Едва Уна расправила ладонь, чтобы начать поглощение, как раздался воинственный крик:
— Уйди! Не позволю!
Атти замахал трезубцем, отгоняя призрака.
— Чего развопился?! — зашипела Уна, отлетая. — Она всё равно вот-вот сдохнет! Так чего добру пропадать?
Он ещё раз ткнул трезубцем в сторону призрака, и та с ворчанием отступила, не решаясь связываться с на редкость разъярённым друидом.
— Госпожа, хоть ты ему втолкуй! — обиделась Уна. — Госпожа!.. Да ну вас всех. Лучше слетаю последить за демоном…
Атти взял Вистру за руку.
— Не покидай нас, сестра, — бормотал он.
— Итак, оба умирают, — заключила вампирша. — Один ненавидит нежить. Другая хочет стать нежитью.
Раздумывая, Киния переводила взгляд с лица Сотэра на лицо Вистры, и обратно. Наконец, отбросив сомнения, вампирша побрела к паладину.
Присев, Киния аккуратно положила его голову к себе на колени. Погладила седые волосы юноши. А затем взяла меч, и порезала клинком запястье — своё. Вампирская кровь заструилась по руке. Киния приоткрыла уста Сотэра, и приложила к ним свежую рану.
— Пей, мой дорогой, — ласково приговаривала вампирша.
Она сознавала, что вероятность обращения весьма невелика. Мало того, что паладин изранен и сам не может пить. Так он ещё не проходил особых ритуалов, что помогают принять вампирскую природу. Кроме того, обращению может помешать суть паладина, пускай и ослабленная. И всё же Киния надеялась.
Изнурённая, она не услышала, как сзади подбирается Дормир с подготовленным боевым заклятьем. С суровым выражением лица, не сулящим пощады для нежити, осквернившей святилище любимого божества, он прицелился, направив кончик посоха на вампиршу.
— Не умирай, мой дорогой, — убаюкивающе сказала Киния. — Не покидай этот мир. Ведь ты ещё принесёшь в него свет. И мы вместе возродим жизнь. Вместе с тобой мы вернём леса Эпохи света. Освободим живых. И ты будешь для них защитником. Мы создадим поселение, где все найдут приют: как живые, так и изгнанники из нежити, что готовы существовать мирно. Только не умирай, Сотэр. И всё будет. Обещаю…
Дормир медленно опустил посох. Киния повторяла одно и то же на разный манер. Послушав ещё немного, жрец рассеял боевое заклятье.
— Я чувствую, что ты говоришь правдиво, — промолвил Дормир. — Вижу искренность в твоих словах. Несмотря на твои ужасающие преступления, я пощажу тебя. И помогу возродить жизнь. Быть может, юнец прав, и судьба даровала мне долгую жизнь или бессмертие именно ради этого.
Тяжко вздохнул Атти, когда понял, что сердце Вистры навсегда остановилось.