— Как быстро пролетело время, я даже не заметила, — Рената тяжело вздохнула и добавила: — Странная эта субстанция — время. Его можно тратить, но нельзя сохранить. Оно может утекать, как песок сквозь пальцы, а может тянуться, как патока. И ты порой не замечаешь, как минуты складываются в часы, а часы в дни и года. Хотя для нас это не имеет никакого значения.

— А для меня тоже? — спросила Николь.

— Пока не знаю, — в голосе Ренаты слышалась печаль. — И это меня очень беспокоит.

— А в чём проблема? — Николь пожала плечами. — Вот ты же не стареешь, и папа, и Стеф. Почему ты думаешь, что у меня будет по-другому?

— Я не знаю. Просто я вижу, что ты становишься другой.

Николь придвинулась ближе к зеркалу и стала всматриваться в своё отражение. Никаких изменений она не отметила и решила, что мама, как всегда, преувеличивает.

— Но ведь так должно быть. Ведь ты же взрослела до определённого возраста, а только потом остановилась.

— Но мы не знаем, остановишься ли ты.

Николь повернулась к Ренате и обняла её.

— Мам, даже если мне отмерен не такой срок, как тебе или папе, а просто человеческий, это тоже немало. И всё у нас будет отлично.

Она снова повернулась к зеркалу и занялась макияжем.

— Мам, а почему вы пригласили мне в наставники Стеф, а не кого-нибудь из папиных родственников? У них же есть наставники?

— Есть, но таков был уговор между старейшинами. А почему ты спрашиваешь? — насторожилась она. — У вас со Стеф проблемы?

— Нет, что ты. О таком наставнике можно только мечтать. Вот бы она всегда была рядом.

— Я бы тоже этого хотела. Но это невозможно, — Рената грустно улыбнулась.

— Мам, ну ты чего? — Николь её приобняла. — У твоей дочери сегодня знаменательное событие, а ты грустишь. Скоро праздник. У тебя всё готово?

— Я забыла поставить охлаждаться напитки, — спохватилась Рената. — Тони, — крикнула она, — неси напитки в холод!

Николь улыбнулась и подумала: «Как тебя легко переключать. Вот от кого у меня та же реакция».

Почему-то ей вспомнилось детство. Счастливая пора. Состояние абсолютного счастья и родительской любви. Когда она была ещё совсем маленькой, они жили в северной части Новой Зеландии. Она помнила тёплые зимы и нежаркое лето, качели возле дома в виде лодочки и большое количество детворы, собиравшиеся, на оборудованной Тони, детской площадке. Вспоминая то время, Николь окунулась в эмоции, которые вызывали у неё те незабываемые годы.

Когда ей исполнилось пять лет, Тони пригласили преподавать в университет Отаго и они переехали в Данидин. Но Ренате там не понравилось, и, через некоторое время, их семья перебралась на западное побережье в Куинстаун.

Их новый дом, стоящий на невысоком холме, мало чем отличался от других домов, расположенных рядом. Участки отделялись друга от друга сплошной стеной из плотно посаженных кустарников и деревьев, которые казались Николь очень большими. Она помнила, как испуганно жалась к Ренате, когда они поднимались вверх по каменной дорожке и не хотела отпускать её руку, пока они не вошли внутрь своего жилища.

Вокруг дома была огромная лужайка, и Ренате пришлось приложить немало усилий, чтобы превратить это место в райский уголок. Она посадила рододендроны, которые со временем разрослись и разделили территорию на небольшие зоны, ярусами спускающиеся куличной дороге.

Постепенно они влились в жизнь местного сообщества, познакомились с соседями. У Николь появились друзья, с которыми она потом начала ходить в школу.

Мама занималась домом, а отец продолжал преподавать в университете. А через некоторое время он увлёкся виноградарством и параллельно с преподаванием стал ещё и производить вино. Бизнесом это было назвать сложно, но доход его хобби приносило.

Отец периодически уезжал то в научные экспедиции, то на виноградники. Их у него было несколько, и самый дальний находился в нескольких часах езды от дома. Когда он собирался в поездку, мама грустила и называла его странником, которого всё время куда-то несёт.

Николь помнила, какими были их встречи. Они как будто не виделись вечность, а не каких-нибудь два-три дня. Родители нежно держались за руки, а когда их взгляды встречались, они молча «разговаривали» глазами. Для Николь это было так необычно, что она не могла оторвать от них взгляд. Мама смущалась, а отец тихо посмеивался и всегда задавал один и тот же вопрос: «Ну что, ребёнок, как дела?».

А Николь всегда отвечала: «У меня всё хорошо, папа».

Вот так, окружённая любовью и заботой, она прожила до самого окончания школы. И когда настала пора определяться с дальнейшей учёбой, Николь выбрала университет Кентербери в Крайстчерче.

— Почему так далеко от дома? — недоумевала Рената.

— Там лучший биологический факультет, — пояснила Николь, — и потом, я уже давно участвую в их исследовательских программах. И у меня есть возможность быть зачисленной без испытательного срока в «Клуб биоманов».

Но Ренату все эти аргументы не убедили. Она была против отъезда Николь так далеко.

— Мам, это же не другой конец света. В наш университет едут со всех уголков мира

— и ничего.

Тони тогда её поддержал и принялся успокаивать жену:

— Не переживай, ты можешь вначале пожить с ней, а я буду к вам приезжать. И потом сейчас столько возможностей для общения: телефон, скайп и куча всего другого. А когда Николь освоится, и у неё появятся друзья, ты сможешь уехать.

Через некоторое время, под их общим напором, Рената согласилась. «Видимо, именно тогда у неё созрел план пригласить Стеф для моего сопровождения», — пришла к Николь догадка.

— Николь, мне нужна твоя помощь, — раздался голос Ренаты из сада.

— Иду, — крикнула она и побежала вниз.

В саду уже всё было готово к предстоящему празднику: натянуты навесы над площадками для гостей, расставлены столы и стулья. В отдалении была небольшая сцена с местом для танцев.

— Вот это да, — Николь удивил размах предстоящего торжества. — Мама, сколько гостей ты пригласила?

— Не очень много. Не переживай, — отмахнулась Рената. — Лучше скажи, где будем размещать твоих друзей, а где взрослых?

— Нам поближе к танцполу, а взрослых — подальше.

Рената позвала помощников, и они принялись развешивать шары и световые гирлянды. Стеф расставляла вазы с цветами.

— Ну как тебе? — поинтересовалась она у Николь.

— Масштабно, — радостно произнесла та. — И мне очень нравится.

— Ну вот, а ты не хотела, — улыбнулась Стеф ей в ответ.

— А теперь очень хочу. И жду уже не дождусь, когда всё начнётся, — Николь схватила её за руки и закружила.

«Какой ты ещё ребенок», — подумала Стеф, кружась вместе с ней. Ей стало немного грустно, что в её жизни никогда не было подобного праздника.

Время пролетело незаметно, и когда стали появляться первые гости, Николь была ещё в домашней одежде.

— Ты ещё не готова? — всплеснула руками Рената. — Быстро переодеваться! И не забудь про линзы.

Зайдя в свою комнату, Николь ахнула. На кровати лежало обалденное платье оливкового цвета, расшитое золотыми узорами. А рядом, на подушечке, — заколка для волос в виде двух скрещённых золотистых ромбов, украшенных разноцветными камнями. На полу стояли лодочки в тон к платью. А на зеркале висела сумочка-клатч на золотой цепочке, которую она давно присмотрела в магазине. Николь не решилась её тогда купить, стоила она дорого.

— Стеф, — улыбаясь, произнесла она, снимая сумочку и вешая её на плечо. Она привезла с собой наряд в котором хотела появиться на празднике, но этот нравился ей больше.

Покрутившись перед зеркалом, она присела на кровать.

Вот и настал этот день — день её восемнадцатилетия. Сколько было тревог и переживаний! И уж никак не предполагалось, что в его преддверии произойдёт так много событий и изменений в её сущности. Но сейчас она чувствовала только радостное возбуждение от предстоящего праздничного события. И больше ни о чём ей думать не хотелось.