— Ее смерть ничего для тебя не значит.

— Я не думал об этом. В отличие от тебя для меня ребенок не был чем-то реальным.

— Была! Не был, а была! Это девочка!

— Прости.

Несправедливость собственных нападок оглушила Молли. Зачем она так? Он не виноват в том, что не разделяет ее страданий! Ну конечно, ее малышка для него — понятие абстрактное. Он не тащил Молли в свою постель, не хотел детей, не носил в себе другую жизнь.

— Это ты меня прости. Я не хотела кричать на тебя. Последнее время просто не могу справиться с собой. — Дрожащей рукой она откинула со лба прядь мокрых волос. — Я больше не буду об этом. Даю слово.

— Пойдем, — позвал он.

Неуклюже шевеля замерзшими ногами, она поплыла к берегу. Кевин тем временем выбрался на невысокий плоский валун и, схватив ее за руку, притянул к себе. Молли пошатнулась и упала на колени — дрожащее, жалкое существо, несчастная развалина, — Я хотя бы кроссовки сбросил, прежде чем нырять, — попытался пошутить Кевин — Твои же босоножки слетели, когда ты вошла в воду. Я бы успел их поймать, но от шока и двинуться не мог.

Камень еще хранил дневное тепло, оно проникло сквозь мокрые шорты.

— Не важно. Они у меня самые старые.

Ее последняя пара от Маноло Бланикса. Учитывая нынешнее состояние финансов, придется заменить их резиновыми «вьетнамками».

— Завтра купишь новые в городе, — пообещал Кевин, вставая. — Нам лучше вернуться, пока ты не простудилась Давай шевелись. Я догоню тебя, как только спасу свои кроссовки.

Он стал снова взбираться в гору. Молли, обхватив плечи руками, механически переставляла ноги и старалась не думать ни о чем. Очень скоро Кевин догнал ее. Футболка и шорты облепили его тело. Можно представить, как выглядит она сама!

Некоторое время они не разговаривали.

— Дело в том…

Не дождавшись продолжения, она взглянула на него:

— В чем?

Кевин неловко поморщился. Вид у него был встревоженный.

— Не важно. Забудь.

Окружающий лес наполнился таинственными ночными звуками.

— Забуду.

Кевин перекинул кроссовки из левой руки в правую…

— После того как все кончилось, я просто… просто не позволял себе думать об этом Молли понимала, но от этого одиночество казалось еще более невыносимым.

Кевин явно колебался. Странно. Молли к такому не привыкла. Он всегда казался таким уверенным в себе.

— Как по-твоему… — начал он и, неловко откашлявшись, выдавил:

— Какой бы она выросла… Сара?

Сердце Молли сжалось. Новая волна боли захлестнула ее, но уже не такая острая, как прежде. Скорее, жгучая, как йод, налитый на порез. К своему удивлению, Молли осознала, что все еще может дышать, что ноги способны двигаться.

Она услышала, как цикады начали свою вечернюю трескотню. В листьях прошуршала белка.

— Ну… — Она содрогалась в ознобе и не могла понять, что за звук вырвался из горла: то ли сдавленный смех, то ли запоздалый всхлип. — Ослепительной, если бы пошла в тебя. — Грудь знакомо заныла, но Молли не боролась, а приветствовала ее, радостно впитывая. — И невероятно умной, если бы уродилась в меня.

— И отчаянной. Думаю, сегодняшний день это доказал как нельзя лучше. Ослепительной, вот как? Хм… что ж, спасибо за комплимент.

— Можно подумать, ты сам не знаешь.

На сердце немного полегчало. Молли вытерла позорно подтекавший нос ладонью.

— А вот с чего это ты такого высокого мнения о своем уме?

— С отличием окончила Северо-Западный. Как насчет тебя?

— Скажем так: получил диплом.

Молли улыбнулась:

— Знаешь, я никогда не послала бы Сару в летний лагерь.

Кевин согласно кивнул:

— А я в жизни не заставил бы ее ходить летом каждый день в церковь.

— Да, по-моему, это слишком.

— И девять лет каникул в лагере тоже.

— А вдруг она выросла бы неуклюжей и не слишком способной?

— Только не Сара.

Крохотный ручеек тепла проник в душу.

Кевин замедлил шаг. Поднял голову. Сунул руку в карман.

— Наверное, ей просто время не пришло родиться.

Молли вздохнула и прошептала в ответ:

— Наверное.

Молли поставила принесенный Кевином будильник на половину шестого, и к семи часам но большому дому распространился аромат булочек с ежевикой. На буфете в столовой высилась стопка бледно-желтых фарфоровых тарелок с рисунком в виде листочка в центре. Темно-зеленые салфетки, графины для воды из прессованного стекла и очаровательно-разностильные столовые приборы довершали сервировку. Противень сдобных плюшек, оказавшихся в морозилке, допекался в духовке, а на мраморной столешнице красовалось коричневое керамическое блюдо с толстыми ломтями хлеба, плавающими в яичной болтушке, сдобренной ванилью и корицей.

Впервые за много-много дней Молли умирала от голода, но времени поесть не было. Готовить завтрак на целую ораву постояльцев было настоящим испытанием. Это вам не оладьи печь для ребятишек Кэйлбоу!

Отодвигая книгу рецептов тети Джудит от пропитки для гренков по-французски, она пыталась воспылать злостью к Кевину, по-прежнему спящему наверху, но так и не смогла.

Признав их ребенка прошлой ночью, он сделал ей настоящий подарок.

Молли вдруг почувствовала, что теперь бремя несчастья несет не одна, и, когда проснулась этим утром, увидела, что подушка сухая, а не мокрая от слез. Конечно, депрессия не исчезнет как по волшебству, но может, еще возможно счастье? Кто знает?

Кевин ввалился в столовую, как раз когда она несла Джону Пирсону вторую порцию гренков. Глаза Такера покраснели и опухли, волосы торчали в разные стороны. Словом, классический вид человека, страдающего от убийственного похмелья.

— Твой «питбуль» пытался прижать меня в коридоре.

— Он тебя невзлюбил.

— Это я успел заметить.

Что-то между ними изменилось. Ушло.

Молли наконец поняла, в чем дело. Неприязнь, которую затаил против нее Кевин, похоже, поблекла. Испарилась, смытая ледяной озерной водой.

— Извини, что проспал, — буркнул он. — Я же просил выкинуть меня из постели, если придешь на кухню и обнаружишь, что меня нет.

Ну уж нет! Ничто на свете не заставит ее переступить порог спальни Кевина Такера, особенно теперь, когда он перестал взирать на нее как на смертельного врага.

Молли кивнула в сторону пустых бутылок в мусорном ведре:

— Похоже, вчера вы повеселились на славу.

— Все хотели потолковать о футболе, так что вопросов было море. Нужно отдать должное их поколению: как ни крути, а пить они умеют. Не то что нынешние.

— Вижу, вчерашние возлияния ничуть не подействовали на аппетит мистера Пирсона.

Кевин уставился на гренок, золотящийся на сковороде.

— Я думал, ты не умеешь готовить.

— Срочно позвонила Марте Стюарт[23] . Если кто-то захочет бекон или сосиски, тебе придется их поджарить. Кроме того, ты подаешь на стол.

Она сунула ему кофейник и перевернула гренок. Кевин уныло уставился на кофейник.

— Десять лет в НФЛ — и вот до чего докатился!

Но несмотря на все жалобы, он сам был удивлен, до чего быстро пролетел следующий час. Он разливал кофе, разносил еду и пустые тарелки, развлекал гостей, а между делом таскал у Молли гренки. Она оказалась отличной поварихой, и он пошутил, что отныне у нее есть постоянная работа, чем и навлек на себя немало проклятий.

Зато ее глаза вновь засверкали, и это было прекрасно!

Вчерашний разговор, похоже, несколько рассеял ее депрессию, и теперь она походила на ту Молли, что он впервые встретил в Дор-Каунти. Сам же Кевин, не в силах уснуть, смотрел в потолок до рассвета. Никогда больше он не станет думать о малышке как о чем-то отвлеченном. Вчера ночью она получила имя — Сара.