Она молчит так долгие пять минут, после чего слегка поворачивает голову, предоставив мне вид на ее профиль.

— Значит, все-таки девочка Фэйрчайлд.

Она даже не спрашивает. Мать просто констатирует то, что должна была. И делает она это с печалью. Поэтому я сразу поднимаюсь на ноги и отвечаю ей раздраженным и протяжным:

— Мам…

Я хочу казаться незаинтересованным в ее реакции. Хочу показать ей, что я уже все решил и что ее ответ ничего не изменит.

Жаль только, что мое «хочу» перечит реальности.

Мама молчит, снова вернув свой взгляд к окну, и я теряюсь, впервые застав у нее такую реакцию. Я не знаю, уйти мне или остаться, поэтому напряжённо стою позади нее, в любой момент готовый покинуть ее кабинет.

Уже когда я на грани того, чтобы уйти, мать наконец-то нарушает тишину своим голосом.

— Знаешь, Алек, я долго думала, почему ты тогда выбрал Магнуса Бейна…

Я шокировано взираю на мать, не понимая, к чему она заводит этот тяжелый для нас разговор.

— Тогда твой выбор шокировал многих, и ты прекрасно помнишь, как остро восприняла его я.

Да уж. Такое не забудешь.

Я хмурюсь, не понимая, что мне делать: уйти, попросить маму перестать вспоминать об этом, снова отстоять перед ней свой выбор? Это была больная тема, и я не хотел снова получить ранение в сердце от человека, который значил для меня так же много.

— И сейчас, твои слова о девочке Фэйрчайлд…

Я морщусь, уже предчувствуя оскорбительную речь, но к своему удивлению не получаю ее.

— Я поняла, почему ты выбрал именно их. Почему именно они вызвали в тебе все эти чувства.

Мариз поворачивается ко мне и застает удивление на моем лице. Почему она говорит так… мягко?

— Ты выбираешь тех, кто нашел в себе смелость противостоять тебе. Тех, кто не побоялся «узнать» тебя, не смотря на дистанцию, которую ты выставляешь.

Я тяжело вбираю в себя воздух, глядя на то, с какой горечью она на меня смотрит.

— Ты выбрал тех, кто так не похож на тебя. — Мариз качает головой и, опустив взгляд в пол, продолжает, понизив голос почти до приглушенного шепота, — Тех, кто открыт миру, открыт окружающим. Тех, кто не боится чувствовать, показывать эмоции и жить ими. Ты выбрал их, потому что они единственные, кто смог перешагнуть через твой характер, чтобы узнать тебя.

Я поражен тем, что мать говорит со мной об этом.

Что она говорит со мной — обо мне.

— Ты выбрал их, потому что можешь взять у них то, в чем всегда был обделен, — Мариз горько хмыкает, прежде чем продолжить, — они дают тебе чувства. Они дают тебе их без одолжения, смело и искренне.

Я делаю шаг вперед, потому что впервые вижу ее перед собой такую. Она была не просто расстроена. Нет. Мариз словно приняла свое поражение. Она словно… сдалась. Впервые за всю свою жизнь.

Мама, услышав, что я подошел ближе, находит в себе силы поднять голову и поймать мой обеспокоенный взгляд. Проигнорировав мое тихое «Мам, не надо», она только качает головой.

— Они так не похожи на нас с тобой, Александр. Ни у Магнуса Бейна, ни у девочки Фэйрчайлд, нет такой защиты перед окружающими. Они живут чувствами и эмоциями, открыто. Они не борются с ними, как это делаем мы.

Мариз сглатывает и снова отводит взгляд.

— Вот почему ты выбрал именно их. Потому что они единственные, кто могут заставить тебя чувствовать. Они не боятся тебя.

— Мам…

Мариз отвернулась к окну, снова сложив руки на груди, словно только они были ее опорой. Снова ровная вытянутая спина, которая пару минут назад была опущена, словно ее придавил мощный груз. Снова немигающий взгляд, обращенный к окну, которое словно поглощало ее беспокойство.

Передо мной снова была Мариз.

Такая, какой я привык ее видеть.

Правда теперь, я видел в ней и ту женщину, которая только что позволила себе «подойти» ко мне ближе.

— Я больше не буду осуждать твой выбор, Александр. Будь это Магнус, или Кларисса, неважно. Ты все равно выберешь того, кого я не одобрила бы. И наверно, брак по расчету это действительно не для тебя. Ты не сможешь так жить. Ты сгоришь.

Комната снова наполняется тягостным молчанием. Я все еще поражен тем, что мать была со мной так открыта. Что она… приняла мой выбор?

— Мам…

Я встаю позади нее и, положив руку ей на плечо, заставляю мать обернуться.

— Алек, — мягко и с полной печалью в голосе, обратилась ко мне мать, когда снова повернулась ко мне, — Такие люди, как Магнус и Кларисса, могут сделать тебя счастливым. Только они. Но ведь они и те, кто могут тебя уничтожить. Ты подпустил их слишком близко, и будешь подпускать все ближе и ближе, пока не откроешься им полностью. И не приведи Бог, вы споткнетесь. Потому что они будут знать, что делает тебя уязвимым. Они будут знать, чего ты боишься. Они будут знать, как сломать тебя!

Мать говорит с надрывом, с какой-то суровой обреченностью в голосе. Я впервые за долгое время признаю, что скучал по ней. Что скучал по ней настоящей. Я дико скучал по этой женщине, которая любила меня. Которой я был важен.

Мариз замолкает, когда я касаюсь ее, и когда она видит в моих глазах непоколебимую уверенность в том, что все будет хорошо, она негромко выдыхает и осторожно, словно боясь, что я оттолкну ее, касается своей ладонью моей щеки. Так бережно. Так нежно.

Я превращаюсь в обычного мальчишку, который любит свою мать. В мальчишку, которому нужно ее внимание. Ее любовь.

Закрываю глаза непроизвольно, и, как заблудившийся кот, который только что вернулся домой, трусь щекой о ее ладонь.

— Алек, ты потеряешь эту броню.

Открыв глаза, застаю ее грустный взгляд и, когда она тянется второй ладонью к моей груди, чтобы приложить ее к моему сердцу, я тянусь к ее лицу, чтобы утереть скатившуюся редкую слезу с ее глаз.

— И я не знаю, хорошо это для тебя или нет. Не знаю, Алек.

— Мам…

— Ты во многом похож на меня, Александр, хоть и пытаешься отрицать это. И сейчас, глядя на свою жизнь, мне начинает казаться, что самое лучшее, что мне нужно сделать — это просто не мешать тебе. Я хорошо тебя воспитала, и я вижу, каким достойным мужчиной ты стал, Алек. Я все это вижу. Единственное, что я хочу, это чтобы ты не потерял себя и все, над чем так долго трудился, только из-за мимолетного увлечения! Из-за того, что отдал себя чувствам, которые тебя поглощают.

Мариз вздыхает и снова качает головой.

— Но когда я сморю на тебя, я понимаю, что ты не заслужил жить в таком же панцире, в котором столько лет живу я. Я не хочу, чтобы ты потом жил и чувствовал себя так же, как сейчас я. Не хочу чтобы ты стал таким же… пустым.

Я больше не в силах сдерживать себя, поэтому крепко обнимаю мать, прижимая ее к себе. Чувствую, как беззвучно льются с ее глаз редкие слезы. Чувствую, с каким облегчением ее плечи опустились, как расслабилась спина. Чувствую, как для нее важен этот момент между нами.

Я все это чувствую.

Потому что эти чувства испытываю и сам.

— Мам, привет.

Я довольно неуверенно мнусь на пороге, прежде чем войти в дом.

— Клэри! Ты вернулась!

Джослин крепко меня обнимает и я, уткнувшись лицом в ее шею, самозабвенно вдыхаю родной запах, чтобы успокоить себя. Джослин все поймет. Она примет мой выбор.

— Милая, ты кажешься чем-то расстроенной, — мама ласково заправляет мои волосы и, обняв за плечи, ведет меня на кухню. — Ты давно вернулась?

— Позавчера. Мы прилетели после полудня.

— Ох, почему не пришла раньше?

— Ходж завалил делами, сама понимаешь.

Если честно, я просто оттягивала этот момент. Я оттягивала разговор со всеми: и с Саймоном, и с Джейсом, которого еще не успела застать (и, честно говоря, не хотела) и, вот, с родной матерью тоже.

Если бы не Изабель, я бы и дальше отсиживалась в своей комнате, разговаривая сама с собой.

— Милая, ты и, правда, кажешься уставшей! Может, что-то случилось?

Джослин всегда была проницательна.