— Составляю проект завещания, — радостно доложил он Элану. — Решил оставить свой мозг науке.

Элан снял пальто и повесил его в своей клетушке.

— Не забудь послать себе чек за эту юридическую услугу. И помни, что половина причитается мне.

— А ты подай на меня в суд — как раз и попрактикуешься. — Том распрямился. — Ну, какие у тебя дела?

— Нуль. — Элан сжато изложил суть своей беседы в иммиграционной службе.

Том задумчиво поскреб подбородок.

— А этот мужик Крамер совсем не дурак. Разгадал-таки наш ход с затяжкой времени.

— Сдается мне, наша с тобой идея не столь уж оригинальна, — с грубой прямотой признался Элан. — Скорее всего ее уже не раз опробовали.

— В юриспруденции, — нравоучительным тоном произнес Том Льюис, — не существует оригинальных идей. Только бесконечные мутации старых. Ладно, и что дальше? Беремся за план-два?

— Зачем же такие громкие слова? И не план это вовсе, сам знаешь, а безрассуднейшая из самых смелых попыток.

— Но ты все равно попробуешь?

— Обязательно, — Элан кивнул. — Хотя бы только для того, чтобы насолить этому самодовольному Крамеру с его ухмылками. — И добавил вполголоса:

— Если бы ты знал, как мне хотелось бы приложить этого подонка в судебном процессе!

— Вот это по-нашему! — хохотнул Том Льюис. — Ничто так не украшает жизнь, как чистосердечная ненависть. — Том наморщил нос и шумно потянул воздух. — Вникаешь, какой аромат у этого соуса к спагетти?

— Чую, — ответил Элан. — И если не прекратишь пожирать их только потому, что за ними тут недалеко ходить, через пару лет превратишься просто в жирного борова.

— Куда там, — отмахнулся Том Льюис. — Мне бы наесть щеки да тройной подбородок — как у адвокатов в кино. На клиентов это производит неизгладимое впечатление.

При этих словах без стука распахнулась входная дверь и в крошечную приемную вонзилась длиннющая сигара, за которой следовал коренастый тип с заостренным подбородком, одетый в замшевую куртку и видавшую виды шляпу, залихватски сдвинутую на затылок. В руках он держал фотокамеру, на плече грузно висел кожаный кофр. Проталкивая слова вокруг сигары, он спросил:

— И кто тут из вас Мэйтлэнд?

— Ну, я, — признался Элан.

— Будем делать картинку, только скоренько, в последний выпуск, — приказал фотограф и начал готовить свою аппаратуру. — Спиной к книжкам, Мэйтлэнд!

— Извините, конечно, за вопрос. — поинтересовался Том Льюис. — Но какого черта здесь происходит?

— Ах да! — спохватился Элан. — Как раз собирался тебе рассказать. Проболтался я, так что можешь считать, что у нас теперь есть план-три.

Капитан Яабек только принялся за обед в своей каюте на “Вастервике”, когда перед ним предстал слегка запыхавшийся Элан Мэйтлэнд. Как и в предыдущее его посещение, в капитанской каюте царили уют и порядок, глаз радовали тщательно протертые дубовые панели и до блеска надраенная медь. Небольшой квадратный столик сейчас был отодвинут от стены и покрыт белоснежной скатертью, на которой сияло начищенное столовое серебро. Капитан Яабек как раз собирался положить себе из большой открытой посуды какое-то блюдо, приготовленное из нашинкованных свежих овощей. Увидев входившего Элана, он отложил лопаточку и вилку и церемонно встал ему навстречу. Сегодня капитан был одет в костюм из коричневой саржи, но по-прежнему оставался в старомодных матерчатых шлепанцах.

— Простите, ради Бога, — извинился Элан. — Не знал, что вы обедаете.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Мэйтлэнд, — капитан Яабек приглашающим жестом руки указал Элану на зеленое кожаное кресло и вновь сел за стол. — Если вы сами еще не обедали…

— Обедал, спасибо, — на самом деле Элан отклонил предложение Тома Льюиса, зазывавшего его на спагетти, и наспех перекусил сандвичем и стаканом молока по дороге на судно.

— Возможно, это и к лучшему, — капитан указал на посуду с овощами. — Такой молодой человек, как вы, едва ли найдет вегетарианскую пищу удовлетворительной.

— А вы разве вегетарианец? — искренне удивился Мэйтлэнд.

— Уже много лет. Некоторые считают это… — он запнулся, подыскивая слово. — Как по-английски?

— Бзик, — выпалил Элан и тут же пожалел, что поторопился с подсказкой. Капитан Яабек улыбнулся:

— Да, некоторые именно так и называют. Совершенно несправедливо, должен заметить. Вы не будете возражать, если я продолжу…

— Конечно, пожалуйста, прошу вас. Капитан мерно прожевал несколько ложек овощной смеси. Потом, приостановившись, сказал:

— Вегетарианство, как вам, видимо, известно, мистер Мэйтлэнд, древнее христианства.

— Нет, этого я не знал, — признался Элан. Капитан кивнул в подтверждение своих слов.

— Причем на много столетий. Истинный приверженец вегетарианства верует, что жизнь священна. Поэтому все живые существа должны иметь право наслаждаться жизнью без страха ее потерять.

— А вы сами в это верите?

— Да, мистер Мэйтлэнд, верю, — капитан положил себе еще немного овощей. Он, похоже, что-то обдумывал. — Все, видите ли, очень просто. Человечество никак не сможет жить в мире, пока не преодолеет существующее внутри каждого из нас варварское дикарство. Именно эти дикарские инстинкты толкают нас убивать другие живые существа и употреблять их в пищу, и те же самые дикарские инстинкты втягивают нас в ссоры, в войны и в конце концов, возможно, приведут нас к самоуничтожению.

— Интересная теория, — заметил Элан. Он подумал, что норвежец не перестает его удивлять все новыми и новыми сторонами своего характера. Теперь Элан начал понимать, почему на борту “Вастервика” Анри Дюваль встретил больше доброты, нежели в любом другом месте.

— Да, теория, как вы говорите. — Капитан выбрал финик из небольшой кучки на закусочной тарелке. — Но, увы, как и у каждой теории, у этой тоже есть свое уязвимое звено.

— Как это? — полюбопытствовал Элан.

— Можно считать фактом, как сообщают ученые, что растительная жизнь также обладает своего рода способностью понимать и чувствовать, — капитан Яабек прожевал финик и аккуратно вытер пальцы и губы салфеткой. — Мне рассказывали, мистер Мэйтлэнд, что существует столь чувствительный аппарат, что он слышит предсмертные крики груши, которую очищают от кожуры и режут на дольки. В конечном итоге вегетарианцы оказываются столь же жестокими к беззащитной капусте, как и мясоеды к корове или поросенку.

Капитан улыбнулся, а у Элана мелькнуло подозрение, что над ним — пусть и незлобиво — подшутили.

Переходя на деловой тон, капитан спросил:

— Итак, мистер Мэйтлэнд, чем мы можем вам помочь?

— Есть пара вопросов, которые мне бы хотелось обсудить, — ответил ему Элан. — Нельзя ли пригласить моего клиента?

— Конечно. — Капитан Яабек прошел через каюту к настенному телефону, нажал кнопку и бросил несколько коротких фраз в микрофон.

Возвратившись, он недовольно сообщил:

— Мне сказали, что ваш клиент помогает чистить трюмы. Я распорядился, чтобы он пришел.

Через несколько минут раздался нерешительный стук в дверь, и в каюту вошел Анри Дюваль. Он был в замасленном комбинезоне, пропахшем мазутом. На лице и взъерошенных волосах темнели пятна машинного масла. Он стоял перед ними, застенчиво тиская в руках вязаную шерстяную шапочку.

— Добрый день, Анри! — поздоровался Элан. Юноша ответил ему несмелой улыбкой. Он смущенно оглядел свою перепачканную одежду.

— Не волнуйся, — успокоил его капитан. — Не надо стыдиться доказательств добросовестной работы.

И для Элана добавил:

— Боюсь, наши иногда злоупотребляют добротой Анри и дают ему поручения, от которых другие предпочитают уклониться. Но он выполняет их охотно и хорошо.

При этих словах Анри расплылся в улыбке.

— Сначала я чистить судно. Потом я чистить Анри Дюваль. Оба очень грязный.

Элан рассмеялся. Капитан угрюмо усмехнулся.

— То, что сказано о моем судне, увы, правда. Так мало отпускают денег, в команде не хватает людей. Но что касается нашего молодого друга, я бы не хотел, чтобы он всю жизнь употребил на его приборку. У вас, вероятно, есть какие-то новости, мистер Мэйтлэнд?