Таково было первое сражение при Сент-Винсенте; так оно описано холодным и сжатым языком официального отчета. Легко понять, что случилось с французским флотом. Адмирал де ла Клю, заплативший жизнью за свою ошибку, какой бы малой в то время она ни казалась, не был оправдан в своем предположении, что в полночь 17-го его сигналы были видны и значение их понято флотом. Во всяком случае он должен был бы подумать об этом серьезнее; его судовые командиры не имели возможности угадать его мысли.
Пять линейных кораблей и все фрегаты, отстав от остального флота, повиновались первоначальному приказанию и проследовали в Кадис. Корабли, которых де ла Клю не видел до 8 час. утра 18-го и к которым он приблизился, предполагая, что это свои, были в действительности авангардные суда флота Боскауена, который уже был готов тогда к атаке. Опасность такого легкого взгляда в вопросе назначения рандеву даже в то время хорошо сознавалась в английском флоте, и невозможно предположить, чтобы какой-нибудь из английских адмиралов поступил подобно де ла Клю. Важность, приписываемая этому обстоятельству, хорошо иллюстрирована в этом же самом журнале капитана Бэкли, где говорится, что при назначении рандеву на полдень 20-го с каждого корабля было приглашено на флагманский корабль по лейтенанту, чтобы принять приказания об этом, причем имена этих офицеров, как лиц ответственных, занесены в журнал.
Результатом ошибки де ла Клю была потеря французами пяти из семи кораблей: два сгорело и три взято в плен; два остальных скрылись в ночь на 18-е, один прибыл в Рошфор, а другой – на Канарские острова, оба в целости. Несчастный де ла Клю, раненый, был свезен на берег, где вскоре и скончался. Идея о соединении флота Бреста и Тулона была окончательно покинута, и те из французских кораблей, которые достигли Кадиса, считали себя счастливыми, вернувшись в Тулон 17 декабря.
Существовало еще предположение о соединении эскадр адмиралов Бомпарта и Конфланса, против чего Хаук принимал всевозможные меры. Главным образом он заботился о строгом наблюдении за Брестом, чтобы находившийся там в то время флот не мог выйти в море незамеченным и непреследованным. Второй его задачей было наблюдение за предназначенными для вторжения в Англию силами, которые были собраны в Морбигане. Но большую опасность он видел в соединении флотов Тулонского с Брестским, и даже после известий от Боскауена о результате сражения с 18 на 19 августа он не находил причины ослабить свою бдительность. Боскауен писал 20-го, когда еще не знал, что половина французского флота была в Кадисе и могла скрыться. Так что когда Хаук в конце августа узнал, что Бомпарт действительно отплыл из Америки, то соединение в Бресте или около него казалось ему возможным, но с чрезвычайно серьезными последствиями. Бомпарт мог направиться в Рошфор, куда могла бы пойти остальная половина флота де ла Клю, и если бы Брест остался открытым, благодаря сильным бурям, которые могли бы заставить Хаука удалиться, то соединение могло бы произойти очень легко. Хаук не имел достаточно сил наблюдать за Рошфором и за Брестом вместе. «Если, – писал он 28 августа, – целью Бомпарта будет Брест, я сделаю все возможное, чтобы помешать ему; но если он направится в Рошфор, я не должен о нем думать, так как отделение на Рошфор сил, хотя бы достаточных только против 9 линейных кораблей Бомпарта, слишком ослабило бы его даже против только Конфланса, не говоря уже о соединенных силах остатка судов де ла Клю с силами Конфланса вместе».
Позднее, вероятно, освобожденный от всяких опасений о флоте, запертом в Кадисе, Хаук отрядил адмирала Гэри с эскадрой запереть Бомпарту вход в Рошфор, в то время как другая эскадра, под командой капитана Дюффи, наблюдала за Морбиганом в Киберонском заливе. А затем, когда 10 октября Адмиралтейство известило его, что вряд ли Бомпарт пойдет теперь в Европу, адмирал Гэри был отозван.
Таким образом, планы Хаука были очень просты: он будет наблюдать за Брестом, пока это позволит погода, и если придется отступить, то направится в Торбей – место безопасной якорной стоянки, куда всегда могут прийти к нему транспортные суда с провизией и откуда он постоянно будет готов снова выступить в море, как только переменится погода. 10 октября Хаук, будучи около Бреста, писал:
«Их лордства простят мое замечание, что при настоящем положении эскадры, я думаю, мало причин беспокоиться, пока погода остается еще сносной. Что касается Бреста, то я смело могу заявить, что кроме нескольких судов, укрывшихся в Конквете, вряд ли какое-нибудь было в состоянии выйти из этого порта в течение 4 месяцев. Мы и теперь бдительны, как всегда, хотя дни становятся темнее… Если же какое-нибудь из судов проскочит, то причиной будем не мы лично, а погода».
Погода действительно не замедлила показать себя. 11-го поднялся такой сильный западный шторм, что флот принужден был скрыться в Плимут, откуда Хаук писал 13-го:
«Вчера и сегодня шторм усиливался, и я решил, что лучше идти в Плимут, чем рисковать быть рассеянным и дрейфовать к западу. Пока эта погода будет продолжаться, неприятель не в состоянии пошевельнуться… Как только погода стихнет, я опять выйду в море».
На следующий день он говорит:
«Их лордства могут быть уверены, что нет причин для беспокойства: когда погода благоприятна для выступления неприятеля, она способствует нашему наблюдению, а пока мы принуждены держаться в стороне, он не может ничего предпринять».
Адмирал возвратился на свой пост 23 октября, и так как позднее время года заставляло быть всегда настороже, то командиры его, почти не знавшие берега, команды эскадр, даже заболевшие от усиленной работы, были предупреждены, что отдых возможен теперь менее чем когда-либо. В начале ноября Хаук узнал, что Конфланс получил приказание выступить в море и сейчас же вступить в дело с английским флотом; но, вероятно, в душе адмирал сомневался в возможности такого события, потому что на стороне французов не было количественного превосходства, которое давало бы надежду рассчитывать на победу. Неизвестно, однако, кто был прав, но только на 9 ноября снова задул западный шторм, который через три дня достиг такой силы, что английский флот принужден был опять укрыться в Торбей, откуда возможно было выйти в море только не раньше 13-го.
Так как мы приближаемся к развязке, то необходимо взглянуть на действия французов в этой серьезной драме. Я уже говорил, что во Франции относительно всех этих операций существовало сомнение: вести ли их открытой силой или хитростью. В самом деле, в моем разуме существует сомнение, можно ли причислить действительно эти операции к попыткам приобрести обладание морем с дальнейшей определенной целью. Военно-сухопутные приготовления представляют собой относительно такое большое поле действия, когда смотришь через Канал, что я никак не могу себе представить, была ли, в самом деле, у кого-нибудь во Франции на этот раз такая же идея о приобретении обладания морем, какая занимала ее правительство в 1690 и 1692 гг. Проекты представляются разрозненными и запутанными, они не проникнуты сознанием, что предназначенные для вторжения в Англию силы должны будут пройти через неприятельскую территорию незащищенными, если не будут завоеваны сначала воды. Взгляд французов на все это дело очень неглубок, и планы их были трудно выполнимы. Кажется, что ни де ла Клю, ни Конфланс, ни Бомпарт не представляли себе ясно того, что они собирались делать; это выражается, во-первых, в назначении адмиралом де ла Клю рандеву в Кадисе, тогда как он должен был двигаться в Брест с полной поспешностью, несмотря ни на какой риск, а во-вторых, в замедлении Бомпарта возвращением и в последующем поведении его и Конфлаиса вместе. Последний, конечно, не имел ясного представления о том, что его ждет впереди.
