И выхватил залп из московских же ружей.
Да, османы, как и все прочие, заряжали их обычными круглыми пулями, а не компрессионными. Но все равно — годные «стволы» получались, дешевые, толковые, а главное — с надежными колесцовыми замками.
Человек семьдесят упало.
Тут все было сильно хуже. С малой дистанции легкие пехотные кирасы легко пробивались аркебузами. Хотя, конечно, урон от пули был существенно жиже.
Стрелки пехотного полка сходу ответили залпом из своих штуцеров.
А потом еще одним.
И немедля ни секунды атаковали дезорганизованную столь результативным огнем шеренгу противнику — в штыки. Благо, до нее было рукой подать — метров тридцать. Что, кстати, тонко намекало на очень хреновую стрелковую подготовку османских вояк. Как, впрочем, и большинства прочих. При залповой стрельбе «в ту степь» из весьма несовершенного и весьма «кривого» огнестрельного оружия тех лет особая точность не требовалась. И даже замена его на куда более толковое и точное ничего не изменило. Не успело.
Кирасы и штыки, а местами и тяжелые боевые шпаги, вкупе с выучкой и хорошей физической формой сделали свое дело. Османские стрелки были смяты словно лягушка катком.
А дальше бой собственно и закончился.
Гарнизон был, в общем-то, небольшой. Обслуга орудий и около тысячи стрелков. Плюс дежурные отряды ногаев и черкессов. Стамбул просто не мог себе позволить держать в столь глухом угле действительно большие силы.
Конечно, какие-то силы османов еще отстреливались и держали оборону. Кто-то по домам. Кто-то пытался отстреливаться из-за земляного вала, обращенного к степи. Но долго это не продлилось. Точный стрелковый огонь не оставляли равнодушным никого. А тех, кто заперся в домиках, выкуривали подошедшие штурмовики. Пара гранат в окошко и проблема разрешалась сама собой.
Азов был взят в целом довольно чисто.
Хотя, конечно, Дмитрий был зол из-за столь неудачного картечного залпа и шеренги стрелков за валом, что поджидала его людей…. Везение в этой войне очевидно было куда умереннее прошлых лет, тонко намекая на то, что оно заканчивалось.
Глава 4
5 июня 1621 года, Керченский пролив
Капитан османского галеона был разбужен ни свет, ни заря. Вышел на палубу и с изрядно хмурым видом приник к зрительной трубе. И настроение его тут же упало ниже некуда. Потому как с севера приближалась целая армада «москитов». Дюжина пинасов, девять канонерских лодок, девяносто семь ботов и четыре дюжины больших грузовых стругов. Да, его галеон был сильнее любого из этих кораблей. И даже двух. И трех. Но их что-то было много. Слишком много. На четырех галерах, сопровождавших галеон, настроения были не лучше.
Эскадра пинасов, выстроившись в две колонны по шесть вымпелов, стала расходиться, стремясь охватить османские корабли с двух сторон.
Понимая, что воевать в таких условиях, нет никакого смысла, вражеская эскадра стала отступать. Галеон[46] выбрал якорь, поднял паруса и стал галсами отходить на юг под прикрытием жмущихся к нему галер. Ведь на этом большом корабле имелось достаточно много пушек, чтобы отогнать столь многочисленную мелюзгу, откровенно угрожающую абордажем[47]. Во всяком случае, никто ни на галеоне, ни на галерах не ожидали вступления пинасов в артиллерийскую турель[48]. Не те это были корабли. Легкие, маленькие парусно-гребные суда с небольшим количеством орудий малого калибра больше для противодействия абордажу, чем для нормального морского боя. Никто же на османской стороне не знал, что конкретно эти пинасы были построены совсем иначе.
Больше десяти лет назад Император организовал небольшой опытный бассейн и научно-исследовательскую лабораторию при нем. Строили модели парусных судов, да смотрели, как они ведут себя в разных условиях. Поначалу. Позже, по мере накопления относительно грамотных специалистов, взялись за изучение конструкций. Само собой — начали с небольших проектов. С горем пополам спроектировали бот[49]. Построили масштабную модель. Протестировали на сжатие, скручивание и прочие типовые нагрузки. Изучили что получилось. Переделали конструкцию. Заново протестировали. И так извращались, пока не получили что-то приемлемое по мнению Императора. После чего взялись за канонерскую лодку и грузовой струг. А потом и за пинас. Так что эти неприметные кораблики, сделанные строго по чертежам единым проектом[50], имели не только массу металлических креплений, но и в должной мере усиленный набор, позволяющий нести по четыре шестидюймовых короткоствольных орудия на борт. Мало того — они даже стрелять с них могли вполне свободно, не опасаясь расшатать конструкцию.
Конечно, до больших кораблей эта лаборатория еще не дошла. Пока. Но Дмитрий не смог больше тянуть и решил начинать войну с тем, что было. И так уже его союзники стали криво на него поглядывать, ибо «отмазки» становились все более и более натянутыми. В их глазах, разумеется. Вот зачем ему большие корабли для действий в прибрежной зоне? И так справится. Морских баталий ведь вести не подразумевалось. Ими. Поэтому, когда галеон в окружение галер стал отходить, Дмитрий не предпринял даже попыток его преследовать. Ушел и ушел. Скатертью дорога.
Пинасы вышли на позицию чуть южнее Керчи, прикрывая с канонерскими лодками боты, что решительно направились к берегу.
Бам! Бам! Бам!
Наконец заговорила батарея Керчи, сразу же подняв столбы воды между ботами. Словно проснулась только что.
Бам! Бам! Бам!
Ответили носовые пушки ботов. Небольшие четырехдюймовые короткоствольные нарезные «Единороги» — те самые, что в полковых батареях на полевые лафеты наложены. И чугунные «трехкалиберные»[51] гранаты с инерционным взрывателем озорным роем улетели в сторону противника. Точность была невысока. Все-таки раскачивание по ходу движения было довольно серьезным из-за синхронной работы веслами. Кроме того, при работе орудиями с такой плохой баллистикой, требовалось изрядное мастерство в определении дальности и, как следствие, выставления вертикального угла наводки. Да на подвижной платформе. Из-за чего много снарядов упало где попало. То с сильным недолетом, то с перелетом. Выдерживать относительно верно удавалось только горизонтальную наводку.
Бам! Бам! Бам!
Вновь залпом отозвалась укрепленная батарея на берегу.
Бам! Бам! Бам!
Разрядился борт галеона.
Видя завязку боя капитан османского линейного корабля пожелал хотя бы обозначить участие в нем. А то ведь потом ему на вид поставят столь позорное бегство. И, чего доброго, голову секвестрируют, выбрав козлом отпущения того, кто даже не пытался…
Ничего серьезного у него на борту не было — только пушки от двадцати четырех до трех фунтов. В разнобой. Вот они и ударили на предельную дальность, осыпав ядрами позиции пинасов. Очень неточно. Рассеивание-то у них какое! С такого расстояния только «в ту степь» для шума и стрелять.