Молли обняла его и осторожно погладила грудь.
«Всего минуту, — повторяла она себе. — Одну минуту — и я уйду».
Кевин ощутил обжигающее прикосновение. Опять проделки Кати, бывшей подружки. Он стоял в гараже, рядом со своей первой машиной, и Эрик Клэптон учил играть его на гитаре. Но вместо гитары Кевин почему-то сжимал в руках грабли. Не зная, что делать, он поднял глаза, но Эрик уже исчез. Кевин внезапно оказался в какой-то странной комнате с бревенчатыми стенами, а рядом лежала Катя.
Катя все гладила и гладила его грудь, и он не сразу сообразил, что она голая. Кевин мгновенно забыл об Эрике. Кровь прилила к паху, а в голове помутилось.
Прошла целая вечность после того, как он порвал с Катей, но сейчас умирал от желания. У нее было дурное пристрастие к дешевым духам. Слишком сильным. Слишком навязчивым. Конечно, глупо из-за этого расставаться с женщиной, тем более что сейчас она благоухала, как булочки с корицей.
Изумительный аромат. Чувственный. Манящий. Его бросило в пот. Он уже не помнил, когда так заводился от нее.
Даже странно. Катя? Ни малейшего чувства юмора. Привычка часами наводить красоту. Но сейчас он невыносимо хотел ее. Прямо сейчас.
Он повернулся к ней. Стиснул попку. На ощупь она немного другая. Свежее. Более пухленькая. Есть что потрогать.
Его трясло от возбуждения, а она так хорошо пахла. Теперь уже апельсинами. И груди… Полные, мягкие, теплые — настоящие сочные апельсины. Нежные губы прижаты к его губам, а руки гладят, ласкают, чуть пощипывают. Медленно спускаются вниз, к его истомившемуся «петушку».
Кевин застонал, жадно вдыхая горьковатый женский запах и понимая, что долго не продержится. Пальцы плохо повиновались ему, но хотелось проверить, готова ли она.
Готова? Настоящий густой мед!
Стиснув зубы, Кевин навалился на нее. Толкнулся внутрь.
С большим трудом. Уж слишком она тесная. Странно…
Сонная одурь постепенно рассеивалась. Уходила. Но похоти с собой не унесла. Он горел как в жару. Аромат мыла, шампуня и женщины воспламенял его. Он вонзался в нее снова и снова, глубоко, еще глубже, еще… и… Набрякшие веки с трудом приоткрылись…
Что?! Может, он еще не проснулся?
Кевин не верил глазам — под ним лежала Дафна Сомервиль!
Он попытался сказать что-то, но язык словно прирос к небу. Кровь била в виски, сердце выпрыгивало из груди. В ушах стоял непрерывный гул.
Он взорвался.
А Молли показалось, что она вся заледенела.
Нет! Не сейчас!
Она почувствовала его содрогания. Тяжелое тело придавило ее к матрасу. Рассудок вернулся к ней. Слишком поздно.
Кевин обмяк и замер.
Все кончено. Уже!
И она даже не имеет права заклеймить его званием худшего любовника во всей истории, поскольку получила именно то, что заслужила, — позор и стыд.
Кевин ошеломленно тряхнул головой, очевидно, чтобы немного прояснить мозги, отстранился и пулей вылетел из кровати.
— Какого дьявола вы здесь делаете?!
Ее так и подмывало заорать, осыпать его упреками, выплеснуть свое разочарование, но кого винить, кроме себя? Ее снова поймали на месте преступления, только теперь ничего не спишешь на возраст. Ей больше не семнадцать лет.
Молли чувствовала себя старой и никому не нужной. Щеки горели от унижения. Доигралась!
— Л-лу-натизм… — пробормотала она. — Я хожу во сне…
— Во сне? Черта лысого!
Окинув ее презрительным взглядом, он направился в ванную.
— Посмейте только с места сдвинуться!
Слишком поздно она припомнила, что у Кевина репутация злопамятного человека. Именно из-за этого прошлогодняя переигровка со «Стилерзами» обернулась кровавой баней, а два года назад он схватился с полузащитником «Викингов», настоящим человеком-горой, и вышел победителем.
Молли сползла с постели и принялась лихорадочно разыскивать ночную рубашку.
Из ванной неслись ругательства. Одно непристойнее другого.
Молли в жизни не слышала ничего подобного.
Бешеный вихрь снова влетел в спальню. Голый вихрь.
— И где, спрашивается, вы раздобыли этот чертов гондон?
— В вашем… вашем бритвенном приборе.
Она наконец заметила ночную рубашку, подхватила с пола и прижала к груди.
— Моего… — Он ринулся обратно в ванную. — Вы стянули его из бритвенного прибора… дьявол!
— Это… вышло случайно. Со мной такое бывает. Когда ходишь во сне…
Она попятилась к порогу, но Кевин в два прыжка пересек комнату и, схватив Молли за плечи, хорошенько тряхнул.
— Да знаете ли вы, сколько эта штука там находилась?..
К сожалению, не слишком долго.
Но тут она поняла, что он имеет в виду презерватив.
— Что вы хотите этим сказать?
Он отнял руки и ткнул пальцем в сторону ванной.
— Хочу сказать, что он валялся там целую вечность и теперь порвался!
Прошло секунды три, прежде чем до нее дошел смысл его слов. Потом колени подогнулись и она рухнула на ближайший стул.
— Ну? — рявкнул он.
Постепенно ее мозг начал функционировать, правда, не слишком активно.
— Насчет этого не волнуйтесь. — Слишком поздно она ощутила подозрительную влагу между бедрами.
— У меня безопасный период.
— Безопасных периодов не бывает! — раздраженно бросил он, нажимая кнопку торшера.
— У меня бывает. Все точно, как по часам.
Она не собиралась обсуждать с ним свои женские проблемы и быстро прикрылась рубашкой. Как бы поскорее натянуть ее, не привлекая его внимания?
Но похоже, Кевин не замечал ни ее, ни своей наготы.
— С чего это вы сунули нос в мой бритвенный прибор?
— Он… видите ли… он был открыт, я случайно заглянула, и… — Молли неловко откашлялась. — Если презерватив был таким старым, почему не выбросили?
— Забыл! Совершенно о нем забыл.
— Что за глупость!
Зеленые, цвета футбольного покрытия, глаза яростно блеснули. Если бы взгляд мог убивать, она упала бы замертво.
— Пытаетесь свалить вину на меня?
Молли со всхлипом вздохнула.
— Нет. Конечно, нет.
Пора перестать прятать голову в песок. Настало время получить все, что заслужила.
Молли встала и дрожащими руками натянула рубашку.
— Мне ужасно жаль, Кевин. Правда. Последнее время я сама не знаю что творю.
— Должен сказать, Америки вы мне не открыли.
— Простите. Мне очень стыдно. Нет, «стыдно» — не то слово. Я умираю от позора. Глаз поднять не могу. Я… надеюсь, вы забудете обо всем.
— Вряд ли, — прошипел Кевин и, подняв с пола темно-зеленые трусы, стал их натягивать.
— Мне ужасно жаль, — повторила Молли.
Что ж, она сама навлекла позор на свою голову. Ей ничего не оставалось, кроме как униженно молить о прощении, а поскольку это не помогало, вероятно, стоило вернуться к роли пресыщенной наследницы, привыкшей добиваться своего любой ценой.
— Видите ли, по правде говоря, мне было скучно, а вы оказались под рукой. Вероятно, всему причиной ваша репутация плейбоя. Не думала что вы станете возражать.
— Я оказался под рукой?!
Атмосфера накалилась так, что, казалось, даже воздух потрескивал.
— Ну так вот, давайте немного поразмыслим. Что случилось бы, окажись ситуация прямо противоположной?
— Не понимаю, о чем вы.
— Представьте, как можно охарактеризовать ситуацию, при которой мне вздумалось бы залезть в постель к вам, спящей женщине!
— Это… — пробормотала Молли, нервно теребя ткань, — д-да, теперь ясно, что вы хотели…
Глаза Кевина превратились в щелки.
— Всякий назвал бы это насилием, — зловеще закончил он.
— Вы действительно считаете, что я изнасиловала вас?
— Конечно, — холодно бросил он.
— Но это смешно! Вы… вы не сопротивлялись!
— Только потому, что спал и принял вас за другую.
А вот это больно. Ужасно больно.
— Понимаю.
Но Кевин не намеревался отступать. Его подбородок упрямо выдвинулся вперед, кулаки сжались.
— Вопреки сплетням я не тащу в постель кого попало. И обычно стараюсь как следует узнать женщину, прежде чем переспать с ней. И никому не позволяю себя использовать.