Союзники заняли прочное положение в Средиземном море и, зимуя в первый раз в этих широтах, остановили французскую торговлю. Наблюдали за французскими портами и сковывали всякие усилия французов на море.

1695 г. прошел в целой серии бомбардирований. В июле обстреливали порт Сен-Мало, в который было выпущено 900 гранат и каркасов. Гренвиль был разрушен. Дюнкерк был атакован в августе второй раз и опять безуспешно. Кале был бомбардирован сначала 600 гранатами, а на следующий год опять 300-ми. В этот же период времени далее по берегу были опустошены и разрушены Бель-Иль, Гуат и Гедик. Паламос, захваченный Францией со стороны суши, был бомбардирован союзниками со стороны моря в августе 1695 г. С 1692 по 1697 г. победителей, в действительности, занимал только один вопрос: какой вред можно нанести неприятелю наиболее экономичным и удобным способом? За эти пять лет, благодаря разрушению берегов Нормандии, французский флот был доведен до такой степени деморализации, что большая часть совершенного в морской войне была делом частной предприимчивости.

Это были дни Жан-Бара, частного предпринимателя, действовавшего в Северном море под наблюдением правительства; тогда же практиковалась отдача по контрактам частным лицам кораблей, офицеров и нижних чинов французского королевского флота. В конце концов, можно сказать, что неудача де Турвилля приобрести обладание морем для временной выгоды – переправить армию через Канал – имела последствием окончание морской войны и открыла все французское побережье для десанта неприятеля.

Отсутствие какой-либо возможности попытаться вернуть прежнее положение на море могло заставить Францию попробовать еще раз переправить свои войска через Канал, в то время когда он не был занят английским флотом. Такой случай мог представиться благодаря практиковавшемуся обычаю разоружать большие суда флота на зиму; и действительно, в феврале были сделаны приготовления к посадке армии на суда в Дюнкерке, Кале и смежных портах. Но известия об этом дошли до английского правительства, и сейчас же, на 21-е число того же месяца, были отданы распоряжения мобилизовать флот. Это было сделано так быстро, что уже 28-го числа Руссель находился во главе 40 линейных английских кораблей и 12 голландских, не считая брандеров и разных мелких судов. Одно появление такого флота заставило французов оставить всякую мысль о десанте.

Следующая попытка Франции была только в 1744 г., и хотя ее нельзя причислить к такой, которая имела бы целью приобрести обладание морем, но все же о ней следует упомянуть, так как тут Франция желала собрать большие морские силы для переправки десанта на наши берега, экспедиция приготовлялась втайне, и высадка десанта на наши берега должна была служить объявлением войны. Приготовления совершались в очень большом секрете зимой, с 1743 по 1744 г.; из Фландрии и Пикардии было собрано 15 000 войска к Дюнкерку, Кале и Булони под предводительством графа Саксонского и в сопровождении молодого претендента и его шотландских и ирландских приверженцев. Для этой цели были собраны в портах транспорты, и 3 февраля в Канал под начальством Рокфейля вышел флот из 18 линейных кораблей, вооруженных и снабженных в Бресте и Рошфоре[41]. Британское правительство не было уведомлено вовремя о намерениях Франции. Общие приготовления для продолжения войны с Испанией и для обороны против вновь начинавшейся войны с Францией, хотя и были значительны, направлены скорее для предпринятия атаки, чем обороны. На корабле «Феникс» капитан Т. Бродрик наблюдал за Брестом и увидел эскадру в тот же самый день, как она вышла в море. Он тотчас же направился к Плимуту, прибыл туда 3 февраля и послал сообщение в Адмиралтейство. Весь состав годных судов был живо снаряжен к плаванию. Командиром их был назначен адмирал сэр Джон Норрис, вышедший в Спитхед. 6 февраля, захватив с собой все находившиеся там суда, он направился к Даунсу, где было приказано собраться всему флоту. Здесь он встал во главе 49 кораблей, из которых 21 имело 60 орудий и 11 – не менее 44, – следовательно, во главе флота, значительно превосходившего по силам флот неприятеля, приближавшийся под начальством Рокфейля.

В тот день, когда прибыл к Плимуту «Феникс», в Канал входили «Бедфорд» и «Кинсаль», выступившие 3 февраля на Ямайку в качестве конвоиров. Они также заметили французский флот, и капитан Янг, командир «Кинсаля», понял, что перед ним явилась задача, гораздо более важная, чем занимавшая его при коммерческих судах, а потому он бросил последние и поспешил с известием в Плимут. Таким образом, Адмиралтейство получило хорошие известия о движении и силах неприятеля. Посадка войск в Дюнкерке продолжалась, хотя говорят, что остатки войск неохотно покидали берег: их приходилось заставлять силой, казня для примера непокорных в присутствии товарищей.

Французский флот был встречен неблагоприятными ветрами и погодой и только 17-го достиг берегов острова Уайт. Адмирал выслал рекогносцировочные суда к о-ву св. Елены и Спитхеду и, получив известие, что там никого нет, пришел к замечательному заключению, что британский флот отступил в гавань Портсмута. Затем он отрядил коммодора Барейля с пятью кораблями в Дюнкерк, чтобы поспешили с посадкой десанта, так как берега свободны. Сам он близ острова Уайт был застигнут трехдневным крепким штормом и потерпел сильные аварии; но 22 февраля ветер изменился к западу, и погода прояснилась. Французский адмирал воспользовался переменой и в тот же вечер стал на якорь у Дэнгенесса.

Такие действия нельзя не признать дерзкими и смелыми; это не морская война, а скорее военно-морская игра. Чтобы прийти к такому заключению, к какому пришел Рокфейль, – т.е. если нет судов в Спитхеде, то, значит Великобритания в минуту особенной опасности и беспокойства оставила свои берега без защиты, предоставив силе горсти кораблей завладеть ее морями, – надо с непоколебимым убеждением считать островитян великими дураками. Он собирался сделать на Великобританию решительное нападение, которое потребовало долгих приготовлений; но как ни смотреть на дело, силы его для этой цели все-таки надо признать сравнительно малыми. Правда, Великобритания отрядила большой флот в Средиземное море и в то же время значительные силы в Вест-Индию, но невозможно было предположить, чтобы она настолько лишила защиты свои берега, что не могла противостоять силам Рокфейля. Но если ей не пришлось разделять силы, то положение французского адмирала было бы до крайности гибельно. Такой образ действия был нисколько не лучше обнаруженного в 1695 г. и так легко показавшего свою полную несостоятельность. Настоящая попытка точно так же могла бы быть сочтена за абсурд, а может быть и за что-нибудь худшее, если не предположить, что французы рассчитывали на весьма вероятную случайность отсутствия британского флота.

В то время как подобные идеи прочно сидели в голове Рокфейля, на следующий день, 23 февраля, он увидел большой флот, огибавший при приливном течении Южный Форланд. В этот момент французы были с наветра, но заперты с востока денгенесским берегом. Они не были в состоянии избежать встречи с превосходящим их силами флотом, который медленно приближался к ним. Счастье благоприятствовало дерзкому неприятельскому флоту. Прилив прекратился, когда флот сэра Джона Норриса приблизился на 6 миль к французам, а ветер, оставаясь легким и противным, заставил его стать на якорь. Удостоверившись в неудаче противника, Рокфейль созвал военный совет, который решил, что чем скорее выйдут они из такого критического положения, тем лучше; сообразно этому было отдано приказание: «Сняться с якоря и поставить паруса в 7 часов вечера при заходе солнца, когда начнется отлив». Так и было сделано; счастье продолжало благоприятствовать французам: поднялась сильная буря, которая понесла их флот по Каналу со скоростью 12 узлов, и он, хотя и в большом беспорядке, все-таки благополучно прибыл в Брест. Когда с рассветом сэр Джон Норрис увидел, что французы исчезли, то, как только позволила погода, направился к Даунсу и прибыл туда второй раз 27 февраля, хотя флот его несколько и пострадал от крепкого шторма.