Он потряс головой, отгоняя ощущение какого-то наваждения.

Впервые за долгие годы он испытывал к женщине не просто сексуальное влечение, а какое-то другое, куда более сильное чувство. Она его завораживала. Тело, голос, взгляд — да, но не в первую очередь. Прежде всего он был в восторге от нее как от тонкого и ловкого политика. Ведь она смогла так ловко разыграть эту, казалось-бы безнадежную партию. И, если бы не непреодолимая сила в его лице, Османская Империя вышла бы победителем. Дмитрий влюбился в ее мозг. Ведь он-то ладно. Пусть и местного разлива, но гость из будущего. А она? Ему страшно было подумать, чтобы из нее получилось, получи она действительно хорошее образование и реальную власть.

— Ты на меня так смотришь… — загадочно улыбнувшись, произнесла она, немного смутившись. Для вида, разумеется.

— Не обращай внимания, — как-то неуверенно произнес он.

И спустя пару секунд они оба фыркнули, выражая свое отношение к его словам. Даже он сам не сдержался. А потом они расплылись в улыбке. Опять синхронно.

— Твои сыновья примут православие? — После небольшой паузы, поинтересовался он.

— Ты им не оставил выбора. Они малы и слабы. Если они так не поступят, любой сможет отнять у них престол. Пожалуй, ты не оставил выбора никому из сыновей Ахмеда. Хм. А мне говорили, что ты не в восторге от православия. Да и все греческое тебе не по душе.

— Все меняется… — пожал плечами Дмитрий, присаживая рядом с Кёсем и начиная поглаживать ее бедро с превосходной, бархатистой кожей. — Все мы когда-нибудь взрослеем. Когда я понял, что учинили греческие священники, то был в бешенстве. Но после остыл. Подумал. И пришел к выводу, что они просто служили своему господину. А Русь? Она никогда для них не была ни домом, ни Родиной, ни господином. И подобное нужно просто учитывать, не забывая в беседах. У них свои цели, у Руси свои. И отношения нужно строить в форме контракта с четким и неукоснительным соблюдением всех пунктов. Вот как-то так…

— А я?

— Не знаю, — честно покачал головой Дмитрий. — Я женат. Моя вера не позволяет мне иметь вторую жену. Ты — мой грех. Но я не сожалею.

Он как можно более ласково улыбнулся Кёсем, хотя получилось несколько печально. Она ответила ему тем же.

17 декабря 1621 года, Константинополь

Недавно завершилась грандиозная конференция, на которой присутствовали представители всех суверенных государств Европы, а также Абиссинии и Персии. Ради такого дела даже война за Южные Нидерланды скоропостижно закончилась, вернувшись к довоенному положению — к «Status Quo».

Новость о взятие Константинополя христианскими войсками всколыхнула всю Европу от Лиссабона до Москвы, пройдясь волнами радости и воодушевления по широким массам населения. Тем более в столь опасный момент. Ведь турки осадили Вену, и сил отбросить у Фердинанда II просто не было, о чем тоже многим было ведомо. А тут раз — и удар в самое сердце, который разрушает саму суть одной из величайших исламских держав всех времен и народов. Более величественным был только Халифат, да то — не долго.

Но еще больше взволновало широкие массы то, как Дмитрий распорядился своим успехом. Он ведь не только «Новый Рим» освободил, но и смог поставить во главе обширных суннитских владений новых христианских правителей. Возвращая таким незамысловатым способом древние города, так важные для многих христиан. Иерусалим, Антиохию, Александрию и так далее. Мало того, что еще интереснее, во главе этих земель встали вполне законные правители — дети османского султана Ахмеда I. То есть, взяв себе лишь малую толику от великой Империи, он разделил ее между сыновьями и наследниками, вынудив тех принять Христа и став для них всех крестным отцом, гарантировав защиту.

На эту конференцию съехались практически все монархи суверенных государств, так или иначе связанных с той войной и этими монументальными событиями. Исключая, пожалуй, только Филиппа IV Испанского[70] и Фердинанда II Австрийского[71], что ограничились посланниками. Но оно и понятно. После войны 1614 года Дмитрий стал опасен, заняв крепкое второе место в Священной Римской Империи. Да, претендовать на титул Императора Священной Римской Империи он не мог в силу недостатка голосов. Но все равно — опасно, хотя, пока еще с ним можно было мириться. Впрочем, чем дальше, тем меньше. Сейчас же, после снятия осады с Вены и спасения Австрии, а также захвата Константинополя и столь монументальных жестов, популярность Дмитрия в Священной Римской Империи стала невероятно высока. Настолько, что престол Габсбургов в Австрии зашатался и заскрипел самым явственным образом. Мало того — среди Имперских князей сформировалась мощная естественная коалиция вокруг курфюрста Ютландии, который выступал главным защитником прав на свободу совести и веры в державе Фердинанда. А в Богемии так и вообще — слава потомка Пршемысловичей[72] достигла максимального накала!

Так и вышло — проигнорировать конференцию Габсбурги не могли, а приезжать не пожелали. Ладно, что главный конкурент в Центральной Европе, так еще и схизматик. Впрочем, факт православия не остановил ни французского короля Людовика XIII Бурбона, ни самого Папу Римского — Григория XV. Эта конференция явственно показала, что над домом Габсбургов явственно сгущаются тучи.

Еще интереснее дела обстояли с Персией.

Гибель Аббаса и тяжелое поражение новой армии привело к фактическому расколу внутри персидского общества, во главе которого встали два выживших сына Шаханшаха[73]. Мохаммад Мирза возглавил партию традиционалистов, поддержанный кызыл-баши и востоком Персии. А младший Имамгулу Мира, возглавивший партию прогрессистов, засел на западе Персии при поддержке Закавказских феодалов и остатков новой армии. В Константинополь прибыл именно Имамгулу, пожелавший продолжить сотрудничество с Русью.

Иными словами, на просторах Pax Romana и прилегающих землях грандиозные события ни разу не заканчивались. Скорее переходили в новую, куда более масштабную форму. И главным нервом, вызывающим все эти «Потрясения Вселенной» выступал Дмитрий.

Но сейчас, новый Басилевс возрожденной Империи Ромеев отдыхал от трудов праведных. Всего третий день, как успокоились торжества и официальные мероприятия в Константинополе, связанные с конференцией и прочим…. Он вполне довольный собой вошел в небольшой зал для завтрака. Здесь все уже собрались. Самые приближенные к нему.

Завтрак после утреннего моциона и ежедневной тренировки был для Императора чем-то сакральным и чрезвычайно важным, ценным и особенно любимым в общем ряде приемов пищи. И, как следствие, тех, кто поддерживает его в этом деле, он привечал особо. Ева[74] разобралась, что к чему очень быстро, поэтому, стремясь еще больше привязать и расположить к себе Дмитрия — посещала их не только регулярно, но и старалась получить от всего этого дела удовольствие. Ведь притворство рано или поздно заметят и неясно как отреагируют. Поэтому она действовала хитрее и умнее, каждый раз перед приходом на завтрак выстраивая себе массу максимально приятных ассоциаций.

Но не суть.