— Как же хорошо только вдвоем, — неожиданно заявила Маргарет. — Сколько нам осталось до Вашингтона?
— Боюсь, что нам с тобой уже ничего не осталось, — ответил муж с кислой гримасой. — Мне еще надо переговорить с Несбитсоном.
— И никак нельзя отложить, Джейми? — Несмотря на вопросительную интонацию, слова ее прозвучали скорее утверждением.
— Извини, дорогая, — ответил он огорченно. Маргарет вздохнула.
— Я так и знала — уж слишком все было хорошо. Ладно, пойду прилягу, чтобы вам не мешать.
В дверях маленькой спаленки она приостановилась и спросила:
— Собираешься задать ему трепку?
— Да нет, если только сам не напросится.
— Надеюсь, у вас все обойдется без резкостей, — серьезно проговорила Маргарет. — Он такой несчастный старичок. Я всегда представляю его себе укутанным пледом в инвалидной коляске, которую катит такой же дряхлый старый солдат.
Премьер-министр расплылся в улыбке:
— Всем отставным генералам можно пожелать того же самого. К несчастью, сами они хотят либо сочинять книги, либо заниматься политикой.
Когда Маргарет скрылась в спальне, Хауден вызвал стюарда и передал через него изысканно вежливое приглашение генералу Несбитсону зайти к нему в салон.
Глава 3
— Выглядите вы просто прекрасно, Адриан, — заявил Джеймс Хауден.
Адриан Несбитсон, удобно устроившись в глубоком мягком кресле, где до него сидела Маргарет, и поигрывая стаканом виски с содовой в пухлых розовых ладошках, радостно кивнул головой в подтверждение этих слов.
— В последние несколько дней чувствую себя первоклассно, премьер-министр. Похоже, избавился наконец от проклятого катара.
— Рад за вас, рад. Думаю, вы в последнее время перетрудились. Впрочем, как и все мы. Видимо, этим и объясняется наша некоторая взаимная раздражительность.
Хауден внимательно разглядывал министра обороны. Старик действительно выглядел значительно лучше, просто можно сказать, отменно здоровым, несмотря на заметно растущую в размерах лысину. Очень помогали этому густые седые усы — любовно подстриженные и ухоженные, они придавали достоинство квадратному лицу министра, все еще хранившему следы солдафонской властности. “Возможно, — подумалось Хаудену, — намеченная им линия поведения окажется плодотворной”. Он, правда, тут же вспомнил предупреждение Брайана Ричардсона о необходимости вести торг с Несбитсоном с крайней осторожностью.
— Как бы то ни было, — ответил ему Несбитсон, — я по-прежнему не разделяю ваших взглядов относительно идеи союзного акта. Уверен, что мы можем добиться от янки всего, чего хотим, ценой куда меньших уступок.
Джеймс Хауден приказал себе сохранять спокойствие, с трудом подавляя поднимавшуюся в нем волну гнева. Он понимал, что ничего не достигнет, если сейчас утратит контроль над собой и, повинуясь порыву, крикнет в лицо старику: “Проснитесь же вы, ради Бога!” Вместо этого Хауден вкрадчиво произнес:
— Я бы хотел, чтобы вы кое-что для меня сделали, Адриан, если, конечно, пожелаете.
После некоторого колебания Несбитсон все-таки спросил:
— О чем это вы?
— Еще раз обдумайте все как следует: вероятную ситуацию, время, которым мы располагаем, все, что говорилось тогда на заседании, имеющиеся альтернативы — обдумайте все и спросите свою совесть.
— Я уже сделал это, — в ответе генерала прозвучала бесповоротная определенность.
— И все же еще раз, — Хауден попытался вложить в свои слова всю силу убеждения. — В качестве личной мне услуги?
Старик допил виски и отставил стакан. Доброе шотландское согрело его и взбодрило.
— Ладно, — согласился он. — Я не против поразмыслить над всем этим, но предупреждаю, что ответ мой не изменится. Мы должны сохранить нашу национальную независимость, всю — до последней капли.
— Спасибо, — произнес Джеймс Хауден. Он нажал кнопку сигнала, вызывая стюарда, и, когда тот появился, попросил:
— Еще виски с содовой, пожалуйста, для генерала Несбитсона.
Получив от стюарда стакан с напитком, Несбитсон отхлебнул из него и умиротворенно откинулся на спинку кресла, оглядывая салон. Одобрительно произнес с армейской грубоватостью:
— Чертовски приятная обстановка у вас здесь, премьер-министр, должен вам сказать.
Разговор принимал именно то направление, на которое так рассчитывал Джеймс Хауден.
— Да, здесь неплохо, — согласился он, поигрывая стаканом виноградного сока, который стюард опять принес ему вместе с виски для министра обороны. — Хотя мне не так уж и часто приходится всем этим пользоваться. Самолет предназначен больше для генерал-губернатора, нежели для меня.
— Неужели? — Несбитсон казался удивленным. — Вы хотите сказать, что Шелдон Гриффитс летает в таких вот условиях?
— О да, когда бы ни пожелал, — голос Хаудена звучал преувеличенно обыденно. — Генерал-губернатор все-таки является представителем ее величества и имеет право на особое обращение, как по-вашему?
— Полагаю, вы правы, — тон генерала тем не менее выдавал некоторую озадаченность и изумление.
И вновь самым обычным голосом, словно вспомнив по ходу беседы, Хауден проговорил:
— Думается, вы слышали, что Шел Гриффитс собирается будущим летом в отставку. Он уже отслужил семь лет и, похоже, хочет отойти от дел.
— Да, что-то в этом роде до меня доходило, — ответил Несбитсон.
Премьер-министр нарочито тяжело вздохнул.
— Когда уходит в отставку генерал-губернатор, неизбежно возникает трудная проблема — найти ему достойного преемника. Такого, у которого был бы нужный опыт и к тому же желание занять этот пост. Нельзя забывать, что это наивысшая честь, которой страна может удостоить человека.
Хауден пристально смотрел на генерала, который сделал внушительный глоток и осторожно ответил:
— Да, наверное, это так.
— Конечно, — продолжал Хауден, — у этой должности есть и свои недостатки. Слишком много, по-моему, всяких церемоний. Всякий раз почетные караулы, толпы встречающих, артиллерийские салюты и все такое прочее. Кстати, генерал-губернатору по рангу положен двадцать один залп — столько же, сколько и королеве.
— Знаю, — тихо проговорил Несбитсон.
— Естественно, — продолжал Хауден, словно размышляя вслух, — подобные вещи требуют особого опыта и умения. Обычно лучше всего справляются люди, у которых за плечами долгие годы армейской службы.
Вдруг пересохшие губы старого воина слегка раскрылись, Он торопливо провел по ним кончиком языка.
— Да, — произнес он. — Это вы правильно сказали.
— Откровенно говоря, я всегда надеялся, что вы согласитесь взяться за это дело.
Старик широко распахнул глаза.
— Я? — переспросил он едва слышным голосом. — Я?
— Ну, да ладно, — сокрушенно проговорил Хауден, словно отметая саму идею. — Видимо, разговор не ко времени. Вы не хотите выходить из состава кабинета, а уж я тем более не захочу расстаться с вами.
Несбитсон сделал движение, будто пытаясь подняться из кресла, но сдержал себя. Державшая стакан рука дрожала. Он сглотнул, прилагая усилия к тому, чтобы голос его звучал ровно, и частично в этом преуспел.
— Если по правде, то я подумывал уйти из политики. В моем возрасте иногда бывает тяжеловато.
— Да что вы говорите, Адриан? — премьер-министр вложил в свои слова нескрываемое удивление. — А я-то рассчитывал, что мы еще долго будем работать вместе. — Хауден умолк, задумавшись. — Конечно, если бы вы согласились, это сразу решило бы множество проблем. Могу сказать вам, что, как я понимаю, после подписания союзного акта для страны настанут нелегкие времена. Нам потребуется чувство единства и национального самосознания. Я лично считаю, что генерал-губернатор, если этот пост займет достойный человек, сможет внести огромный вклад в достижение такой цели.
На мгновение он усомнился, не слишком ли далеко зашел. Старик поднял взгляд, уставившись ему прямо в глаза. Понять, что выражал взгляд Несбитсона, сейчас было трудно. Недоверие или презрение? Или то и другое вместе в сочетании с безудержным честолюбием? На одно тем не менее можно рассчитывать твердо. Хотя во многих отношениях Адриан Несбитсон был глуповат, но все же не настолько туп, чтобы не понять, что ему сейчас предлагали — сделку, в которой за его политическую поддержку назначалась максимально возможная плата.