Я видела, что благодаря силе Эрена сам разрыв уже затянулся — больше сюда никто не проникнет. Но даже с одним врагом порой бывает очень сложно справиться. И зря в газетах печатали статейки, что оборотни преувеличивают свою значимость, а с такими вот тварями легко справится хороший огнемет или команда магов. Или и вовсе достаточно с орбиты пальнуть или пару военных флайтов послать.

Ложь. Эта тварь настолько чужда миру, что рядом с ней не работает никакая техника, а большинство живых существ легко попадает под её контроль.

С орбиты? Ага. Трижды. Исследователи хреновы. Чтобы разворотить полпланеты. И уничтожить кучу ни в чем неповинных людей. Причем не факт, что даже этот удар тварь возьмет — для техники она абсолютно невидима. А вот для когтей жреца богини…

— Останови их! Быстро! — рык в моей голове совпал с броском мохнатого на тварь.

— Будет сделано, шеф, — радостно ворчу в ответ.

Меня переполняет какой-то злой азарт и полная уверенность в том, что мы справимся.

Несмотря на пятна гнилья на траве, на трещины в земле, на ядовитую магию и страшную тишину.

Я кидаюсь молнией — но не для того, чтобы сбить с ног идущих на невидимом поводке оборотней.

Я отчетливо вижу белесые нити и наношу удары когтями по ним.

Ох, как это не нравится твари!

Она выгибается всем своим отвратительным розоватым телом, рычит, поворачиваясь ко мне.

Спасает лишь то, что она довольно неповоротлива и, похоже, рассчитывает на свой так называемый ментальный контроль.

Тигр встает на дыбы, оглушительно рыча. От его тела вдруг начинает исходить пронзительный мертвенный свет. Он концентрируется на кончиках когтей, и, когда Эрен нападает, — когти легко распаривают панцирь твари, заставляя её визжать.

Я еле успеваю отбросить одного из лишившихся сознания оборотня из-под хвоста нежити — так она начинает беситься.

Ловко отпрыгиваю в сторону и затаиваюсь, наблюдая. Мне нужно знать, как и когда ударить, чтобы не подвести, а помочь.

Тварь неожиданно взвинчивает темп, начинает двигаться быстрее.

Чужие когти мелькают с такой скоростью, что не понимаешь уже, где небо, где земля, где вспышка гнилой зелени, где мертвенный отсвет Жнеца.

Остальные лезть даже не пытаются — только держат периметр, чтобы тварь не смогла прорваться за пределы поместья или к дому

Правильно. Обычным оборотням здесь делать нечего — даже самым сильным. Тварь непростая, из высших, похоже, насколько мне подсказывала память — несколько справочников я прочесть за это время успела. Сильная кровь подманила её к прорыву.

И…

Рык. Злой, на грани отчаяния.

Уже предчувствуя недоброе, я изо всех сил вглядываюсь в сгустившийся вокруг туман.

Он ранен. Я это чувствую. Я чую кровь — и тварь чует тоже. И, похоже, ей это очень нравится.

Теперь я вижу, как тигр припадает на лапу. Но и тварь нескольких отростков лишилась, из неё истекает белесая ядовитая жидкость.

А если бы таких было… много? И ещё средний класс опасности? И мелкие совсем твари? По спине бежит холодок. Тут было бы кладбище. Просто кладбище.

Мне нет дела до других и никогда не было. Всю жизнь я пыталась хоть как-то защитить себя и немногочисленных близких.

И теперь, когда я вижу, что сильнейшие оборотни мнутся, не решаясь вступить в заведомо проигрышную схватку, я, забывая все предостережения, рвусь вперёд.

И краем глаза замечаю, как срываются за мной две золотые тени. Два огромных золотых барса раза в три меня больше. И черная гибкая пантера. Таймар. Тай… И дядюшки. Они нас не бросили. На сердце становится тепло.

Мне уже неважно, что ядовитая магия нежити проникает под кожу и пытается блокировать мою собственную и воздействовать на разум. Что она сильно замедляет и это грозит ранениями. Что, несмотря на то, что тварь ослаблена, у нас все равно не слишком много шансов справиться с ней.

Когда я вижу алые полосы на белоснежной шерсти моего тигра, в голове буквально взрывается сверхновая.

Если Таю подстроиться чуть сложнее, то с дядюшками мы действуем словно давно сработавшаяся тройка.

Ты, слизень драный, на кого щупальцы разинул? Этот тигр мой! Со всеми своими тараканами, отвратительным характером, гладкой шерстью, волшебным голосом и восхитительной наглостью. Он мой. И я никому и никогда его не отдам — пусть даже не рассчитывают. И уж тем более теперь, когда знаю, что у него не две, а целых три ипостаси.

Удар. Бросок. Челюстями хватать бяку не собираюсь, а вот когтями… На их кончиках собирается золотой свет, и он рвет тварь ничуть не хуже серебристого света Эрена. Ну, может, чуть-чуть…

Я не вижу никого и ничего — только ощущаю рядом бьющихся родных и благодарю всех богов, что я не беспомощна в этот момент.

Не знаю, сколько времени это длится. Мне кажется, что проходят часы, но на самом деле — едва ли несколько минут.

Все заканчивается в один миг, когда тигр вдруг резко увеличивается в размерах и буквально вминает тварь в землю. А когти Тая и мой последний резкий удар по протянувшимся “щупальцам” лишают тварь возможности от кого-то подпитаться.

Она осыпается на землю пеплом и отвратительно воняющей лужей какой-то гадости.

Лапы подгибаются, хвост подрагивает, но это все неважно. Я верчу головой — и с облегчением нахожу взглядом поднимающегося с земли человека. Его одежда разорвана, на груди — кровь, но на бледном лице впервые играет улыбка — настоящая, яркая, ясная, как лучик солнца. От неё внутри что-то екает — и я несусь пулей со всех лап.

Чтобы броситься в объятья уже человеком. Общупать, обнюхать, увериться, что рана не смертельна, но требует обработки и перевязки.

— Конфетка моя, ещё немного таких телодвижений, и даже мое ранение тебя не спасет, — хриплый шепот у самого уха неожиданно будоражит разгоряченное схваткой сознание.

Сильные надежные руки крепко обнимают, прижимая к здоровому боку.

Впервые я вижу, как ледяные глаза светятся… любовью. Я не могу обмануться. Не могу больше отмахиваться от того, что вижу. А он… в его глазах больше нет предубеждения. Он не борется с собой, не пытается никому и ничего доказать.

Просто подхватывает меня на руки, несмотря на все активное сопротивление — и несет к замку.

— Встретимся через несколько часов, господа. Здесь прибрать, следы нежити уничтожить.

— Посмотрим, насколько сильно ты за меня волновалась, конфетка. Моя любимая, нежная, хищная поганка…

Он чуть прихрамывает, но идет уверенно. Под ладонью быстро стучит сердце — тук-тук-тук. И этот звук соединяет нас, успокаивает, дает силы улыбаться.

Я ещё не осознаю, что все закончилось.

— Несносный волчище. Котище! — Ворчу. — С тобой поседеешь.

Первый раз — без официоза, без обиды, без оговорок. Мы общаемся легко — словно так было всегда, словно мы вместе уже много лет. И после произошедшего сейчас это кажется единственно правильным.

— Золотая конфетка. Один серебристый у нас уже есть, так что обойдешься, — на обычно холодном лице снова эта улыбка — сдержанная, осторожная и поэтому особенно дорогая.

Его глаза сияют, и я понимаю что…

— Люблю тебя, несносный волкокошара, — жадно вдыхаю родной запах, смешанный с солоноватыми нотками крови, — но с тебя лаборатория и учителя, как обещал. Хочу, знаешь ли, быть образованной женой.

— Несносная женщина…

Под тихий смех меня торжественно заносят в знакомую спальню.

Я в кои-то веки не жду подвоха, не собираюсь сбежать, не планирую тягать чью-то мохнатость за хвост…

Неужели я все-таки счастлива?

Проснулась я от обалденного запаха свежего какао и выпечки. Запах дразнил, щекотал ноздри и заставил разлепить глаза, недовольно щурясь… И тут же подскочить. Солнце стояло высоко. Электронные часы безжалостно показывали время около полудня.

Мрак!

Конечно, Эренрайте уже не было. Настроение уже собиралось рухнуть вниз — дурацкие женские качели — когда я заметила сбоку от блюдца с заманчивым и словно только вынутым из духовки пирожным записку на плотном картоне.