где это нужно. И в соборе не было суатрэ, это была я. Мы. Шераа ат Каддар. В Адаре я имела бы права развоплотить тебя, но здесь…Здесь это считается негуманным. Консульство Адара берет на себя все издержки, ты пройдешь курс лечения и сможешь прожить полноценную жизнь, если позволишь себе. Ты так же можешь пройти кондиционирование, это добровольно, заставить тебя никто не может. Подумай, мне кажется, что забвение в твоем случае, это благо. У Каролин есть мать и она очень хочет вернуть себе дочь. Она восемь лет надеялась на ее возвращение, ты можешь уступить место и дать им шанс.

— Да ты издеваешься, — отвечаю я. — Ее дочери тут давно нет, здесь есть я, есть мы! Мы — изначальная сущность, а вы просто нашли способ замуровать нас в этой оболочке!

Анна складывает руки и пальцами касается лба. Мнимое согласие.

— Ну кто же в здравом уме спорит с сумасшедшими? — смеется Лианесс.

— Я бы и сама себе не поверила, — говорит Анна. — Это будет долгий процесс, но я постараюсь помочь тебе справиться с эхом моего колодца.

— Какое участие, и это я тебя сотворила? Быть не может, на дух не перевариваю сантименты! Лианесс, ты слышишь? Наша девочка совсем взрослая, она теперь знает что для других лучше, и она почти уверена, что знает, как будет лучше для нее.

Я сажусь поудобнее, закинув ногу на ногу, главное выглядеть расслабленно. Гуманность? Она не знает, что это такое, она мое создание и ей намного выгоднее заставить мою память кануть в небытие пустыни Арради, так зачем же она достала меня из нее?

— Расскажи, как там наш мальчик? Ведь все дело в нем? Я ведь появилась не случайно. Ты все продумала. Ты создала меня, отбросила тень памяти в эту оболочку, чтобы узнать — кто он, что за сущность ты стережешь, узнать можешь ли ты нарушить клятву. Ты достаточно умна, чтобы прийти к выводу, что в оболочке Фархада может быть заперт кто-то пострашнее меня! Тот, кого я и сама боюсь, потому и держу взаперти, как худший из своих ночных кошмаров! Ради этого ты разыграла прекрасный спектакль! Даже позволила Гедде украсть королевскую печать! Да, я уверена что это был он, изменчивый майор шаа-ди. Тот, кто должен. Именно ему позвонила Ольга, когда на нас напал рой. Он был первым, кто приехал на место преступления и был единственным, кто знал в какой оболочке окажется наша сущность после развоплощения. Печать просто никуда не могла деться, ее можно изъять только в процессе перехода из одной оболочки в другую, и для этого нужны две точки контакта и временное вместилище между ними. Я же сама тебя этому научила!

— Нам очень не хватает истины, — говорит Анна, в ее взгляде мелькает что-то похожее на иронию. — Суатрэ рассудила бы нас.

— Только суатрэ — миф. Хотя мифы тоже умирают. Иногда хочется чего-то нового.

— Если хотелось чего-то нового, зачем было создавать бесконечность? — спрашивает Анна. — Вы лишили нас выбора. Вы решили, что все в нашей жизни должно быть предопределено. Правда это можно исправить, если смешать яд Дома Амирас и яд Дома Рае.

— Даже творцы совершают ошибки, — я пожимаю плечами. — Погрешность в расчетах и получился очень сильный проводник. Мы знали об этом, но не устроили геноцид целого вида, просто сослали их подальше, мы же не люди!

Я смеюсь над своей шуткой, а Анна нет.

— Скажи об этом Амину Джораффу Амирас и его жертвам.

— Ой, да ну брось! Смерти же нет! А Рафа просто не смог устоять перед идеей всемогущества!

— Потому что Рафа — человек. Где-то внутри каждого из нас, все еще живет тот самый человек, который не знает предела. Он не подчиняется традиции. Он не смиряется. Он ищет и создаёт трагедию. Сколько бы тысяч лет не прошло, так будет всегда. И вы в ответе за это!

— Речь, достойная суатрэ, можно выносить приговор! — говорю я и смеюсь. — А что если, нас покинул на этой планете не только бог, но и человек? Разве форма тогда будет иметь значение?

— Главное свобода выбора, право быть тем, кем хочешь!

— Ох, Анна, сколько уже было таких разговоров. Если им позволить, они захотят быть нами! И все начнется с начала! В круговороте бесконечности застряли мы все, мы все равны и бесправны одновременно! А иерархия просто дань памяти, в мире никогда и не было справедливости. Кто может, тот берет. Как создателям, нам полагаются привилегии, хотя бы за то, что мы способны делать исключения, а Творец нет!

— Тогда сделай для меня исключение, скажи мне, кто он? Освободи меня!

— Ну наконец то! Не могла дождаться, когда же ты попросишь! Анна, ты — это я, нравится тебе это или нет. А он… он… как и все мы, просто человек, который возжелал отречься от всего человеческого. Я могу назвать имя, но оно не освободит тебя, я могу перечислить события из учебников истории, но и это не освободит тебя. Я могу сказать, что его заточение — акт моего величайшего милосердия, ведь там, где нет памяти нет и боли, но и это не освободит тебя. Ты принадлежишь ему, потому хочешь принадлежать. Кто-то, кто не я, сказал бы что это любовь. Он — твой выбор. Он — твоя традиция. И я тоже твой выбор. Если ты так хочешь быть свободным человеком, откажись от нас, отрекись. Я приговариваю тебя к свободе воли! Аминь!

Анна разочарована, она молча встает, чтобы уйти.

Что мы будем делать? Остановить ее нам не по силам, мы — плоть и кости, а она — наше самое совершенное творение. И она не сдастся. Ни разу не сдавалась. Во всех жизнях. Во всех вероятностях. Я смотрю на нее с гордостью.

— Попроси, пожалуйста, детектива Полански заглянуть к нам!

Анна смотрит на нас пустыми, зелеными глазами, лицо ее холодное и ровное. На воде Сеятеля полный штиль.

— Ольга Полански приняла решение пройти кондиционирование, а после вернуться в университет.

Что-то внутри разбивается и будто кипяток течет по рукам и ногам.

А боль это совсем не то, что я думала. Я смеюсь, но это печальный смех.

— Даже не знаю, что хуже, когда они спорят с тобой или когда молча подчиняются твоей воле, когда у тебя появятся свои осколки личности, ты меня поймешь.