— Ничего не долго, девочка только прошла рубеж. Я считаю, что рано оставлять их без присмотра, — настаивал Шеннон, усаживаясь в кресло напротив. — В последнем отчёте Стефани писала, что проявления начались.

— Да, я его читал, — Владимир подлил из графина себе в кубок и вопросительно посмотрел на Шеннона, предлагая ему напиток. Тот отрицательно покачал головой.

— Но там, по отчёту наставницы, все проявления в основном с нашей стороны, и лишь кое-что — от папочки.

— Но это сейчас, — Шеннон понизил голос. — А потом? Мы можем ничего и не узнать.

— Но при ней наш наставник, — Владимир многозначительно посмотрел на Шеннона.

— И у неё договор на сопровождение.

— Да, но Стефани в своё время тоже была замечена в связях со стаей.

— Что ты этим хочешь сказать? — насторожился Владимир. — Ты ей не доверяешь?

— Нет, дело не в этом, — Шеннон поджал губы. — Просто всё ли мы знаем? Надо обязать Стефани присылать отчёты чаще и подробнее, а лучше — привозить их лично, чтобы мы могли задать ей интересующие нас вопросы.

— Ты же понимаешь, что для этого у меня должен быть весьма весомый предлог? Шеннон понял, что битва выиграна и произнёс:

— А никакого предлога не надо. Насколько я знаю, контракт на сопровождение Николь заключён на четыре года. Так что мы можем попросить Стефани время от времени информировать нас о состоянии дел. Я думаю, она нам не откажет.

— Хорошо, — Владимир встал с кресла, давая понять, что разговор окончен. — Скажи Герману, чтобы пригласил ко мне Стефани.

Шеннон встал с кресла и, улыбаясь, направился к выходу.

— Шеннон, — окликнул его Владимир уже в дверях. — Скажи, а не связан ли твой интерес с той историей с Габриель? Не коришь ли ты себя за столь скоропалительно принятое тогда решение?

— Нет, — Шеннон прищурил глаза: — Я об этом вообще не думал. До встречи, — и вышел за дверь.

«Думал, думал, — отметил про себя Владимир, глядя на закрывшуюся дверь. — Что- то ты темнишь, мой старый друг. Уж слишком рьяно взялся ты за эту семейку».

Решив посмотреть, что происходит сейчас в жизни Николь, он представил её и удовлетворённо улыбнулся, услышав молодой радостный голос.

Владимир совсем недавно начал слушать Николь. Это произошло случайно. Получив приглашение на её восемнадцатилетие, он попросил Германа принести фото девушки. Взяв его в руки, он почувствовал, как по рукам пробежали змейки. А взглянув на её изображение, почувствовал такую энергетику, что невольно выронил фото из рук.

Простояв несколько минут в оцепенении, он подобрал снимок с пола. Не решившись снова на него взглянуть, положил в ящик стола и в задумчивости уселся в кресло. Если на него так воздействует всего лишь её изображение, то, что будет при личном знакомстве?

На день рождения Николь он отправился с некоторым опасением, так и не найдя объяснения случаю с фото. А когда там, в беседке, он протянул ей шкатулку с медальонами и случайно коснулся её руки, то почувствовал энергетический разряд, а с ним пришла и масса видений, её видений. Он не показал вида, что растерян от произошедшего, и поспешил ретироваться.

С тех пор он подсматривал за Николь, которая и не подозревала о присутствии в её жизни незримого свидетеля.

Периодически получая письменные отчёты от Стефани о происходящих с Николь изменениях, он, читая их, удовлетворённо кивал головой в знак согласия, потому что был ментальным свидетелем происходящего с ней. Но то, что эта информация для него не новость, он не говорил никому, даже Шеннону.

Когда у него было желание узнать, что происходит в её жизни, ему стоило только воспроизвести в мыслях её образ. И тогда он видел события глазами Николь и слышал её мысленные оценки. И это его забавляло.

Правда, в последнее время он слышал её не всегда и лишь обрывками. Это его раздражало, потому что приходилось самому додумывать и догадываться, что в данной ситуации могла решить эта девочка. Но наблюдение он не прекращал.

«Она взрослеет, и у неё развиваются новые способности, — решил он. — Скорее всего, она начала чувствовать меня и, возможно, подсознательно ставит блок. Посмотрим, посмотрим, что из этого получится».

С утра Николь чувствовала себя неважно. Голова была тяжёлой, перед глазами плавали чёрные мушки, в животе пробегали волны. И наваливалась такая усталость, что хотелось прилечь, что было для неё совсем не характерно. Она ничего не сказала Стеф и отправилась на занятия. Но на лекции ей снова стало нехорошо, и она пожаловалась Стеф.

— А почему сразу ничего не сказала? — насторожилась та.

— Я не думала, что это серьёзно.

— Это очень серьёзно, — голос Стеф был полон тревоги. — А раньше у тебя были такие ощущения?

— Чтобы так явно — не было, — пожала та плечами. — Что-то иногда накатывало, но быстро проходило. А сегодня как-то совсем плохо.

— А не было ощущения, что ты как будто в другом месте?

— Нет, — испуганно произнесла Николь. — Стеф, что происходит?

— Если это то, о чём я думаю, то тебя поставили на прослушку, — она задумалась. — Теперь бы узнать, кто тебя слушает.

Николь ничего не понимала, а Стеф молчала и не торопилась ей что-то объяснять.

— Мне нужно научить тебя ставить блок, — наконец произнесла она. — Но для этого нужно полное сосредоточение. Здесь это невозможно, — она обвела взглядом аудиторию, полную студентов. — Пойдём-ка на твоё тайное место.

— А как же лекция?

— Лекция подождёт. Сейчас это важнее.

В парке на тайном месте Николь никого не было. Они уселись прямо на траву, друг напротив друга.

— Ты как? — Стеф вглядывалась в её лицо, пытаясь уловить какие-нибудь изменения.

— Да вроде отпустило, — облегчённо вздохнула Николь.

— Тогда смотри прямо в центр моей ладони, — Стеф подняла руку на уровень глаз Николь. — Не отрывай взгляд, что бы ни происходило.

Она принялась водить рукой в разные стороны, то приближая ее к лицу Николь, то отдаляя. Так продолжалось какое-то время, и наконец, Николь взмолилась:

— Стеф, я устала. Глаза слезятся.

— Чувство усталости такое же, как было, или другое?

— Совсем не такое.

— Значит, всё-таки прослушка, — утвердительно сказала Стеф. — Ладно, посмотрим, кто кого.

— Так это ещё был не урок? — разочарованно произнесла Николь. — А я думала, что страдаю для дела.

— Конечно для дела! Должна же я была убедиться, что это было не кишечное расстройство и не перенапряжение глаз от компа. А вот теперь начнём учебу. Закрой глаза и мысленно сосредоточься на моём образе.

Николь представила лицо подруги и тут же услышала её команду:

— Глаза не открывай. Растушуй меня.

— Это как? — спросила Николь, но глаз не открыла.

— Мой образ должен тускнеть, а потом исчезнуть совсем.

Николь попробовала, но у неё ничего не получилось.

— Не могу, — разочарованно произнесла она и открыла глаза. Стеф рядом не было.

— Стеф, ты где? — испуганно произнесла Николь, оглядываясь по сторонам. И тут же увидела невдалеке идущую в её сторону подругу. Ничего не понимая, она тряхнула головой.

Подойдя к ней, Стеф молча села рядом. Николь в растерянности смотрела на неё. А та опять приказала ей закрыть глаза, представить её образ и растушевать. И снова у Николь ничего не получилось, и она, открыв глаза, опять не увидела Стеф рядом.

— Стеф, что происходит? — спросила она, когда та вернулась и села с ней рядом.

— Когда ты, закрыв глаза, слышишь мои команды, меня уже рядом нет. Ты их получаешь мысленно, потому что настроилась на мой образ. А вот сделать пока ничего не можешь. И я тебя тоже вижу и слышу. То же происходит, когда тебе становится плохо. Кто-то следит за тобой. Ты его не видишь и не знаешь, а он за тобой смотрит и слушает. Вот это и есть прослушка.

— Неужели так можно? — ужаснулась Николь.

— Как видишь, можно. И этот кто-то очень сильный.

— Ты знаешь, кто это?

— Пока нет. Но я думаю, что он себя проявит. Давай придумаем какой-нибудь знак, чтобы я знала, что ты его чувствуешь.