— Ты все еще собираешься в город? — осведомилась она.

— Может, позже, — буркнул Кевин, но колотить перестал. — Она убралась?

— Нет.

Молоток с новой силой обрушился на дранку.

— Она не может здесь оставаться.

— Но у нее снята комната. Не могу же я ее выкинуть.

— Черт возьми, Молли!

Бац!

— Я хочу, чтобы ты…

Бац!..

— …избавилась от нее.

Бац!

Ей не слишком понравилась такая манера обращения, но какое-то теплое чувство, оставшееся после вчерашней беседы, мешало ответить ему в том же духе.

— Ты не спустишься на минуту?

Бац!

— Зачем?

— Потому что у меня шея болит на тебя смотреть, а нам нужно поговорить.

— Не задирай голову.

Бац! Бац!

— Или молчи.

Молли уселась на кипу дранки, всем своим видом показывая, что не сдвинется с места. Кевин попытался игнорировать ее, но вскоре не выдержал, выругался и отложил молоток.

Молли зачарованно наблюдала, как он спускается с лестницы. Стройные мускулистые ноги. А бедра! Потрясающие!

Ну что такого привлекательного в мужчинах и их бедрах?

Он уставился на нее — скорее раздраженно, чем враждебно.

— Расскажи мне о Лили, — попросила она.

Губы Кевина дернулись.

— Я терпеть ее не могу.

— Это понятно. Она забывала посылать тебе в детстве рождественские подарки?

— Не желаю видеть ее здесь, вот и все.

— Судя по ее виду, она уезжать не собирается.

Кевин пожал плечами:

— Это ее проблема.

— Раз ты не желаешь ее видеть, значит, это ваша общая проблема.

Кевин снова шагнул к лестнице.

— Не можешь сегодня сама подать чертов чай?

И снова Молли стало не по себе. Что-то неладно.

— Кевин, подожди.

Он нетерпеливо обернулся. Она твердила себе, что это не ее дело, но остановиться не могла:

— Лили сказала, что она твоя тетка.

— Да, и что из того?

— Как только она посмотрела на тебя, у меня возникло какое-то странное чувство.

— Выкладывай, Молли, и покончим с этим. У меня полно дел.

— Она смотрела на тебя так, что у меня сердце разрывалось.

— Что-то не верится.

— Она любит тебя.

— Она совершенно не знает меня.

— Я, кажется, понимаю, почему ты так расстроен. — Молли осеклась. Наверное, зря она начала этот разговор, но скрыть от него свою догадку не могла. — По-моему, Лили тебе не тетка, Кевин. Она твоя мать.

Кевин отшатнулся, словно его ударили в живот.

— Откуда ты… Этого никто не знал!

— Догадалась.

— Не правда! Это она проболталась, черт бы ее побрал!

— Лили и словом не обмолвилась. Но я больше ни у кого не видела такого же оттенка глаз, как у тебя.

— По глазам? Ты все прочитала по ее глазам?

— Нет, было кое-что еще.

Тоскливо-просящее лицо Лили, пожиравшей глазами Кевина. Тетки так не смотрят. И намеки Лили.

— Она рассказывала, что ушла из дома совсем юной и попала в беду. А твои родители были намного старше. Догадаться было легко.

— Да, ты весьма наблюдательна.

— Я писательница. По крайней мере была ею. Для нас самое главное — интуиция.

Кевин отшвырнул молоток.

— Я ухожу.

Она пойдет с ним. Он не бросил ее вчера, и она не оставит его сейчас.

— Давай нырнем с обрыва! — выпалила она.

Кевин остановился.

— Хочешь нырять с обрыва?!

Не хочу я никакого обрыва. Считаешь меня полной идиоткой?

— Почему нет?

Кевин долго не сводил с нее глаз, потом сказал:

— Ладно, заметано.

Происходит именно то, чего она так опасалась, но уже не отступишь. Если она откажется нырять, он снова обзовет ее трусихой и леди Крольчишкой. Так прозвали ее ребятишки в детском саду, когда Молли читала им свои истории, но в его устах это звучало далеко не так невинно.

Через полтора часа она снова лежала на плоском камне у подножия утеса, стараясь отдышаться. Пригревало солнышко, камень был теплый, и она решила, что все не так уж плохо. В конце концов, она неплохая ныряльщица, и иногда не мешает и рискнуть. Самое противное — тащиться вверх по проклятой тропе, чтобы снова броситься с утеса.

Молли услышала шаги Кевина, взбиравшегося вверх, но в отличие от нее он не задыхался. Она закрыла глаза. Если их открыть, она снова увидит то, на что уже любовалась украдкой.

Перед тем как нырнуть в первый раз, он разделся до трусов. Просто смотреть больно: эти перекатывающиеся мышцы, гладкая кожа, широченные плечи, узкая талия… Молли боялась (или надеялась?), что трусы соскользнут с него прямо в воздухе, но он каким-то образом ухитрился не потерять их.

Она приструнила свое разгулявшееся воображение. Именно подобного рода фантазии и довели ее до беды. Может, самое время напомнить себе, что любовник Кевин не столь уж завидный? Скорее наоборот — совершенно обычный.

Нет, это несправедливо. Нельзя валить с больной головы на здоровую. Мало того что он спал, так ведь и она ничуть ему не нравилась! Кому охота заниматься любовью с женщиной, которая ничего для тебя не значит?

Увы, есть вещи, которых не изменишь. Он, похоже, преодолел свое презрение к ней, но ничем не показал, что находит ее сексуально неотразимой… или хотя бы чуточку привлекательной.

То, что она, оказывается, способна думать о сексе, тревожило и одновременно вселяло надежду. Неужели арктический холод, сковывавший ее душу, начал отступать?

Кевин плюхнулся рядом и вытянулся на спине. От него несло жаром, озером и авантюризмом.

— Больше никаких сальто, Молли. Ты пролетела слишком близко от камней.

— Только один раз! Кроме того, я точно знаю, где край.

— Я ясно выразился?

— Иисусе, я словно слышу Дэна! Вы что, сговорились?

— Даже думать не хочется, что он сказал бы, увидев, какие фортели ты откалываешь!

Оба замолчали. Но даже возникшая тишина Казалась на удивление дружелюбной. И хотя каждая мышца ее тела ныла, такого умиротворения Молли давно не испытывала.

Дафна, загоравшая на большом плоском камне, вдруг увидела промчавшегося по тропинке Бенни. Он плакал.

— Что случилось, Бенни?

— Ничего. Проваливай!

Молли встрепенулась. Прошло почти четыре месяца с тех пор, как Дафна и Бенни в последний раз вели воображаемые беседы. Может, это просто случайность? Ошибка?

Она повернулась к Кевину. Конечно, грех нарушать такую мирную атмосферу, ведь им так хорошо сейчас вместе, но без ее помощи он вряд ли сможет общаться с Лили, избегая крика и грубости.

Кевин, казалось, задремал. Она заметила, что ресницы у него темнее волос, которые на висках уже начали подсыхать.

Привстав, она спросила:

— Ты всегда знал, что Лили — твоя родная мать?

Кевин даже глаз не открыл.

— Родители сказали, когда мне исполнилось шесть.

— Они правильно сделали, что не пытались утаить это от тебя, — решила Молли, но Кевин ничего не ответил. — Лили тогда, наверное, была совсем еще молода. Ей и сорока не дашь.

— Ей пятьдесят.

— Не может быть!

— Голливуд, что ты хочешь! Несколько пластических операций.

— Ты часто видел ее в детстве?

— Только по телевизору.

— Она не приезжала?

Где-то совсем близко раздался стук дятла. Над озером описывал круги ястреб.

— Как-то раз явилась, когда мне было шестнадцать. Должно быть, в Городе Мишуры к тому времени дела шли неважно.

Он внезапно открыл глаза и сел. Молли показалось, что Кевин сейчас вскочит и уйдет, но он повернулся и уставился на воду.

— Что бы кто ни говорил, а у меня одна мать — Майда Такер. Не знаю, что за игру затеяла эта королева стриптиза, явившись сюда, но я в ней не участвую. Пусть секс-бомба в отставке пробует свои чары на других.