Хоть искусство Атти отныне было связано с водой, после того нападения утопленников он получил стойкую неприязнь к любым водоёмам, даже небольшим. А ведь теперь для сближения с природой требовалось медитировать именно около прудов, рек и озёр. Ещё лучше — усевшись на мелководье. В эти моменты эльфу было тяжело сосредоточиться несмотря на то, что рядом несли неусыпный дозор призраки: они прогонят утопленников и вообще любых опасных тварей. Вистра говорила, что эту боязнь в книгах учёные мужи называли гидрофобией. Но госпоже плевать на какие-то там фобии. Госпожа сама страшнее всех фобий вместе взятых, так что ей достаточно один раз потребовать залезть в воду, и Атти уже готов хоть нырять с разбегу, лишь бы не испытывать на себе вампирский гнев…

Склонившись над картой, Киния несколько часов оценивала разные варианты маршрутов. Требовалось продумать всевозможные исходы и запасные планы. От размышлений вампиршу оторвала лёгкая колющая боль под ухом — сигнал охранных заклятий, предупредивших о распознании нарушителя. Киния вскочила, чтобы броситься на зов сигнальных чар, но остановилась, едва сделав шаг. Чуть поколебавшись, она быстро свернула карту, и положила её в сундук с ловушкой. Нечего оставлять на виду такую вещь.

Только тогда вампирша рванула на балкон. Там Киния огляделась, а потом перемахнула через балюстраду. Пролетев десять метров, вампирша мягко приземлилась на крышу. Ещё несколько таких прыжков, вампирский рывок, и Киния оказалась за стенами замка.

Там она узрела Уну, прижимающую к земле призрака из Низшей нежити. Эта тварь состояла из костей антрацитового цвета: череп, длинный гибкий позвоночник и большие крылья как у летучей мыши. Призрак пробовал вырваться, беспорядочно хлопая крыльями и молотя концом позвоночника по земле словно змея. Но Уна удерживала крепко.

— А, госпожа. Тоже почувствовала? — обрадовалась Уна. — Охранные чары распознали эту мошку, и развеяли её невидимость. Хотела удрать, но от меня так просто не скрыться!

Едва Уна сказала это, как крылатого нарушителя окутало зеленоватое свечение. Он начал часто открывать и смыкать челюсти, будто стараясь побыстрее что-то прожевать. Киния бросилась к Уне. Хоть та являлась бесплотной нежитью, вампирша благодаря своим магическим способностям врезалась в неё как в твёрдое тело, и спихнула с крылатой твари. В следующий миг нарушитель вспыхнул зелёным пламенем, и мгновенно сгорел, не оставив после даже пепла.

— Могла бы и сама уразуметь, что запускается заклятье самоубийства, — проворчала Киния. — Сгорела бы не подоспей я вовремя.

Вампирша поднялась, и начала отряхиваться.

— Ах, как досадно, — Уна как бы лежала на земле и смотрела на беспросветные облака. — Хотелось допросить осведомителя. Но кое-что всё же хорошо в этой истории: приятно ощутить твоё прикосновение, госпожа! Пускай даже такое грубое.

— Вот что, Уна. Сдаётся мне, это далеко не последний незваный гость. В ближайшие годы кто-то будет постоянно шпионить за нами. Усиль охранные чары. Вытащи из скота дюжину голов, и обрати их в дозорных призраков.

Киния отправилась в покои, по пути размышляя над тем, кто мог шпионить за ней.

«Да кто угодно, — понимала вампирша. — Это мог быть осведомитель из Витании. Они всегда готовятся к войне с нами — куда как веская причина для разведки. Ещё тварь могла принадлежать Вейлину. Конечно же он ищет как насолить мне. Хотя таких призраков среди его нежити я не видела… Кто-то ещё из лордов? Сам император Онгхус?»

— Кто угодно, — сказала Киния уже вслух, вернувшись в спальню. — Но кто бы это ни был, сейчас лишнее внимание ко мне очень некстати.

Идя по коридорам замка, Киния вела за собой троицу учеников. В первые годы обучения им редко приходилось пересекаться всем вместе, но пару лет назад госпожа решила, что взломщикам не помешают совместные боевые тренировки, на которых можно отработать против врага командную работу. А то в схватке ребята опять будут колебаться и глупить, как это случилось в сражении с утопленниками.

Пока вампирша была рядом, ученики редко перебрасывались словами, и если говорили друг с другом, то ограничивались фразами только по тренировочным задачам. Впрочем, не всегда это были сухие обсуждения. Иногда хоть и сдержанно, но один ученик мог упрекнуть другого за отсталые действия или, наоборот, похвалить за успех. Порой даже проскальзывало что-то похожее на дружеские остроты.

Когда Киния отходила от учеников подальше, те сразу начинали болтать смелее, хотя наверняка понимали, что вампирша всё слышит столь же отчётливо, как и вблизи. Ширился круг тем: помимо тренировок взломщики посмеивались над всякими курьёзами, связанными с Уной; смешивали хвастовство и жалобы, толкуя о недавних наказаниях от госпожи; делились рассказами о красивых картинках, увиденных в книгах. Вистра была на несколько десятилетий старше ребят, однако они воспринимали её без смущения, как равную. Впрочем, не забывали о старшинстве и начитанности эльфийки, а потому обращались к ней с большим уважением, чем друг к другу. Иногда Вистра называла мальчишек братьями. Но пока только один раз Киния услыхала, как Атти назвал эльфийку сестрой.

С одной стороны, вампирша видела пользу в этих братаниях: укрепление боевого слаживания. Но, с другой стороны, Киния не хотела, чтобы в троице появилась слишком крепкая привязанность. Ведь даже если после экспедиции Вистре будет дарована возможность обратиться в Высшую нежить, она, несмотря на оказанную госпожой честь, может запротестовать против убийства отслуживших своё паладина и друида. Или, что ещё хуже, вся троица восстанет против госпожи. Так что нельзя позволять им проводить много времени наедине. «По завершению экспедиции в идеале желательно избавиться от Атти и Сотэра так, чтобы в глазах Вистры ответственность за это не пала на меня, — решила Киния. — А время экспедиции близится…»

Вампирша оглянулась на взломщиков.

«Быстро годы летят. Из Сотэра вон какой рослый красавец вымахал. Жаль будет закалывать его… Ребята почти взрослые, меньше года осталось до совершеннолетия. Держать их живыми дольше будет опасно — вызовет подозрения. Правда вскроется, и тогда даже из самых приближённых и преданных рыцарей далеко не все примут то, что их леди воспитала волшебницу, паладина и друида. В этом случае бунта и преследования не миновать. Не всем можно доверять, как Уне. Хватит тянуть, скоро надо будет двигать к Источнику».

Они вошли в главный холл, и направились к центральной лестнице. Киния планировала провести очередную тренировку в колдовском зале. Едва группа подошла к ступенькам, как двери во внутренний двор распахнулись, и в зал ввалилась пара вурдалаков. Они тащили за собой здоровенного орка.

Громила не упирался, но с трудом волочил ноги. А ещё громко хныкал. Ученики, не сбавляя шага, удостоили троицу коротким взглядом, и пошли за госпожой вверх по лестнице.

— Пожалуйста… Не надо! — грубым хриплым голосом, но плаксивым тоном умолял орк. — Пощадите!

О чём бы он ни молил, вурдалаки не восприняли его просьбу, и без остановок тянули несчастного куда-то в сторону западного крыла замка.

Когда вампиры и личи воспитывают живых учеников для обращения в Высшую нежить, то в период подготовки заставляют их всевозможными способами убивать скот. Это должно закалить в избранных как невосприимчивость к чужим страданиям, так и взрастить убеждённость в превосходстве над живыми.

Но Киния воспитывала взломщиков иначе: они никак не взаимодействовали со скотом и вообще редко бывали с ним на одном пространстве. Их руки не запятнала кровь себе подобных. Хотя иллюзий об окружающем мире тоже не питали, прекрасно зная, например, что иногда ради получения магической силы или сотворения особых заклятий скот умерщвляют в тёмных ритуалах долгим и крайне болезненным способом. Конечно же взломщики знали, что нежить употребляет живых в пищу. Знали и о том, что наиболее жестокая смерть грозит тем, кто неоднократно провинился — злостные нарушители правил пройдут через ужасающие пытки. Ребята знали об этом, но воспринимали как должное; как неизменный естественный порядок вещей.