И не зря. Неподалёку от холмов ехал отряд из трёх всадников. Приглядевшись, Киния признала в них рыцарей Онгхуса. Группа затаилась, однако всадники не собирались рыскать у холмов, а направлялись мимо собранной рысью. Сперва Киния хотела дождаться, когда рыцари минуют беглецов. Но немного обдумав своё положение, вампирша сменила план.

— Слушайте меня и запоминайте, — Киния повернулась к ученикам, — потому что говорить буду без повторений. Времени на лишнюю болтовню у нас нет…

Костяной жеребец вдруг упёрся, и закружился на месте, вспахивая копытами бесплодную землю. Скакун напрочь игнорировал любые команды седока и взволновался так, будто почуял рядом опасность. Вот только жеребец являлся нежитью, а потому не мог испытывать паники подобно живым лошадям, и должен был незамедлительно во всём слушаться хозяина, даже если тот прикажет прыгнуть с высокой скалы. Понимая это, рыцари сразу заподозрили вмешательство невидимой силы и схватились за оружие.

Но ещё до того, как кто-то успел извлечь его, в одного из рыцарей угодил огненный шар. Удар выбил всадника из седла, тогда как его лошадь стремительно охватило пламя, словно подожжённое соломенное чучело.

Встревоженный жеребец пришёл в полное неистовство: прыгал, брыкался и вставал на дыбы. Однако его хозяин-вампир удержался в седле благодаря нечеловеческой по силе хватке. Но когда скакун упал, и кувыркнулся через бок, вампир ударился об землю и разжал поводья. Освободившись от седока, жеребец отбежал чуть в сторону, остановился и замер, как ни в чём не бывало.

Необъяснимая паника охватила третьего коня. Но всадник всё же сумел сохранить частичную власть над Водимой нежитью, и заставил её помчаться прочь от места засады.

Тем временем спешенные рыцари поднялись, и обнажили мечи. Горящая лошадь бегала кругами, оставляя за собой огненный шлейф. А когда рыцари посмотрели на свободного костяного жеребца, то увидели рядом с ним вампиршу.

Пользуясь моментом, Киния выхватила двуручный меч из ножен, прикреплённых к седлу. Рыцари прекрасно понимали, что перед ними крайне опасная леди, и, скорее, предпочли бы уйти от боя с ней, доскакать до ставки Онгхуса, и донести, где именно беглянка попалась на глаза. Но без коней не оставалось иного выбора, кроме как принять бой. Киния тоже относилась к противникам со всей серьёзностью: пара рыцарей смерти — опасные враги. К тому же сражаться опять приходится без доспехов и не своим привычным двуручником.

Рыцари прибегли к той же незатейливой, но действенной тактике, что и вурдалаки в бою с Сотэром. Вампиры попробовали подступиться к беглой леди с противоположных сторон. Коротко кивнув друг другу, рыцари одновременно совершили вампирский рывок. Киния отразила оба удара одним блоком.

Словно очерчивая круг схватки, костяная обожжённая лошадь всё ещё носилась около. Обычный огонь не причинил бы ей боли и вреда, но магическое пламя прожигало саму душу Водимой нежити.

В то время третий рыцарь пытался заставить своего коня мчаться во весь опор. Получалось только отчасти: скакун то послушно ускорялся, то опять замедлялся до шага и вилял в разные стороны. Непросто сосредоточиться, будучи на дёргающимся коне, но всадник всё же сумел сотворить развеивающее заклятье.

Для управления мёртвыми лошадьми не требовались те же понукания, что и с живыми — через чувствительное давление удилами. Водимую нежить можно заколдовать на послушание любым командам, будь то хоть лёгкое прикосновение или шёпот. Но старомодные вампиры Первого поколения навешивали на костяных скакунов уздечку, и зачаровывали их подчиняться поводьям точь-в-точь как живых лошадей Эпохи света.

Развеивающее заклятье сбило чужие чары невидимости, и всадник узрел призрачную женщину, которая летела рядом, иногда по-озорному дёргая коня за узду. Рыцарь выхватил зачарованный топор, и рубанул по призраку. Но рассёк только воздух — хихикающая Уна появилась с другой стороны коня.

— Вот тварь! — выругался рыцарь, и занёс топор для нового удара.

— Покатались и хватит! — ответила Уна.

До того, как вампир ударил, призрак дёрнула уздечку вниз и сотворила заклятье замешательства. Конь рухнул, и перекатился через голову, но рыцарь успел выпрыгнуть из седла, и мягко приземлился на ноги. Конь сразу поднялся. Бегло осмотрев его, рыцарь с облегчением отметил, что скакун не получил переломов. Однако рядом всё ещё кружила подручная Кинии.

— Конёк цел, да с норовом! — расхохоталась Уна. — Седока не слушает! И не будет.

Рыцарь запустил магический таран — призрак играючи увернулась.

— Зря стараешься, тень от тени, — снизошёл до ответа вампир. — Я знаю заклятья, что оберегут коня от тебя. Дай только минуту…

Рыцарь стянул латную рукавицу и начал чертить по воздуху пассы, иногда складывая пальцы в затейливые фигуры. Но застыл, услышав шаги позади. Гримаса безудержного веселья на лице Уны сменилась изумлением.

— О нет… нехорошо-нехорошо-нехорошо, — затараторила призрак. — Тебя здесь быть не должно! Ой-ой-ой, что же теперь делать, что ж ты матушку не слушаешь?

Обернувшись, вампир увидел Сотэра. Юноша поднял меч, и провёл ладонью вдоль клинка. Всё лезвие засияло как в том бою с вурдалаками. Но, в отличие от Низшей нежити, вампир не смутился.

— Я уже забыл каково это — убить паладина, — сказал рыцарь, помахивая топором. — Надо благодарить Кинию за такой подарок. Потом буду вечность хвастаться, что в Эпоху тьмы выпил редчайшую паладинскую кровь!

Он начал с вампирского рывка.

— Ах! — взвизгнула Уна.

Сотэр вовремя выставил блок.

Не имей юноша развитого волшебного дара, его голова была бы отсечена от тела с первой же атакой. Однако магия света не только придавала клинку убийственные для нежити свойства, но и обостряла чувства Сотэра, укрепляла и ускоряла мышцы.

И всё же вампир был куда опытнее и сильнее. Он атаковал непрерывной серией ударов, рубя с самых разных направлений. Паладин еле-еле успевал уворачиваться или отражать атаки, не находя возможностей для ответного удара.

— Слабенько! — рыцарь умудрялся говорить, не делая пауз в бешеной рубке. — Все паладины, с которыми я сражался, были намного сильнее тебя!

Для своего возраста Сотэр отлично владел мечом. Киния могла бы гордиться достижениями своего ученика, пускай даже часто унизительно отзывалась о его боевых навыках. И всё же боевых и магических качеств Сотэра сейчас не хватало, чтобы тягаться с рыцарем смерти на равных.

— Киния не сумела вырастить настоящего паладина!

За частым звоном топора и меча Сотэр почти не различал слов. Его кисти онемели от тяжёлой отдачи, которой отзывался каждый отбитый удар.

— Даже немного жаль убивать столь редкого зверька!

Рыцарь рубанул так, что Сотэр хоть и защитился блоком, но упал на спину, и сбил дыхание.

— Сама суть паладина в том, чтобы истреблять любую нежить! — вампир прервал атаку. — Но Киния не подготовила тебя к противостоянию с Высшей нежитью. Неужто страшится, что поднимешь меч против неё? Если и так, то не успеешь. Я передумал убивать тебя. Оглушу, и покажу императору.

Пока он говорил, Уна летала рядом, неразборчиво причитая. Она желала хоть как-то помочь Сотэру, но не имела заклятий или ещё какой силы, чтобы помешать высшему вампиру, и самой при этом не подставиться под смертельный удар. Да и юноша напугался, что сразу же отразилось на удержании магии — свет на клинке почти погас. В ушах всё ещё звенело, словно продолжался непримиримый спор меча и топора.

Впрочем, спор клинков действительно продолжался, но неподалёку: Киния рубилась с двумя противниками. Очень скоро она обнаружила, что у седельного меча отсутствуют какие-либо чары. Своим любимым двуручником Киния могла пробивать доспехи не только за счёт вампирской силы и тяжести оружия, но и благодаря разрушительным заклятьям, наложенным на чёрное лезвие. Однако новообретённым мечом удавалось разве что немного помять вражескую броню. Зато пропущенные удары от противников всегда оставляли раны на теле Кинии, одетой только в платье. На её коже красовалось уже несколько рассечений, пускай и не глубоких. Пришлось драться на старый лад, как рыцари Эпохи света, когда в дуэлях сперва без толку колотили друг друга по доспехам, а потом шли на всякие хитрости, чтобы ранить оппонента.