24 июля. Вильнев и Кальдер теряют друг друга из вида. Нельсон выходит из бухты Мацарри.
26 июля. Вильнев стоит на якоре в Виго. Кальдер конвоирует пленные суда к северу. Аллеманд ищет в море Вильнева. Нельсон около португальского берега, идет на север.
29 июля. Вильнев в Виго. Аллеманд в море, следит за ним. Кальдер близ Ферроля с 13 судами; Нельсон ниже широты Лиссабона, направляясь к северу.
1 августа. Кальдер отброшен от Ферроля штормом к NO. Вильнев идет из Виго с 15 кораблями и останавливается в Корунне; флот его увеличивается здесь до 29 кораблей. Аллеманд все еще в море, в поисках за Нельсоном, который все еще южнее Лиссабона.
9 августа. Вильнев все еще в Корунне. Аллеманд в море. Кальдер, прибыв с 9 кораблями к Ферролю, видит Вильнева и отступает, чтобы присоединиться к Корнуоллису около Бреста. Нельсон в шести днях пути от Уэссана.
11 августа. Вильнев покидает Корунну с 29 кораблями. Аллеманд близ мыса Ортегаль с 5 кораблями. Нельсон в четырех днях пути от Уэссана.
13 августа. Вильнев около мыса Ортегаль, в направлении WNW от него, с 29 кораблями. Аллеманд вблизи, но не видит его. Нельсон с 11 кораблями в 2 днях пути от Уэссана. Кальдер с 9 кораблями на расстоянии однодневного пути от Уэссана.
15 августа. Вильнев, будучи в 240 милях от мыса Финистерре, при NO ветре, идет обратно в Кадис. Аллеманд – на расстоянии одного дня пути от Виго. Нельсон присоединяется к Корнуоллису около Бреста.
16 августа Вильнев на пути к югу. Аллеманд бросает якорь в Виго. Нельсон на пути домой только с «Виктори» и «Сьюпербом».
Пока совершались эти передвижения и занятия позиций на море, Наполеон был, по-видимому, твердо убежден в конечном успехе своих планов и твердо решил переправить армию, как только покажутся корабли соединенного флота. Он прибыл 3 августа в Булонь и, осмотрев линию пехоты в 9 миль длиной, сказал: «Англичане не знают, что ожидает их. Если мы приобретем возможность переправы только хоть на 12 часов, та Англия больше не будет существовать». О сражении Кальдера он услыхал около 13 августа и в этот же день написал Вильневу ободрительное письмо (уже упомянутое), в котором говорил:
«Англичане вовсе не так многочисленны. Они везде в состоянии неуверенности и беспокойства. Если вы появитесь на три дня – нет, даже на 24 часа, – ваша задача будет исполнена. Дайте знать о времени вашего выступления адмиралу Гантому через экстренного курьера… Еще никогда ни одна эскадра не несла такого риска ради цели более великой, чем эта… Переправить десант против той державы, которая в течение шести веков теснила Францию… Да ради этой цели мы все можем умереть, не сожалея о пожертвовании жизнью… Англия имеет в Даунсе только 4 линейных корабля, которые мы ежедневно тревожим нашими прамами и флотилиями».
14-го он писал Лауристону, который все еще оставался на флагманском судне Вильнева:
«Мы везде готовы. Достаточно одного вашего присутствия в Канале в течение 24 часов».
22 августа прибыл в Булонь курьер, отправленный с известием о том, что Вильнев оставил Ферроль. Император и морской министр имели разные квартиры, недалеко одна от другой, и каждый из них получил отдельно письмо с флагманского корабля Вильнева. Император выносит из письма Лауристона полное убеждение, что флот находится на пути к Бресту. Министр Декре, опираясь на письмо Вильнева, имеет полное основание думать, что последний никогда в Бресте не появится.
Не увидевшись еще с Декре, Наполеон написал Гантому и Вильневу в Брест, предполагая, что оба они еще там; первому: «Выступайте и идите сюда», а Вильневу: «Я надеюсь, что вы в Бресте. Выступайте, не теряйте ни минуты. Приведите мой соединенный флот в Канал, и Англия принадлежит нам! Мы все готовы; посадка войск на суда завершена. Будьте здесь только 24 часа, и все кончено».
Но вскоре после того к императору явился Декре и выразил не только свои сомнения о Вильневе и убеждение, что он пойдет в Кадис, но и свой личный взгляд на то, что весь проект был ошибкой «страшно опасной». Наполеон, очевидно взбешенный, размышлял в течение суток и затем, приняв убеждение министра за факт, послал за своим секретарем Дарю. Явившись к Наполеону, Дарю застал его бегающим взад и вперед по кабинету, в полном исступлении, с вырывающимися восклицаниями: «Что за флот! Какие жертвы, и ни для чего! Что за адмирал! Пропала вся надежда! Этот Вильнев, вместо того чтобы идти в Канал, укрылся в Кадисе. Он будет блокирован там! Дарю, садитесь и пишите». То, что было там и тогда написано, послужило предварительными указаниями к началу Аустерлицкой кампании и окончательным отречением от проекта вторжения в Англию[82].
Анализируя сущность и перспективы этого последнего и, по-видимому, гигантского и сложного усилия Франции, я затрудняюсь совладеть с сомнением, которое пустило крепкие корни в уме моем: действительно ли Наполеон думал отважиться на вторжение? Тьер совершенно убежден, что это было его действительное намерение.
Да, оно, конечно, так и казалось. Но при анализе соображений Наполеона, человека так твердо убежденного в значении обмана, никогда нельзя ручаться, что не впадешь в ошибку. Всякий, кто прочтет «Pieces justificatives», которые Дюма напечатал в одиннадцатом томе его «Precis des Evenements Militaries», где в полной последовательности приведен непрерывный ряд распоряжений и замечаний Наполеона, относящихся к движениям франко-испанских флотов, вплоть до 26 июня, – нельзя не удивиться, как много отведено места распоряжениям, касающимся Вест-Индии, и как мало – идеям о приобретении обладания Каналом.
И затем эти перемены и планах и недостаточная их полнота тоже требуют некоторого объяснения, если предположить, что император серьезно задумывал исполнить то, что желал. Окончательный план соединения Вильнева с силами, сосредоточенными в Ферроле и Рошфоре, а затем переход в Канал на выручку Гантома в Бресте были исполнены только тогда, когда сделалось очевидным, что Брестская эскадра не может выйти в море.
Наконец, мы имеем два объявления самого Наполеона: первое, что половина его флотилии была организована ради демонстрации (обмана), а потом, что и вся она была только демонстрацией. В записке, продиктованной после возвращения из Булони, он говорит, что весь состав вооруженных кораблей, прамов, канонерских лодок и плоскодонок совершенно бесполезен, что это только маска для введения англичан в заблуждение; что он собирается переправиться, не имея флота для прикрытия, – дело, которое, он очень хорошо знал, не могло быть выполнено.
Князь Меттерних в своей автобиографии говорит:
«Более половины всех политических пророков смотрело на Булонский лагерь как на приготовление к высадке в Англию. Другие, более проницательные, наблюдатели видели в этом лагере французскую армию, приготовленную для переправы через Рейн… Таково было и мое мнение. В одну из более продолжительных моих бесед с Наполеоном по дороге в Кембрэй, куда я сопровождал императора в 1810 г., разговор наш перешел на те большие военные приготовления, которые он делал в 1803–1805 гг. в Булони. Я ему откровенно сознался, что и тогда я не мог признать те наступательные меры за приготовления к действиям против Англии. „Вы – совершенно правы, – сказал, улыбаясь, император, – я бы никак не мог сделать такой глупости, как высадка десанта в Англию, пока там внутри страны не разгорелась революция. Армия, собранная в Булони, была всегда предназначена против Австрии. Ни в каком другом месте я не мог собрать ее, не давая соблазна; но так как где-нибудь надо было ее сформировать, я выбрал Булонь, где мог, стягивая ее, тревожить в то же время Англию. Если бы в Англии вспыхнуло восстание, я в тот же день переслал бы туда отряд моей армии, чтобы поддержать возмущение. Я бы в то же время пошел и на вас, потому что для этой цели мои силы были разбиты на эшелоны… Видите, как в 1805 г. Булонь была близка к Вене!“»
82
Ошибка Алисона заключается в том предположении, что сцена эта разыгралась 11-го вместо 23 августа и в принятии Ферроля за Кадис. Причина его заблуждения, вероятно, заключается в том, что, зная запрещение Вильневу входа в Ферроль, он не понял, что последнее относилось только к гавани Ферроля, а не к рейду, и было вызвано лишь затруднительностью выхода из гавани при всяком другом ветре, кроме северо-восточного.